— Да, — Павел кивнул, — завтра после собрания мы уйдем вдвоем.
Сашка полночи провела в поисках. Она перевернула вверх дном собственную комнату, потом села на кровать и задумалась.
«Если Надя положила в мою тетрадь какой-то там секрет, значит, она и спрятала тетрадь так, что ее не могу найти даже я. Да что там я! Ее не могли найти, когда перерыли дом вчера после сеанса Ко Си Цина. Куда же Надя ее засунула?»
Она рухнула лицом в подушки. Мысли потекли более размеренно, плавно уходя из головы. А потом она уснула и увидела пенный след за кормой катера. Вода летела в лицо холодными каплями, а ветер запутался в волосах. И солнце, не такое яркое, как в полдень, а мягкое, красное, клонящееся к закату, облизывающее землю ласковым теплом. Ее пальцы впились в руль катера, а на плечах своих она ощутила уверенные руки Павла. Она оглянулась и никого за спиной не увидела, а вокруг вдруг начало сереть, непонятный страх заполз в душу. Она снова посмотрела вперед, но ничего, кроме черноты, не увидела. Катер летел вперед, унося ее в бездну. И там, в темноте вдруг замерцали бледные вспышки белого, зеленого, красного света. Кисть незримого художника прочертила линию, словно раздвигая на миг черноту, показала ей малую гостиную, дрогнувшую от страшного взрыва. Осколки зеркала посыпались на пол, превращая всю картинку в блестящие кусочки, уносящиеся за кормой.
Сашка вздрогнула и открыла глаза. Утреннее солнце бросило на подушку несколько бликов. Воздух был свежим, еще не разогретым июньской жарой. Она потянулась, глянула на часы: без пяти девять.
«Ничего себе подумала! Так проспать».
Она встала с кровати, махнула пару раз руками, разминая затекшие суставы. Потом взъерошила волосы:
«А проблема-то вчерашняя осталась. Нужно найти эту чертову тетрадь. Куда ее Надя могла положить?»
И тут ее осенило:
«Ну, разумеется! Тетрадь не нашли, потому что ее и не искали!»
Искали письма. В связке, в коробке или просто в стопке. Потому что никто, кроме Сашки, не знал, что она записывала бредовые откровения в Хьюстонский университет в тетрадь. А Надя, ища тайник для своего секрета, решила, что Сашкина тетрадь, про которую хозяйка и думать забыла, — лучший вариант. Открыв ее, горничная прочла пару страниц и посчитала записи какими-то неотправленными посланиями. Наверное, она сказала об этом Ко Си Цину. Зачем сказала? Ну, мало ли, может быть, он застал ее с тетрадью в руках, может быть, вызвал на откровения, поразив своими способностями облекать обычные выражения в иносказания. Кто его знает? В одно Сашка не верила, в то, что Косицын действительно мог говорить с душами умерших. Иначе не допустил бы своей страшной кончины.
Она выскочила из комнаты и полетела к лестнице. Дом уже опустел. Она помнила, что отец перенес собрание представителей своих компаний с вечера на десять утра, а это означало, что ни его, ни Виолы, ни Бориса сейчас нет — они все на работе. Виктория, похоже, все еще мирно почивала. Впрочем, после вчерашней подслушанной сцены ей с тетушкой совсем не хотелось общаться. Сашке было неприятно сознавать, что Виктория, которой она доверяла, пожалуй, более чем кому-либо, втянула ее в какую-то свою игру, заставив Серегу притворяться влюбленным в нее.
«Странно это все, — она легко бежала по ступенькам. — И зачем ей понадобился дурацкий спектакль? Хотела скрыть от всех, что изменяет мужу с малолетним любовником? Нет, что ни говори, а Америка людей портит!»
Аркадий Петрович вошел в огромный кабинет и оглядел собравшихся. Мужчины в строгих костюмах численностью более пятидесяти человек разместились за большим овальным столом. Кому места не хватило, сидели на стульях у стен.
«Как сельдей в бочке», — почему-то мелькнуло у него в голове.
Он увидел двух своих адвокатов, трех основных менеджеров, ведающих направлениями денежных потоков, проходящих через просторы его обширной империи. Он кивнул им всем поочередно.
При его появлении переговоры стихли, и все напряженно замолчали. Виола остановилась у него за спиной. За ней врос в пол Борис. Павел с непринужденным видом облокотился о входную дверь. Мамонов обернулся на него. Последнее сомнение кольнуло его, но он отогнал его: «В конце концов, какая разница. Теперь уже все безразлично».
— Как вы понимаете, я собрал вас всех не просто так. Я пригласил вас, чтобы сделать объявление. Отныне наши компании объединяются в одну структуру. При всем уважении к вам, мне, честно говоря, плевать, что вы сейчас думаете. Во-первых, потому что большинство из вас даже не представляют масштаба того предприятия, в котором участвовали последние годы, во-вторых, мои решения не обсуждаются. Особенно решения, связанные с бизнесом. Так уж я привык. Ну… а все остальное вам объяснит директор вновь созданного холдинга Виолетта Аркадьевна Мамонова.
Он не предполагал длинной и проникновенной речи, а сказал то и так, как, собственно, и намеревался. После чего он отступил в сторону, выдвинув вперед Виолу. Та, немного смутившись, кашлянула, кивнула ему и уверенно шагнула к председательскому креслу.
Больше Аркадию Петровичу в этом кабинете было нечего делать. Он повернулся и тихо вышел за дверь. Павел последовал за ним.
Солнце брызнуло в глаза. Мамонов вскинул голову и невольно зажмурился. Ветер прошелся по лицу. Легкие пылинки осели на коже.
— Что дальше?
Они стояли на крыльце огромного здания в центре Москвы. Мимо проходили люди. Многие из них знали его в лицо, но не здоровались, понимая, что должны добиться права здороваться с таким человеком, как Мамонов.
Павел шагнул на тротуар.
— Ну, и что дальше? — повторил свой вопрос Аркадий Петрович. — Какие у нас планы?
Павел повернул к нему голову и улыбнулся:
— Предвкушаешь час расплаты, не так ли?
— Тебе виднее, — он вдруг тоже расплылся в блаженной улыбке. — А знаешь, о чем уже давно мечтал?
— Набить мне морду, я полагаю?
— Да нет. Идем, покажу.
С этими словами Мамонов быстро шагнул на тротуар, по-мальчишески перепрыгнул низкий бордюр и, очутившись на мягкой траве газона, разделяющего пешеходную дорожку с проезжей частью, нагнулся, расшнуровал и снял ботинки, а потом стянул носки и пошел босиком, жмурясь от удовольствия.
— И это все? — Павел даже руками развел.
— Ага.
— Мелко плаваешь.
— Тебе не понять. Вы там на небе небось ботинок совсем не носите. Помучился бы с мое… и вот еще, — он развязал тугой галстук, снял его и сунул в карман пиджака, — намекни там Виоле, если похоронит мое тело в ботинках и галстуке, я к ней по ночам являться стану. Как тень отца Гамлета.
— А тебе не все равно? — усмехнулся Павел.
— Не все равно, раз прошу.
— Нравится свобода?
— Нравится, — честно признался Мамонов, — это здорово. Если бы мне выдалось прожить заново, стал бы бомжом, ей-богу.
— Не стал бы.
— Почем ты знаешь…
— Куда ты теперь?
Аркадий Петрович замер, так и не опустив ногу, занесенную в воздух:
— Это в каком смысле, куда Я ТЕПЕРЬ?
— Я хотел предложить тебе попрощаться с Сашкой.
— Тащить тебя снова в дом. Да я счастлив, что увез тебя оттуда сегодня.
— Неужели не хочешь поцеловать ее в последний раз? — Павел прищурил правый глаз и обнажил белые зубы в добродушной улыбке.
— Небось сам того же желаешь? — Мамонов упрямо мотнул головой. — Не дождешься.
Павел посерьезнел. Даже насупился:
— Я все-таки ошибся в тебе. Какой ты на хрен отец!
— Уж какой есть, — буркнул Мамонов и направился к машине, из которой выскочил шофер и смотрел на своего шефа круглыми глазищами. Еще бы: один, без охраны, ходит по газону босиком и улыбается. Есть от чего прийти в смятение простому человеку!
— Так ты все-таки заедешь домой?
— Ну, если ты такой крюк предполагаешь. Хотя я не настаиваю, — он кивнул окончательно оторопевшему шоферу и повернулся к Павлу, все еще стоящему на газоне: — Разве ты не поедешь со мной?
— Ты же не хочешь этого, — тот сунул руки в карманы брюк и принялся раскачиваться взад-вперед. — У нас же договор. Ты мое условие выполнил, вот и я своих обещаний нарушать не собираюсь. Так что я приду к тебе чуть позже.
— Слушай, — Мамонов потер переносицу, — а ты не боишься?
— Чего?
— Ну, если ничего не случится, ты ведь понимаешь, что…
— Я похож на идиота?
— Есть немного.
— Я приду, — Павел кивнул, повернулся и зашагал к тротуару.
— Ты куда?
— Мне понравилось пиво. Пойду напьюсь на следующую тысячу лет.
Сашка не нашла никого ни в малой гостиной, ни в столовой, заглянула даже в зал, но результат остался прежним, дом словно вымер. Даже следов прислуги не обнаружилось. Она решила передохнуть, пораскинуть мозгами за чашечкой кофе и повернула к выходу, чтобы попасть на кухню через улицу. Но в дверях столкнулась с капитаном Синичкиным.
— Вы что, живете у нас на коврике? — не слишком любезно пошутила Сашка.
Следователь, как всегда, смутился, но ответил:
— Я пришел пораньше, чтобы поговорить с вашим отцом.
— Вот как? Вы все равно опоздали, он уже уехал на работу. И когда вернется, не знаю.
— Вот же незадача. Жаль, мне казалось, что вашему отцу хотелось бы поговорить на эту тему до собрания. Но все равно я подожду, пока он вернется. Я и не хотел мешать ему до ответственного собрания.
Она смерила его изучающим взглядом:
— Какой вы загадочный сегодня.
— В вашем доме, чтобы сохранить жизнь, не стоит раскрывать своих секретов. Никому.
— Кстати, о секретах. Вы как никогда кстати пришли, — она даже улыбнулась ему, чего никогда не делала. Она не считала нужным улыбаться ни Синичкину, ни Ляпову. Эти господа ей с самого начала не нравились. Почему? Да кто их знает, почему. Не нравились, и все тут.
— Хотите раскрыть мне один из секретов?
— Более того, надеюсь остаться в живых после разговора с вами.
— На меня можете рассчитывать. Я еще никого не убил.