Старик кивнул.
– Конечно, конечно, милая. Вы меня не понимаете. Вы – из другой далёкой страны.
Урсула поклонилась. Затем грациозно, словно и впрямь владела навыками гейши, села на пол у ног Бульденежа.
– Кажется, я догадался. Вы прятались в кабинете забора крови. Там вы сняли эту штору, взяли цинковые белила…
«Бедняжка, – сказал про себя Бульденеж, – если бы ты только могла меня слышать».
Он стал гладить её по голове, словно кошку. Урсула сидела покорно, не шевелясь. В её волосах блестел гребень.
– Скажите, между нами, а вы белая гейша или опрокидывающаяся?
Женщина что-то ответила.
Не слышит.
– А хотите анекдот? Прячусь я, значит, за кадкой с фикусом. И слышу – клац! Ключик в замке повернулся. А замок тот не простой – кабинет доктора стережёт. Знаете, кто туда вошёл пятью минутами ранее?
По комнате покатился сиплый шёпот:
– Туда вошла наша Сара!
Пожилой мужчина с хрипотцой рассмеялся.
Урсула долго не реагировала. Только когда старик успокоился и вздохнул, продолжая наглаживать её причёску, она открыла рот и запела. Очень тихую заунывную мелодию.
– Бедняжка…
Старик устало покачал головой и вернулся к газете. Вскоре, когда мотив вырисовался во что-то знакомое, он начал кивать.
– Так вот вы кто, милая…
Томпсон обнаружил Адама Карлсена. Он прятался во мраке на лестничном пролёте, ведущем к чердаку, сидя под деревянной укосиной.
– Это здесь держали Урсулу? – спросил Томпсон.
– Да.
– Интересно, что там.
Карлсен освободил проход к чердачной двери, сказав:
– Полагаю, там кровать.
Томпсон покрутил ручку.
– Закрыто.
– Ничего удивительного.
Они спустились на первый этаж и прошли в оранжерею.
Бульденеж живо их поприветствовал.
– Вот и вы! А где же наша русская птичка? Куда-то забралась, куда-то далеко на этот раз?
– Ольга у себя, – сказал Джеффри Томпсон. – Она рисует.
– А! Вдохновение!
Томпсон с интересом поглядел на Урсулу.
– Скажите, а вы китайская гейша или японская?
Урсула ответила, её никто не понял.
Рука Бульденежа взмыла в протестующем жесте.
– В Китае нет гейш, голубчик, в Китае коммунизм, – сказал он. – Ну что ж вы, дорогой мой, в самом деле, не узнали? Ведь это сама мадам Баттерфляй!
Мадам кто?
– Помните, сына её звали Боль, и она планировала переименовать его в Веселье, когда муж вернётся…
Томпсон мысленно пролистал страницы памяти, раздел странных слов. Среди вагитуса, теллермины и вермахта мадам Баттерфляй нигде не промелькнула.
Старик давал подсказки:
– Брак с инородцем, обращение в христианство… Нет?
Нет. Джеффри Томпсон пристыженно пожал плечами и отвернулся к окну.
Он ничего не знал об искусстве, кроме того, что искусство было не для всех. Зато мог разобрать и собрать винтовку «ли-энфилд» за три с половиной минуты в ледяном поле в безлунную ночь.
За его спиной полилось пение – печальное, тихое. Пела сиротка, просившая кроху со стола богача.
Томпсон неловко глянул через плечо.
Адам Карлсен сидел в кресле и слушал.
Обычно его беспокоило, когда отсутствовала логика, когда что-то лежало не на своём месте, когда домашняя еда готовилась не дома, а опера пелась слабым, тоненьким голосом. При этом оперу он не любил.
Ноздри старика раздулись, глаза закрылись.
– Клянусь, – шептал он, пока звучала песня, – я слышу, как звенит роса в саду предателя в память о чистой душе.
Томпсон улыбнулся и спросил:
– О чём она хоть поёт?
Бульденеж в умилении покачивал макушкой.
– О том, что муж её обманул, уехал в свою далёкую страну и женился на другой.
– А, понятно.
Томпсон вернулся к разглядыванию ночи.
Свет из комнаты падал на снег цветной мозаикой. В пёстром ковре красок мужчина поначалу не заметил тела. Лишь простояв пару минут, он неожиданно понял – в сугробе лежал человек.
Джеффри судорожно вытер сухой рот.
…звенит роса в саду предателя…
– Карлсен, – произнёс Томпсон негромко. – Взгляните.
Молодой человек встал рядом.
– Вы что-нибудь видите?
Карлсен вглядывался, его отвлекал ноющий голос за их спинами.
Через мгновение, разжав напряжённые губы, он прошептал очень недовольно:
– Это должно было случиться.
Глава 7
– Что вы там разглядываете?
Мужчины обернулись.
– Что там? – вопрошал Бульденеж.
– Там человек, – сообщил Карлсен.
– Человек?
Лицо Бульденежа перекосилось. Стало серовато-зелёным. Руки затряслись.
– Вы в порядке? – войдя, спросила Сара.
Горло старика вздрогнуло – он силился сглотнуть.
Она постучала его по спине. При виде Урсулы девушка просияла.
– А вы добрая гейша или злая? Я слышала, что в их мире цветов они делают себе сэппуку и прочие ужасы…
Бульденеж наконец смог сказать:
– Кто он? Что он там делает?
– Лежит в снегу, – сухо констатировал Карлсен.
Песня за его спиной оборвалась.
Позвоночника Томпсона коснулся холод. Норвежское равнодушие его потрясло.
Остальные тупо молчали.
– То есть как это лежит? – встрепенулась Сара. – Ну-ка, отойдите.
Карлсен и Томпсон расступились, Сара прильнула к окну.
– Но… это же халат Ольги…
– Похоже, она выпала из окна, – предположил Адам.
Бульденеж резко встал и произнёс:
– Она жива? Она шевелится?
– Трудно сказать, – Карлсен покачал головой. – Там к тому же метёт.
Сара выбежала из оранжереи и едва не сбила с ног Барбару, идущую по коридору со стопой стираных полотенец. Сообщив ей о лежавшей в снегу Ольге, Сара постучалась в дверь кабинета доктора.
Через минуту Майкл Джейкобс, Сара и Барбара уже стояли над телом. Пациенты наблюдали из комнаты.
Урсула, подобрав своё «кимоно», медленно прошла к мужчинам. При взгляде на картину за окном её лицо не выразило ничего.
Доктор перевернул тело, попытался нащупать пульс.
Ольга была мертва. Из разбитого виска текла кровь.
– Она ударилась о ставню, – монотонно произнесла Барбара. – Это ж надо было умудриться, чтоб так неудачно.
Майкл Джейкобс посмотрел вверх, морщась от сыпавшегося снега. Окно в комнате Ольги было открыто. В процедурной этажом ниже покачивалась приоткрытая ставня.
Из-за угла крикнули:
– Кто здесь?
Вынырнул Патрик с лампой в руке.
– Патрик, нужна твоя помощь, – сказал доктор.
– Это вы тут ходили?..
Он увидел лицо в крови и шарахнулся, его щёки затряслись.
– Она чего… мёртвая?
– Соберись, – велел доктор.
– Да, сэр, сейчас, – Патрик отвернулся и только тогда смог проглотить ком в горле.
Майкл Джейкобс накрыл тело своим плащом.
– Нужно отнести её в дом.
– Разнесите отвар, Барбара.
Барбара с расстановкой ответила:
– На сегодня норма выполнена.
Джейкобс возразил:
– Не время для капризов. Вы же знаете, что такое запоздалая реакция и какие могут быть последствия. Отвар номер шесть.
Барбара изменилась в лице. Взгляд её стал угрюмым, жёстким.
– Сейчас сделаю, – произнесла она.
Вчетвером они вышли из спальни Ольги.
– Нам как, сообщить в полицию? – в нерешительности обратился к доктору Патрик.
Майкл Джейкобс задумчиво поглядел на него.
– Уже ночь, – сказал он. – Заявим утром.
Адам Карлсен заметил:
– Ночь молода.
Томпсон – он курил в стороне – с удивлением на него посмотрел.
– Почему вы это сказали?
– Кто знает, – пожал плечами Карлсен.
В оранжерею вошёл доктор Джейкобс в сопровождении Сары.
– Дамы и господа! Произошёл несчастный случай. Одна из наших пациенток выпала из окна своей спальни. К сожалению, она мертва.
– О… – застонал Бульденеж, хватаясь за сердце. – Какое несчастье…
Томпсон помог ему сесть в кресло.
Доктор опустился на колено и посветил старику в глаза карманным фонариком.
Бульденежа охватила паника. Он пытался отдышаться, сглотнуть, роняя слова:
– Упала… бедняжка… из окна… прямо как моя… моя Ванесса…
Как раз в этот момент в проёме возникла могучая фигура Барбары. Она держала поднос с четырьмя наполненными стаканами.
– Как вы смеете!
Майкл Джейкобс обернулся к ней.
– Барбара, всё в порядке.
– Мистер Джейкобс, я…
– Всё в порядке, – тихо повторил доктор. – Раздайте отвар, а затем проследите, чтобы наши гости разошлись по своим комнатам.
Патрик сложил дрова в сарай. Захватив часть, он вернулся в дом, когда часы пробили одиннадцать.
Из оранжереи доносились голоса.
Патрик оставил дрова у входа в гостиную и постучал в кабинет доктора.
– Войдите, – подал голос Майкл Джейкобс.
Он сидел в кресле. Очки лежали у него на коленях, он устало потирал глаза.
– Сэр. Я хочу рассказать, как было. Короче, я слышал, как она падала.
Доктор очнулся от дум и тяжело вздохнул.
– Я, значит, колю дрова и вдруг слышу, как что-то в снег ударилось. Мне вначале показалось, что это кто-то спрыгнул. Ну, понятное дело, думаю, такого быть не может. Кто прыгать станет? А потом кто-то ходить стал.
– Кто же это был? – нахмурившись, произнёс доктор.
– Не знаю… Я дальше двух ярдов ничего не видел. Темно…
– Куда, по-твоему, шёл человек?
– Тоже не знаю. Я его окликнул, и тут шаги прекратились. Я думал, это мама, но она вроде снег расчищала с другой стороны, у парадного входа. Я ещё подождал немного, а потом вернулся к дровам.
– И больше ничего не слышал?
– Больше не слышал. Я подумал, вдруг вы захотите знать.
– Хорошо, Патрик. Можешь отправляться спать.
– Знаете, сэр, я подумал вот что: а вдруг это волк?
Наступила пауза.
Они помолчали, затем доктор с сомнением произнёс:
– Тебе могло показаться, не так ли? Ведь это могли быть не шаги, а, например, стук топора, отражавшийся от дома.