Но ее первая преданность всегда будет Кингу. И вот почему я до сих пор чувствую себя таой одинокой.
Пальцы, о которых я забыла, были обхвачены моей сорочкой. Я думаю, он отпускает меня, когда его ладонь покидает тыльную сторону моей руки, но вместо этого Дом просовывает свою руку под мою, так что мы оказываемся ладонью к ладони.
Мне приходится глотать.
Непринужденные объятия Саванны — единственное настоящее человеческое прикосновение, которое я теперь получаю.
И, о мой чертов бог, Мне нужно перестать чувствовать такую чертовскую жалость к себе.
«Извини», — шепчу я, безумно надеясь, что он подумает, что я просто расстроена из-за перелета, и не заметит, что от безобидного флирта мы перешли к тому, что я вспарываю себе живот.
«Никогда не извиняйся». Его строгий тон заставляет меня снова поднять глаза.
Я вглядываюсь в его лицо, вникаю в его серьезность. «Никогда?»
«Никогда», — повторяет он.
«Ты никогда не извиняешься?»
«Никогда».
Я сжимаю губы, размышляя об этом. «Почему бы и нет?»
«Потому что я имею в виду все, что я делаю».
«Все?» Не знаю, почему я спрашиваю. В Доминике нет ничего, что не кричало бы об уверенности.
«Да, Валентина. А когда делаешь что-то с целью, тебе не за что извиняться».
Самолет выпрямляется на взлетно-посадочной полосе, затем набирает скорость.
Я позволил скорости прижать мою голову к спинке сиденья, моя шея все еще была повернута, чтобы смотреть на Дома. «Тогда я не извиняюсь».
Я уже даже не помню, за что я извинилась, но знаю, что это правильный ответ, когда Дом кивает головой один раз, прежде чем повторить мою позицию. «Хорошо».
Самолет поднимается, и мы отрываемся от земли.
Мои пальцы крепче сжимают пальцы Дома.
«Изви…» — начинаю я, замечая, что сжимаю его руку, но останавливаю себя.
И выражение лица Дома выражает чистое одобрение.
Я ослабляю хватку, но не отпускаю его, говоря ему: «Обычно я летаю одна».
«Обычно?» — спрашивает он.
Я тихонько усмехнулась, когда подумал об этом. «Я всегда летаю одна. Я не привыкла, чтобы кто-то…» — утешал — «отвлекал меня».
«Я буду рад тебя отвлечь».
Его тон снова становится насмешливым, и я клянусь себе, что останусь с ним в том же духе.
«Как это великодушно с тоей стороны».
Он фыркает и смеется. «Так почему ты всегда летаешь одна? Работаешь?»
«Да. Я разрабатываю веб-сайты. И ты удивишься, как много людей хотят, чтобы вы пришли к ним лично и показали, как все работает». Я качаю головой. «В девяноста процентах случаев я могла бы сделать это, поделившись экраном из своей гостиной. Но, я полагаю, все учатся по-разному».
«Гостиная», — повторяет он. «Ты работаешь на компанию или на себя?»
«Компания. На самом деле она базируется в Чикаго». Дом заинтересованно хмыкает при упоминании своего города, и я не веду себя странно из-за того, что мы все еще держимся за руки. Вовсе нет. «Я некоторое время работала фрилансером на себя, но мне это не нравилось. Я имею в виду, мне нравится моя работа, но я делаю ее ради зарплаты, понимаешь? Это не то чтобы страсть всей моей жизни. А управлять собственным бизнесом — это чертовски много работы».
Дом кивает, как будто понимает, и мне следовало ожидать его следующего вопроса, но он все равно застает меня врасплох. «Какова твоя страсть?»
Я открываю рот, но пространство внутри меня, которое должно быть заполнено страстью, просто… пусто. Пустое пространство, заполненное мертвыми детскими мечтами, которые превратились в пыль задолго до того, как я стала взрослой.
Оставайся позитивной. Оставайся кокетливой. Ты не можешь сказать ему, что в твоей жизни нет ничего, что могло бы тебя волновать. Не на что надеяться.
«Семья», — выдавливаю я из себя.
«Я тоже близок со своей семьей». Дом неправильно понимает мой ответ, но я решаю следовать ему.
Я имела в виду, что мне бы хотелось иметь собственную семью, но этот путь гораздо лучше и менее удручающ.
«Твоя семья живет в Чикаго?» — спрашиваю я, с радостью переводя разговор на него.
Дом фыркает. «Все они, блядь, там».
Это заставляет меня улыбнуться. «Значит, большая семья?»
Он кивает. «Слишком много, чтобы даже запомнить».
«Звучит неплохо».
«Ты с ними не знакома», — шутит он.
Я улыбаюсь ему. «Если они хоть немного похожи на тебя, я уверена, они прекрасны».
Лицо Дома искажается от отвращения. «Прекрасны? Очевидно, я создаю у тебя неверное впечатление, если ты думаешь, что я прекрасен».
«О?» Я поднимаю брови. «И какое впечатление у меня должно быть?»
Он понижает голос на октаву. «Что я мужественный».
Смех вырывается у меня из груди прежде, чем я успеваю его остановить.
Дом делает вид, что ему обидно, но я знаю, что он сказал это так, чтобы пошутить, поэтому я сдерживаю себя, чтобы не извиниться.
«Что-нибудь еще?» — ухмыляюсь я.
Он поднимает свободную руку, загибая пальцы. «Уморительный. Красивый. Отличная шевелюра».
Я демонстративно смотрю на его коротко стриженные волосы.
Дом постукивает себя по виску. «Это по выбору, а не по необходимости».
Я сгибаю свои пальцы в его. «Могу ли я потрогать их?»
Дом опускает глаза на колени, и я пищу. «Волосы!» Затем я издаю еще один звук и добавляю: «Волосы на твоей голове. Очевидно. О, мой бог».
Глубокий смех Дома ослабляет хватку на моих пальцах, поэтому я пользуюсь возможностью выскользнуть и хлопаю себя ладонями по лицу.
«Ангел», — он все еще посмеивается.
Я качаю головой. «Нет. Меня здесь больше нет. Иди поговори с кем-нибудь другим».
Он смеется еще сильнее, нежно сжимая мое запястье.
Я сопротивляюсь его желанию оторвать мою руку от лица, пока не чувствую дуновение его дыхания на своем голом предплечье.
Заглянув между пальцами, я вижу, что он опустил голову и наклонился в пространство между нами.
«Дай мне почувствовать, малышка».
«Я не такая уж и маленькая», — ворчу я.
«Конечно, нет». Он наклоняет голову ближе. «Продолжай».
Дай мне почувствовать.
Я выдыхаю и осторожно кладу кончики пальцев на основание его черепа, прямо там, где начинается линия роста волос на затылке.
Доминик замирает под моим прикосновением — превращается в камень. Но я не останавливаюсь. Я наклоняюсь.
Когда я скольжу пальцами вверх, короткие щетинки щекочут чувствительную нижнюю часть моих пальцев.
Его волосы на удивление мягкие. И я не останавливаюсь. Я не останавливаюсь, когда его волосы касаются моей ладони. Я не останавливаюсь на его затылке. Я позволяю своей руке скользнуть вверх к макушке.
Оказавшись там, я позволяю своей руке немного успокоиться, приглаживая короткие волоски между моей рукой и его головой, когда я скольжу рукой вниз, затем снова вверх. И я определенно не останавливаюсь, когда он наклоняет голову еще дальше ко мне.
«Иисусе», — стонет он. «Как приятно».
Я останавливаю себя, прежде чем согласиться, хотя это так. Это действительно приятно.
А затем, поскольку мне нравится ощущение, когда я делаю это сама, я сгибаю пальцы так, чтобы ногти едва касались его черепа, и провожу рукой вниз к основанию его черепа, слегка почесывая его на всем протяжении.
Когда я добираюсь до его шеи, его плечи сгорбляются, а затем он с содроганием опускает их.
И поскольку я чувствую себя смелой, я провожу ногтями по всей длине его шеи, позволяя своим пальцам скользить по закрученному узору, пока они не достигают воротника его рубашки.
Желая сделать больше, но не уверенная, стоит ли это делать, я теряю смелость и снова опускаю руку на колени.
Все еще наклонившись, Дом поворачивает голову ко мне. «Мне нужно, чтобы ты сделала это еще сотню раз».
«Я могу с этим согласиться», — шепчу я.
Почему я шепчу?
Эти глаза, которые, кажется, видят слишком много, бродят по моему лицу. От одного глаза к другому, вниз по скату моего носа, останавливаясь на моих губах. Кончик его языка смачивает его губы.
Моя грудь поднимается и опускается.
По тому, как на меня действует один его взгляд, я не знаю, хочу ли я испытать больше. Потому что большее может убить меня.
Без предупреждения Доминик наклоняется, почти кладет лицо мне на колени и тянется под сиденье передо мной, чтобы вытащить мой рюкзак.
Я открываю рот, чтобы спросить, что он делает, но он уже расстегивает молнию спереди и достает мой телефон, доказывая, что он обратил внимание, когда я все переставляла ранее.
Снова садясь, Дом поворачивает телефон ко мне. Не передавая его мне, просто позволяя системе распознавания лиц разблокировать его.
Я борюсь со смущением от того, что он видит на моем экране стандартный фон.
Мне показалось, что пляжная сцена красивая, но у меня не было своей фотографии лучше, поэтому я остановился на ней.
Однако Доминик не останавливается, его не смущает мой выбор фона.
Я вытягиваю шею, чтобы посмотреть, что он делает, но он отворачивает от меня телефон и что-то набирает на экране.
Не нужно быть экспертом, чтобы догадаться, что он делает, и он подтверждает это, когда кладет мой телефон себе на колени и достает свой из кармана. Он просто смотрит на него, проверяя, дошло ли сообщение, затем кладет его обратно в карман и возвращает мне мой собственный.
Я открываю свои сообщения, и, конечно же, в верхней части ветки находится исходящее сообщение от меня Большому Парню.
Я поднимаю брови, но Дом просто выхватывает телефон из моей руки и снова вторгается в мое пространство, чтобы вернуть его в рюкзак и запихнуть сумку обратно на место.
«Ну», — говорит он, усаживаясь обратно на свое место. «Если бы ты дала мне прозвище, с которым можно работать, я бы его использовал. Но, похоже, только один из нас любит прозвища. И, жена, — он бросает на меня взгляд, — «если ты Коротышка, то я Большой Парень».
Жена? Ага.
Мне удалось избежать необходимости отвечать, когда бортпроводник подкатил тележку к локтю Доминика и спросил, что бы мы хотели выпить перед ужином.