– Да, кофе, пожалуйста.
Соседка положила в рот большой кусок торта и ушла на кухню, чтобы налить воды в кофеварку. Услышав шаги на лестнице, я повернулась и увидела ту самую женщину, которая всегда подглядывала за нашим домом. Она мельком взглянула на меня и направилась на кухню помочь хозяйке.
– Все в порядке, я сама, – сказала Ынха.
Хозяйке дома на вид было за сорок, и она уважительно разговаривала с помощницей. Кто еще живет в этом большом доме? Если судить по мебели и общей атмосфере, скорее всего, здесь нет детей. Меня охватило любопытство, но я решила, что задавать личные вопросы будет невежливо, поэтому воздержалась.
– А это Юн Мирён, она живет со мной здесь, – заметив мой взгляд, представила ее Ынха.
– Здравствуйте, – уверенно поздоровалась Мирён с заметным китайским акцентом.
– А как так получилось? Вы ведь, наверное, не родственницы… – я знала, что эта женщина была помощницей, но притворилась, что не в курсе, чтобы удовлетворить свое любопытство.
– Нет, я просто здесь работаю, – Мирён быстро ответила мне.
– Вообще, это дом моего отца. Он долго жил в Пхангё, поэтому при реновации мы получили здесь участок и построили дом. Но отец заболел, и Мирён стала его сиделкой. Как вы уже поняли, я очень занята, – она коротко усмехнулась. – Отец умер в прошлом году, и теперь та помогает мне по дому. Она вроде как сожительница.
Я не могла понять, почему она предоставляет комнату и питание наемной работнице. Дом казался слишком большим для двух женщин. И потом, по ее словам, когда Ынха занята работой, дом полностью оказывается в распоряжении Мирён. Этот дом явно слишком хорош для нее.
– А по какому поводу вы зашли?
Ынха подала мне кофе и села на диван. Ее улыбка казалась дружелюбной, но я чувствовала в ней напряжение, словно мое присутствие мешало ей заниматься чем-то важным.
– У меня есть одна просьба.
Меня беспокоило, что Мирён на кухне могла подслушивать наш разговор, но я бы не посмела просить ее уйти.
– Пожалуйста, говорите.
– Там… на втором этаже у вас камера, которая смотрит в сторону дороги… Могу ли я проверить запись с нее? Кто-то бросил пакет с мусором у наших ворот, а наша камера тогда не работала.
– Пакет с мусором?
Конечно, никто никогда не выбрасывал мусор у нашего дома. На самом деле я хотела узнать, выезжал ли муж из дома на машине ночью 9 апреля.
– Хм, даже не знаю. За какой день вам нужно посмотреть запись? – когда в разговоре возникала пауза, Ынха старалась заполнить ее громким смехом, но на этот раз она холодно переспросила.
– Думаю, это было в прошлую субботу, в ночь с 9 на 10 апреля.
– Хм…
Ынха на мгновение задумалась, подперев рукой подбородок.
– Давайте так: я проверю записи за тот день и дам вам знать, если увижу что-то необычное. Но почему бы вам не заявить о незаконном выбросе мусора?
– Дело в том, что… я не хочу раздувать эту проблему.
– Ах, вот оно что. Но все же такие вопросы лучше решать через официальные каналы. На записях с нашей камеры могут быть личные моменты, поэтому я не могу так просто их показать. Я проверю и свяжусь с вами.
Я ожидала без проблем увидеть сохраненные записи и не была готова к отказу. Услышав его, ощутила, как лицо невольно заливается краской от стыда. Мирён внимательно смотрела на меня, растерянную и не знающую, что делать дальше. Ее взгляд напоминал кошку, с интересом наблюдавшую за загнанной в угол мышью.
Я попрощалась и почти бегом направилась домой. Теперь они будут считать меня беспомощной и глупой. Я хотела, чтобы они восхищались мной, а не видели меня в таком нелепом свете. Чувство собственного достоинства было подорвано, и я ощущала себя так, будто не способна ни на что, кроме как подражать рецептам кексов из известной пекарни.
В каком-то смысле я ничем не отличалась от Мирён. Мы обе жили в одном районе, в домах примерно одного класса и занимались одинаковыми домашними делами. Разница была лишь в том, что та работала ради денег, а я – ради счастья мужа и ребенка. Меня раздражала Мирён, которая просто так получила бесплатное жилье в хорошем районе, и Ынха, которая позволила ей жить у себя. В один миг соседская домработница заставила всё, что у меня было, казаться ничтожным.
Муж сидел на диване и смотрел трансляцию подсчета голосов. На столе перед ним, как и во время просмотра спортивных передач, были начос и банка пива.
– Где ты была? Я поставил твое пиво в холодильник. Сейчас показывают, что «Сэнури» и Демократическая партия идут ноздря в ноздрю. Похоже, Народная партия добилась успеха в регионе Хонам.
Я посмотрела на довольного супруга. В свои сорок девять он выглядел скорее пожилым, чем молодым. Его виски начали покрываться мелкими пигментными пятнами. Когда он смотрел в телефон, иногда поднимал очки на лоб. Хотя у него было несколько седых волосков, его густые и все еще темные волосы казались удачей в его возрасте. Он по-прежнему с удовольствием слушал музыку покойных гитаристов, таких, как Би Би Кинг или Стиви Рэй Вон, которых любил еще в двадцатилетнем возрасте. А из кино предпочитал американские фильмы 50–60-х годов. Телевизор муж иногда включал для экстремальных спортивных программ, но в свободное время предпочитал рыбалку. Был человеком, который любил проводить время привычно и спокойно.
Я прекрасно помнила то время, когда впервые встретила его. Он был старшим товарищем парня моей лучшей подруги. Мне не хотелось идти на свидание вслепую с мужчиной, который был старше меня на десять лет, но подруга настойчиво просила, и я согласилась, решив просто приятно провести вечер. Позже я узнала, что, увидев мою фотографию с подругой, он сам хотел этой встречи и просил о знакомстве.
Мой будущий муж пришел на встречу в бежевом свитере и синих брюках. Он был немногословен, просто слушал меня с улыбкой. Рядом с ним я почувствовала себя остроумной, красивой и необычной женщиной. Меня привлекло то, что тот не следовал модным тенденциям, а имел собственный вкус. Даже в ресторане всегда точно знал, что заказать: у него были четкие стандарты. И я была женщиной, которая соответствовала его требованиям.
Я всегда придерживалась простой истины: угождать вкусам мужа, но не раздражать его. И приняла это как должное. Никогда не допытывалась о том, чего он не хотел рассказывать. Предостережения подруг, что мужчины, увлеченные рыбалкой, могут быть опасны, казались мне недостойными внимания. Я не хотела быть одной из тех женщин, которые подозревают и пилят своих мужей по мелочам.
Муж был немногословен. Я рассказывала ему всё, даже то, как долго выбирала оливковое масло в магазине, а тот неохотно делился событиями с работы. Он ничего мне не говорил, даже если увольнял или нанимал медсестру. Когда я сталкивалась с новой сотрудницей, мне приходилось неловко здороваться. Медсестры, казалось, считали меня глупой из-за моего незнания больничных дел. Когда я говорила мужу, что чувствую себя униженной в таких ситуациях, он не пытался понять меня, а сразу извинялся. Это повторялось снова и снова, и я все чаще чувствовала себя капризной женщиной, зацикленной на мелочах. Муж охотно делился со мной сюжетом любимых фильмов, но, когда пациенты подавали на него в суд, никогда не рассказывал, как проходили слушания. Теперь я понимаю, что поведение соседки ничем не отличалось от поведения моего мужа. Его манера исключать меня из обсуждения важных вопросов напоминала заботливого и вежливого работодателя.
– Я уверена, что ты сделал это не нарочно.
– О чем ты? – супруг посмотрел на меня, потягивая пиво.
– Думаю, все это было ради меня.
– Что случилось? Почему у тебя такой серьезный вид?
– Тебя не было дома той ночью. Я проснулась на рассвете и позвонила тебе, но ты не ответил. И в доме не зазвонил твой телефон.
– Ах, ну вот, опять ты об этом, – устало сказал муж.
– Мне нужно знать правду. Это изматывает меня.
– Я же говорю, что спал рядом с тобой. Что, черт возьми, ты хочешь услышать?
– В ту ночь ты встречался с Ким Юнбомом? И так совпало, что именно тогда он умер. Поэтому ты врешь, что был дома? Боишься, что тебя заподозрят в убийстве?
По телевизору показывали ликующий избирательный штаб оппозиционной партии. Результаты выборов складывались в их пользу. Муж, потеряв интерес к моим словам, перевел взгляд на экран телевизора:
– Наверное, ты просто проснулась на минуту и позвонила мне, решив, что меня нет рядом. Просто хочешь верить, что меня не было в ту ночь.
– Нет. Я прекрасно помню, как протянула руку и ощупала кровать. Тебя там не было.
– И это был не сон?
Сон? Это мог быть сон. Но сны не оставляют доказательств в истории звонков.
– Наконец-то изменится парламентское большинство, – супруг обрадовался результатам и слегка похлопал в ладоши.
– Мои слова и действия кажутся тебе смешными?
Муж потряс пивную банку, допил остатки и посмотрел мне прямо в глаза:
– Мы переехали сюда в надежде, что тебе станет лучше. Сынчжэ согласился на перевод в другую школу ради тебя, а я каждый день из-за тебя преодолеваю стресс от поездок по автостраде. Твои слезы и раздражение – это нормально, я могу это вынести. Но ты не должна заставлять страдать других. Нельзя выставлять свою боль напоказ, если она причиняет вред окружающим.
– Что ты сейчас сказал?
Слова о том, что нельзя выставлять боль напоказ, лишили меня дара речи. Я думала, что мы переживаем боль вместе, но оказалось, что это было заблуждение.
– Если верить тебе, то на втором этаже живет призрак, который пускает воду или оставляет окна открытыми. В цветнике лежат мертвые животные, а я, находясь дома, на самом деле отсутствую. – Он смял пивную банку в руках. – Помнишь, что было в прошлом году? Ты обвинила соседей сверху в убийстве…
Его слова мгновенно разрушили мою самооценку и заставили отпустить последние нити разума, за которые я едва держалась.
– Не вспоминай об этом! Почему ты поднимаешь эту тему? Сколько раз я говорила, что не хочу это обсуждать! Зачем ты опять начинаешь?