Свекровь больше ничего не спросила. Я стояла, глядя на эту семью, и вдруг осознала, что не была частью их мира. Смешно, но в этой ситуации по привычке направилась на кухню. Привычка готовить что-то для них привела меня туда, но я не знала, что делать, и растерялась.
– Не нужно. Что ты собралась делать в такой поздний час?
– Где Сынчжэ?
– Он спит. Пусть останется здесь на ночь, уже поздно. Ты тоже можешь остаться.
Слова свекрови окончательно утвердили меня в роли незваной гостьи. Я решила не тянуть и забрать Сынчжэ.
– Я заберу его. Он в своей комнате, да?
– Ох, какая ты упрямая. Сегодня ты странно себя ведешь, – сказала свекровь, взглянув на мои ноги.
Я была босиком, без тапочек, а ноги были испачканы землей. Я совсем забыла, что залезала в цветник и приехала прямо оттуда. На мраморном полу виднелись следы грязи. Свекровь смотрела на мои грязные ноги с отвращением, как будто это было что-то ужасное.
– Ох, извините.
Я схватила беспроводной пылесос из угла гостиной.
– Стой, неприлично включать пылесос в такое время!
Смутившись, я вытерла ноги салфеткой, на что свекровь лишь поморщилась. Почувствовав себя еще более неловко, я почти побежала к комнате, где должен был быть Сынчжэ. Резко открыв дверь, я увидела, что он лежал, свернувшись калачиком и укрывшись одеялом с головой. Я включила свет, и сын зашевелился под одеялом.
– Сынчжэ, поехали со мной домой.
Я положила руку на одеяло, пытаясь уговорить его. Я ждала ответа, но он продолжал молчать, словно был слишком зол, чтобы говорить.
– Прости меня, ладно? Ну же, посмотри на меня.
Я попыталась откинуть одеяло, но он крепко зажал его. Смешанные чувства горечи и вины вызвали у меня слезы. Я обняла его прямо через одеяло. Даже если он отвергнет меня, я не смогу отвернуться от него.
Одеяло приподнималось и опускалось. Сынчжэ тихо плакал. Звук его всхлипов разрывал мне сердце. Мысли о горе и разочарованиях, которые ему предстоит пережить по мере взросления, приносили мне невыносимую боль. Но сейчас сын грустил из-за меня.
– Мне правда очень жаль. Сынок, прости меня.
Мои глаза наполнились слезами, и все вокруг стало казаться искаженным. Я увидела нечто странное перед собой. Смахнув слезы и потерев глаза, попыталась разглядеть этот предмет. За стеклянной дверью на балконе его контуры становились все отчетливее.
Это была рыболовная сумка черного цвета с серебристыми полосками. Она выглядела точь-в-точь как та, что я видела в кабинете мужа и которую мне передал Ким Юнбом. Ее дизайн полностью совпадал с изображением в брошюре, которую показала Санын во время визита к ней.
Я встала и направилась к балкону. Открыв дверь, почувствовала холод ночи. Сумка длиной явно больше метра была в ужасном состоянии – ткань внутри была вся порвана. Она выглядела старой и изношенной, как будто ее использовали много раз, и все еще была влажной.
– Что здесь делает эта сумка?
Повторяя вопрос, я стояла на балконе. В этот момент вошел муж, взглянул на меня и вздохнул. Следом вошла свекровь, ее лицо выражало крайнее удивление. Она смотрела на меня, словно я сошла с ума: ведь я пошла успокаивать ребенка, а оказалась на балконе.
Муж откинул одеяло и поднял Сынчжэ. Я увидела, что его глаза сильно опухли.
– Пора домой. Поехали со мной.
Ребенок, всхлипывая, молча кивнул. Свекровь собрала его сумку и вещи, передала мужу. Затем открыла балконную дверь, вышла и погладила меня по щеке.
– Давай начнем лечение, ладно? Сходи в больницу, проконсультируйся. Ничего страшного. Вот зачем нужен муж-врач? Именно для таких случаев. Чэхо сказал, что у него есть знакомый известный психиатр. Ох, надо обязательно лечиться.
Свекровь взяла меня за руку и завела в комнату. Ее слова и то, что муж увел Сынчжэ, меня особо не волновали. Все мысли были сосредоточены на рыболовной сумке на балконе.
Тело, найденное в цветнике. Рыболовная сумка, оставленная Ким Юнбомом. Я снова вспомнила тот день. В ночь 9 апреля муж дал мне травяной чай и настаивал, чтобы я поскорее легла спать. Зловоние в цветнике исчезло после того дня. Пропавшее тело. Рыболовная сумка, которую пришлось стирать и сушить несколько раз.
В ту ночь муж не пошел на встречу с Ким Юнбомом к водохранилищу, но и дома его не было. Он уложил меня и Сынчжэ спать, а затем вынес тело из цветника, спрятав его в рыболовную сумку. После этого он передал ее родителям, и свекровь каждый день стирала и сушила ее. Неужели он и вправду убил ту девушку? И его семья помогала скрыть убийство от меня и маленького Сынчжэ, которым нельзя доверять?
Тогда они мне больше не семья. Они всего лишь грязная и отвратительная шайка преступников.
Я ехала одна на своем оранжевом «Вольво», но на этот раз не блуждала, как раньше. Дорога тянулась передо мной. Я точно знала, куда должна ехать. Мы с Сынчжэ должны убежать из этого грязного места.
Глава 1121 апреля 2016 года, четверг
Произошло то, что должно было случиться. Возможно, это и было то самое воздаяние, о котором всегда говорил муж. Мне позвонил следователь Юн Чхангын и попросил явиться в полицейский участок по делу мужа. После звонка я вспомнила подозрительный взгляд Пак Чэхо. Может, тот сообщил в полицию? Теперь они рассматривают меня как главную подозреваемую?
Когда я открыла дверь в отдел убийств № 3, мне показалось, что все разом уставились на меня. Я собрала волю в кулак, чтобы не сломаться под их взглядами, и подошла к столу следователя Юн Чхангына. Он погрузился в кучу документов и изучал какую-то папку, почти уткнувшись в нее лицом. В его глазах не было ни малейшего признака долга перед обществом – только личное удовольствие от расследования.
– Ах, вы уже здесь. Присаживайтесь.
Как только я села, Юн Чхангын начал суетливо двигаться. Он что-то распечатал, затем протер стол салфеткой и даже налил мне зеленого чая в бумажный стаканчик. Казалось, он не считал меня подозреваемой. И когда я немного успокоилась, следователь поставил передо мной коробку с листом бумаги на крышке.
– Что это?
– Личные вещи Ким Юнбома. Мы нашли их на месте происшествия. Возвращаем после завершения расследования.
Я открыла коробку, которую протянул полицейский. Внутри были ручка и блокнот мужа, одежда, кошелек, телефон и другие личные вещи.
– Почему вы возвращаете это только сейчас?
Ответ на этот вопрос был написан на листе, лежавшем на коробке.
– Мы вызвали вас, чтобы сообщить о результатах расследования. Мы тщательно изучили улики, опросили его знакомых и внимательно проверили результаты вскрытия, но не нашли никаких признаков насильственной смерти. Мы установили, что ваш муж принял снотворное, которое мы нашли у вас дома. Дело закрыто как самоубийство. Возвращаем вам его личные вещи, которые не отдавали из-за расследования, и надеемся на ваше понимание. К сожалению, телефон и записная книжка сильно пострадали от воды…
Записная книжка мужа в пластиковом пакете выглядела как кучка разорванных листов бумаги. Следователь открыл ящик стола и протянул мне маленький USB-накопитель.
– Здесь данные с его телефона. Полагаю, что для близких могут быть важны фотографии и сообщения.
По словам следователя, дело мужа закрыто как самоубийство. Он вызвал меня не как подозреваемую, а как родственницу умершего. Неужели Пак Чэхо не рассказал ему того, что говорил мне? Или рассказал, но дело все равно решили закрыть? Для меня это было одновременно хорошей и плохой новостью. Я избежала участи рожать ребенка в тюрьме, но это означало, что выплаты по страховке мужа не будет.
К сожалению, «воздаяние по заслугам», о котором говорил муж, обошло меня стороной. Хотя, с моей точки зрения, справедливость все же восторжествовала: тот, кто применял насилие, в конце концов сам стал его жертвой.
Юн Чхангын проводил меня до лобби полицейского участка и поймал такси. Как только я села в машину, то сбросила маску слабой родственницы покойного. Таксист, заметив, что меня провожал полицейский, пытался завязать разговор.
– Знаете, лучше реже бывать в полиции… Удивительно, но ко мне часто садятся пассажиры, которые едут в участок. Когда спрашиваю зачем, обычно оказывается, что из-за ДТП или чего-то подобного.
Таксист украдкой посмотрел на меня в зеркало заднего вида и осторожно спросил:
– Вы тоже из-за ДТП?
Я нахмурилась и не ответила. У меня не было ни сил, ни желания реагировать на его любопытство.
– Вы, кажется, плохо себя чувствуете.
Увидев мое хмурое лицо, таксист сам сделал вывод о моем состоянии, что было весьма нетактично. По радио шел аудиоспектакль с выразительными голосами актеров, а он продолжал болтать.
– Знаете, когда работаешь таксистом, встречаешь самых разных людей. Кого только ни видел: и тех, кто идет в участок, и тех, кто выходит оттуда, и тех, кто убегает от полиции. Возил и знаменитостей, и людей, которые плачут, и тех, кого тошнит…
Таксист посигналил машине, которая пыталась вклиниться в поток, и вплотную приблизился к впереди едущему автомобилю.
– Но самое удивительное – это когда случайно подбираешь знакомого. Лет десять назад я работал в компании по изготовлению баннеров. И недавно ко мне сел в машину один из тех, с кем я там дружил. Причем не на заднее сиденье, а спереди…
Болтовня таксиста, которую я слушала вполуха, вдруг заставила меня насторожиться.
– Случайно…
Я вспомнила, что муж постоянно расспрашивал друзей Сумин о ее родном городе и знакомых. А что, если Сумин и Пак Чэхо познакомились не через приложение, а встретились случайно? Будучи врачом, Пак Чэхо наверняка часто встречает девушек возраста Сумин. Может, она была его пациенткой? Если их встреча была случайной, то на ее телефоне могло не остаться никаких следов общения с ним.
Может быть, именно поэтому муж пытался собрать информацию о перемещениях Сумин и Пак Чэхо, чтобы сопоставить их. Если Сумин и вправду была пациенткой Пак Чэхо, то, посещая клинику, муж мог это заметить и использовать для шантажа. Но, в отличие от него, я не могла просто зайти в клинику и получить доступ к медицинским записям. Мне было сложно представить, как узнать и доказать, что Пак Чэхо и Ли Сумин были знакомы. Я не была полицейским и не могла просматривать медицинские документы.