Но как могла ей это обещать Викина мама? Ведь Машенька и так сбилась с ног. У неё даже покраснели глаза, и вот уже прошла неделя, как она не прочитала ни одной книжки, ни одной страницы.
А что делал в это время Петрушка?
Подождите, нам не до него. Ведь это очень интересно: ситцевый бал и подготовка к нему. Надо же обо всём хорошенько узнать!
Не могу сказать, что Машенька и её подружки из городского ателье не интересовались балом. Нет, они очень хотели попасть на него и повеселиться вволю. Ведь наряд для этого бала мог стоить им так дёшево!
И они сшили себе самые прелестные и милые ситцевые платья — с оборками и без оборок — и, как Золушка из старой сказки, мечтали о бале.
Только Золушке её чудесный наряд подарила за трудолюбие и скромность фея, а наши милые девушки сделали свои наряды сами.
И уверяю вас, что эти платья были ничуть не хуже феиных, тем более если вспомнить, что подарок феи был сделан из старых лохмотьев (путём прикосновения к ним волшебной палочки) и годился только до двенадцати часов ночи, а наряды наших Золушек были сшиты из прочнейших и красивейших ситцев Трёхгорной мануфактуры и в них можно было плясать всю ночь, до утра, ничем не рискуя.
Одна только девушка, и притом самая милая, самая трудолюбивая и хорошенькая, не имела ещё бального платья. И это была, конечно, Машенька.
Ей приходилось труднее, чем всем, — ведь она работала ещё по вечерам у Викиной мамы.
Машенька не была жадной, и Викина мама платила ей совсем немного за её нелёгкий труд. Машенька была просто очень благодарная и добрая девушка и не могла забыть того, что, когда её мать умерла в эвакуации, а отец погиб на фронте, Викина мама, их соседка по квартире, о ней позаботилась: устроила в детский дом и иногда навещала её там и угощала конфетами.
Машенька была тогда ещё такая маленькая, ей и в голову не приходило, что красивая чашка, подаренная ей Леонидом Леонидовичем и его женой в день её рождения, была уже когда-то подарена ей маминой подругой — в тот день, когда ей исполнилось три года. Но и эту вторичную подаренную ей чашку, и другие пустяковые знаки внимания Машенька помнила, была благодарна за них и старалась чем могла услужить Викиной маме.
Так вот, у Машеньки ещё не было ситцевого бального платья. А бал должен был состояться через два дня. И Викину маму всё ещё одолевали заказчицы, и Машенька всё ещё работала и работала на них.
А Петрушка?
Да, теперь можно вспомнить и о Петрушке. Но куда же он девался? Дома у Машеньки его нет — она отнесла его Вике на следующий же день после того, как сшила ему новый костюм.
Но и в Викиной комнате его нет. И в комнате её мамы тоже. Хотя, впрочем, погодите… Что это там виднеется, ярко-жёлтое и синее, под грудами накрахмаленного ситца? Вот и нога в большом красном башмаке, вот и острый колпачок…
Бедный Петрушка, опять о нём забыли! Но он, кажется, не унывает. Вот он как-то извернулся, когда Викина мама потянула с дивана очередной ситцевый отрез, и, свалившись на пол, спрятался за хрустящей яркой юбкой, которая самостоятельно стоит на полу. Петрушке там нравится. Во-первых, оттуда ему не так слышны до смерти надоевшие разговоры о фасонах и бале; во-вторых, эта цветастая юбка напомнила ему ширму из театра Олега и Муси, и ему кажется, что сейчас придёт Муся и завернёт его вместе с ширмой и понесёт к ребятам…
И вдруг — его мечта сбывается! Его завёртывают вместе с яркой гремящей юбкой, и голос Викиной мамы говорит:
— Ну, Мурочка, поздравляю вас! Заранее поздравляю! Вы наверняка получите первый приз.
Видно, Викина мама почему-то назвала Мусю Мурой.
Петрушка ехал в пёстрой юбке-ширме и думал, как удивится и обрадуется Муся, когда увидит его внутри. Он уже приготовился к её радостному восклицанию и с самым довольным видом — ушки на макушке — выскочил из юбки-ширмы, как только юбку-ширму развернули и поставили на пол.
И крик действительно раздался. Но какой! Это был вопль, крик ужаса.
— Ай-яй! — визжал женский голос. — Тут какой-то чёртик! Ай-яй! Помогите!
Глава двадцать девятаяМУРА ПУЗИКОВА
Мура Пузикова не просто собиралась на ситцевый бал. Мура хотела получить первую премию за лучший ситцевый наряд. Первую премию! И во что бы то ни стало!
В самом деле — все прежние школьные Мурины подруги уже давно чем-то отличились, уже давно нашли своё жизненное призвание: одна вышла замуж и нянчила прелестных ребятишек-близнецов, фотография которых была даже помещена в журнале «Работница». Другая работала где-то на целине и — представьте! — тоже попала в газету и прославилась. Третья уже четвёртый год преподавала в самой лучшей районной школе, и ежегодно 1 сентября десятки мальчиков и девочек, нарядных, чистеньких, несли ей в школу букеты цветов. И — кто бы мог подумать — эта подружка тоже попала в газету как «лучшая учительница района».
Одна только бедная Мура ещё не прославилась.
— Конечно, — говорила она матери, — я не лезу вперёд, вот меня и не замечают!
— Да-да, Мурочка, — поддакивала мать. — Но, может быть, ты зря отказалась пойти на курсы машинописи и стенографии при папином учреждении? Вот Лизочка окончила их и уже на городской конференции стенографировала…
— Вот видишь! — кричала Мура. — А меня всегда оттирают!..
Нет, Мура должна была получить первый приз. Она хорошо обдумала свой наряд: юбка колоколом, как носили в старину, но из самого дешёвого ситца, на голове — чалма из того же ситчика, а на шее — мамин настоящий жемчуг, на руке — золотые часы, на ногах — серебряные туфли. Шикарно будет! Первый приз будет! Ведь платье шьётся не в каком-нибудь ателье, а у самой мадам Втридорога, то есть у Викиной мамы.
И вот она привезла домой это призовое платье — и вдруг…
— Мурочка, не кричи, не кричи! — успокаивала её мать, прибежавшая на Мурины вопли из кухни. — Какой же это чёрт — это просто кукла такая. Мы ещё таких в театре видели, когда ты была маленькая. Это Петрушка.
— Никаких кукол я не видела! — вопила Мура. — Никаких Петрушек! Как он сюда попал? Зачем?
— Успокойся, Мурочка, успокойся, — уговаривала мать. — Ведь это, наверно, тебе мадам на счастье положила — как украшение к твоему платью. Гляди, какой он забавный!
И Мурина мать, надев Петрушку на руку, заставила его поклониться Муре, что тот исполнил с большой неохотой.
— Фу, чёрт какой-то! — кривилась Мура.
Она сердито глядела на Петрушку и вдруг хлопнула себя рукой по лбу:
— Придумала! Будет шикарно! Я пойду на бал с этим — как его — Петрушкой, как будто это театр. И он будет со всеми раскланиваться! А? Здорово? И получу первый приз!
— Вот видишь, как хорошо, Мурочка, а ты огорчалась! Конечно, получишь первый приз. И платье у тебя шикарное, и сама хороша, и Петрушка этот, смотри, как одет! Прямо под цвет твоего лица!
— Как! — снова завизжала Мура. — Что ж у меня, лицо синее, что ли?
— Да ну что ты, Мурочка, я оговорилась — я хотела сказать: под цвет твоих глаз.
Глава тридцатаяЗОЛУШКА И ПРИНЦ. МУРИНА НЕУДАЧА
Ах, как ярко горели люстры, как переливалось в их свете разноцветное конфетти, как весело гремела с подмостков музыка, когда Мура — в накрахмаленном ситцевом платье колоколом, с жемчугами на шее и золотыми часами на руке, в серебряных туфлях на ногах и с Петрушкой в руках — входила в зал.
Ей казалось, что она в своём наряде похожа на принцессу на балу и её сразу же заметят.
Как ни мало читала в своей жизни Мура, особенно после окончания школы, но сказку о Золушке и прекрасном принце она знала. И, оглядываясь вокруг, она ждала и принца и восторгов. Но вокруг было так много других и куда более привлекательных Золушек!
Все они пришли вовремя, к самому началу бала, потому что не хотели упускать ни одной весёлой минутки.
А Мура считала, что приходить вовремя — не по правилам хорошего тона. И она пришла на бал очень поздно и вошла в зал с таким видом, как будто всё это — и цветы, и наряды, и музыка — ей давно наскучило.
Она считала, что такой поздний её приезд будет особенно эффектным.
Но никакого эффекта не получилось.
Вокруг, как мы уже сказали, было много других Золушек. Все Машенькины подруги, в славных, собственноручно сшитых ситцевых платьях, танцевали и веселились от души. Веселились или делали вид, что веселятся, и девушки, похожие на Муру (а таких было, по правде говоря, тоже немало). И все они танцевали, и ситцевые их платья развевались по залу, и зал был похож на большой цветник, когда по нему пробегает тёплый ветер.
Но вот музыка замолчала, и Мура решила действовать: она пробралась поближе к эстраде и остановилась там, на виду у всех в самой красивой позе. И её сразу заметили! Вернее, заметили Петрушку, которого она держала в руках. На это и рассчитывала Мура.
— Кукольный театр! Сейчас будет кукольный театр! — послышались голоса.
Весёлые Золушки и танцевавшие с ними принцы густой толпой придвинулись к эстраде. Одни стали хлопать в ладоши, другие — останавливать их, и наконец наступила тишина: все ждали начала представления.
А Мура, сначала очень обрадованная этим вниманием, совершенно растерялась: от неё ждали какого-то кукольного представления!
Она неуверенно подняла Петрушку, и тот сейчас же, по своей давней театральной привычке, раскланялся с публикой. Раздался одобрительный смех и весёлые аплодисменты.
Но что делать дальше, Мура решительно не знала.
— Петрушечка, — сказала она своим неприятным голосом, — поклонись ещё раз публике!
Но Петрушка больше не хотел кланяться. Он упирался и вертел головой.
Снова раздался смех и послышались аплодисменты. Но впервые в его театральной жизни они были неприятны Петрушке.
— Товарищи, пропустите, пожалуйста! — раздался вдруг из задних рядов чей-то звонкий голос. — Пропустите меня вперёд!
Голос был такой звонкий и вместе с тем такой требовательный, что все стоявшие позади расступились, и прямо к Муре стала пробираться… кто бы вы думали? Машенька!