— Руфус присоединится к тебе позже, чем планировал, — произносит Филос. — Он приведет на ужин своего друга. Полагаю, Руфус останется на ночь.
— О, — говорит Амара, ей не удается скрыть разочарование. — Он не упоминал, кто этот друг?
— Это сюрприз. Он не хотел сообщать даже мне, хоть и сказал, что ты будешь рада. Я знаю, что это точно не Квинт и Друзилла — на сегодня она забрала к себе Фебу с Лаисой.
Они выходят на улицу, и теперь Амара должна идти впереди него.
— Это только одна ночь, — шепчет Филос так тихо, что она едва его слышит.
Амара украдкой бросает на него взгляд, но он не отвечает ей тем же.
Амара сидит за туалетным столиком, а Марта, особенно не церемонясь, укладывает ей волосы. Амара размышляет о том, как бы отреагировала ее служанка, узнай она, что ее воспитанная в борделе госпожа изменяет хозяину. Филос заверил ее, что ни Марта, ни Ювентус ничего не подозревают, и Амара обязана ему верить. Ее любовник перемещается между мирами рабства и свободы, каждый раз меняя маски. Его разговоры на диалекте с привратником так же непонятны Амаре, как и суть той работы, которую он выполняет для Руфуса в семейных делах.
От особенно резкого укола расчески Амара морщится:
— Осторожнее, пожалуйста.
— Простите, госпожа, — говорит Марта, в ее голосе нет ни капельки раскаяния, но причесывать она начинает аккуратнее.
Амара вздыхает и закрывает глаза. Какими бы грубыми ни были руки Марты, они ей предпочтительнее, чем объятия Руфуса. От неприязни к горлу подступает тошнота. Невозможно открываться Филосу, пытаться и разрешать себе чувствовать рядом с ним, чтобы потом оказываться с Руфусом и вновь обращать собственное тело в камень. Может быть, было бы иначе, если бы ее патрон просто брал то, чего хочет, и не требовал любви к себе. Сейчас ее спальня настолько прочно ассоциируется с Филосом, что одно присутствие Руфуса здесь кажется Амаре чем-то отвратительным. Однако именно Руфус владеет этим домом, владеет ею, владеет ее любовником и наделяет ее всеми имеющимися привилегиями. Даже ее отношения с Филосом зависят от того, насколько долго продлится его чувство.
Марта заканчивает прическу, и Амара отпускает ее, чтобы самой завершить приготовления к ужину. Она надевает другие серьги и, довольная своим обликом, садится на диван и тянется за арфой, чтобы успеть еще хоть немного попрактиковаться на случай, если Руфус захочет услышать ее игру.
— Руфус будет? — Это Британника, она стоит в дверях.
— Да, — отвечает Амара, которой приятно видеть привычную угрюмую Британнику, а не дикарку, опьяненную сценой насилия. — Я рада, что вы с Викторией вернулись обратно, не убив друг друга по дороге.
— Она еще там.
Амара сдвигает брови, не совсем понимая косные изречения британки:
— В каком смысле «еще там»?
— Она осталась трахнуть Крескента. Не мне говорить ей «нет».
— Она что? — голос Амары повышается до визга.
— Осталась трахнуть Крескента, — медленно повторяет Британника, как будто все дело в ее акценте, хоть Амара и видит по злорадному блеску в ее глазах, что Британника прекрасно знает, что ее и в первый раз поняли.
— Она не могла! — Амара вскакивает на ноги, она так поражена, что снова не может удержаться от крика. На ее голос подходит Филос. — Чем ты думала, когда позволила ей выкинуть такое?
— Она шлюха. Она этим занимается.
— Ее могут убить! — Амара орет на Британнику. — Я сказала тебе привести ее назад!
— Амара. — Филос приближается к ней. — Скоро придет Руфус. Успокойся.
— Виктория осталась на арене, чтобы трахнуть гладиатора, — говорит Амара, повернувшись к нему. — И теперь ей придется возвращаться в город одной, по темноте. Это если она выйдет из бараков живой!
— Виктория умеет о себе позаботиться. Подумай о том, какую жизнь она вела раньше. Пожалуйста, успокойся. Тебе нельзя быть в таком состоянии, когда придет Руфус.
К счастью для Филоса и Амары, никто, кроме Британники, не присутствует при этой беседе, потому что в порыве чувств Амара берет его за руку, а Филос, не задумываясь, накрывает ее ладонь своей.
— Ты прав, — говорит она.
— Она шлюха, — повторяет Британника. — Чего ты ожидаешь?
— Хватит, — произносит Филос, пока Амара снова не начала кричать. — Британника, хватит, пожалуйста.
Британка пожимает плечами.
— Я только говорю правду, — отвечает она, разворачивается и стремительно удаляется.
Когда они остаются одни, Амара осознаёт происходящее и резко, словно обжегшись, отнимает руку у Филоса.
— Она?..
Он как будто взволнован не меньше.
— Нет. — Он сжимает руки, словно это поможет стереть случайное прикосновение. — Она не заметила. Только веди себя уравновешенно, когда Руфус будет здесь.
Филос выходит из комнаты, а Амара оседает на диван.
Когда из атриума до нее доносится голос Руфуса, Виктории по-прежнему нет. Амара встает с дивана и медленно, с доброжелательной улыбкой на лице идет к нему, готовая встретить любого, кого патрон хочет познакомить с ней. Руфус стоит у пруда, загораживая собой гостя, но Амара замечает его слугу, который находится рядом с Филосом и смотрит на нее. Это Секунд, слуга Плиния.
Радостно вскрикнув, она бежит вперед, отбросив всю сдержанность. Плиний оборачивается к Амаре, когда она простирается у его ног.
— Это ты! — восклицает она, схватившись за край его плаща и прижимая его к своему сердцу, от радости она даже не может поприветствовать его как подобает. — Ты пришел ко мне!
— Конечно, я пришел с тобой повидаться, — смущенно отвечает Плиний, пытаясь поднять ее с колен. — Или, по-твоему, у меня есть обыкновение писать глупости?
— Как мне отблагодарить тебя за то, что ты сделал? — Амара по-прежнему сжимает край его плаща, с трудом удерживаясь от того, чтобы схватить руку Плиния и поцеловать. — Что бы я ни сделала, этого всегда будет недостаточно. Ты подарил мне все. Я никогда не смогу отплатить тебе за твою доброту, никогда.
— Ну же. — Плиний поднимает ее на ноги. — Твое письмо и так было очень милым, а Руфус наверняка зачитал тебе мой ответ. Я говорил тебе, что не нужно больше благодарностей.
Амара бросает взгляд на Руфуса, о существовании которого на миг успела позабыть. И только тут ее осеняет, что Руфус ни разу не говорил ей о том, что Плиний ответил на ее письмо с благодарностями, которое она написала в заключительной части его собственного письма к адмиралу. И ни разу он не упоминал, что Плиний намерен навестить ее. Руфус натянуто улыбается:
— Я знал, что ты будешь рада.
Амара обвивает руками патрона и целует его.
— Ты так добр ко мне! — восклицает она, надеясь, что ее притворная благодарность будет столь же убедительна, как и предшествующие ей искренние эмоции.
— Давай не будем обременять адмирала истерикой. — Руфус высвобождается из ее объятий, хоть и выглядит чуть более довольным. — Я говорил, что приглашаю его на ужин, а не на причитания.
Они направляются в столовую, Плиний вежливо отмечает картины на стенах, но Амара знает, что они и рядом не стояли с теми, что есть у самого адмирала. Она понимает, какой маленькой должна ему казаться комната; здесь все так не похоже на огромный дом, где они впервые встретились. Амара приказала подготовить все три дивана, потому что не знала, скольких гостей ждать. Плиний и Руфус занимают места напротив друг друга, и пока Руфус устраивается поудобнее, Амара думает о том, что он рассчитывает, что она ляжет рядом с ним, как и всегда. Она медлит. Как только она ляжет рядом с ним, Руфус обовьет ее одной рукой и она станет не более чем вещью, ее статус в глазах адмирала упадет. Перспектива не из приятных. Вместо этого она занимает пустой диван, располагаясь между двумя мужчинами и не смея взглянуть на Руфуса.
— Я счастлив видеть, что ты так хорошо устроилась, — говорит ей Плиний. Он опирается на локоть, но, кажется, не расслабляется совершенно. Амара знает эту его манеру: рассеянный вид человека, который предпочел бы работать, а не общаться. — И Руфус сказал мне, что ты не оставила своего интереса к целебным травам, а это похвально. Я обязательно отправлю тебе текст, который обнаружил недавно, греческий. Я уверен: он тебе понравится.
— Это очень великодушно, благодарю тебя, — говорит Амара. — Руфус был очень добр, когда предложил мне посадить свои травы в саду, я буду рада добавить к ним новые. Я очень надеюсь, что твои исследования приносят обильные плоды.
Плиний отмахивается:
— Сейчас у меня почти нет возможности погружаться в исследования. Флот отнимает все мое время, за исключением того, что остается ночью. Хотя, как ты знаешь, я очень небрежен в отношении сна.
— Я помню, — с улыбкой отвечает Амара. Плиний также отвечает ласковой улыбкой, что для него редкость, может быть, вспомнив, как она поздно вечером часы напролет читала ему.
— Адмирал сейчас в Помпеях в рамках кампании против пиратов, — встревает Руфус.
— Ты долго пробудешь здесь? — спрашивает Амара. Входит Марта с жареным голубем и подает его на стол, пока Плиний говорит.
— Только одну ночь, — отвечает он. — Я осматривал укрепления городов по берегу залива. Завтра я должен вернуться в Мизен.
Он макает хлеб в поданный Мартой хумус, пробует и одобрительно кивает.
— Но я надеюсь, что вы оба последуете за мной и тоже побудете моими гостями, хотя бы недолго. Я пригласил нескольких друзей на свою виллу, так что днем, пока я работаю, вам не позволят заскучать.
— Ты очень щедр, — говорит Руфус. — Но, к несчастью, дела отца держат меня в городе.
— Жаль это слышать. Но может быть, ты готов отпустить Амару на несколько дней. — Плиний неопределенно проводит рукой в ее сторону. — Если это не слишком: просить женщину, которую сам же освободил?
Плиний усмехается, уверенный, что просто пошутил, не имея желания никого оскорбить, но Руфус краснеет до корней волос:
— Конечно. Не сомневаюсь, что Амара с великой радостью будет сопровождать тебя.