— Тихо, — еле слышно прошептал зельевар: голова болела жутко, шея ныла, а про спину лучше не вспоминать… — Гарри, слева дверь в кладовку. Шкаф сразу у входа с правой стороны. Четвертая полка снизу. Красный фиал.
— Да, сэр.
Гарри тут же умчался в заданном направлении. Вернулся он уже через полминуты, осторожно придерживая склянку. Видя, что профессор не может сесть, Гарри осторожно подложил свою руку под его плечи и попытался поднять их, чтобы можно было выпить лекарство. Однако ему удалось только слегка приподнять голову, что уже было не плохо. Он постепенно, медленно наклонял фиал, следя, чтобы декан не захлебнулся зельем.
— Опусти меня обратно, Гарри. Тебе тяжело. Зелье подействует через двадцать минут.
В этот момент Гарри больше всего жалел, что он ничего не смыслит в целительстве и не знает, как помочь человеку, пострадавшему из-за него же. Видя, что профессор закрыл глаза, мальчик просто накрыл его руку своими ладошками, пробуя послать волну своей магии декану, как тот часом ранее делал с Гарри. Но что-то пошло не так, и Гарри увидел в районе затылка, височной области, шеи и позвоночника профессора какие-то темно-красные пульсирующие пятна. Чем дольше он смотрел на них, тем больнее становилось. Стараясь удерживать эту картинку, Гарри послал еще одну волну магии, с единственным желанием, чтобы эта боль прекратилась. Через две минуты, он увидел, как эти воспаленные области исчезли без следа, а дыхание зельевара стало свободнее, хотя глаза все еще оставались закрытыми. Оглянувшись, Гарри заметил на диване сложенный плед. Развернув его, он попробовал аккуратно подоткнуть его под декана: всё-таки каменный пол холодный, и лежание на нем здоровья еще никому не добавило. Это все настолько эмоционально вымотало мальчика, что тот еле дошел до дивана, снял ботинки и уснул, падая на диван. Он уже не видел, как через пять минут очнулся профессор и удивился, обнаружив, что укутан в плед. Как он еле встал и выпил еще три разных зелья, поражаясь, что все так быстро прошло: обычно после падений все болит еще неделю, несмотря на зелья. И не видел теплой улыбки зельевара, заметившего уснувшего ребенка на диване. Зато Гарри, когда проснулся через полчаса, с удивлением заметил, что лежит на диване, на подушке и укрыт пледом. Хозяин комнаты обнаружился в кресле, где и раньше сидел. В комнате же уже ничего не напоминало о недавних событиях.
— Ты проснулся, Гарри?
— Вроде бы, сэр. Простите, сэр, — опять начал мальчик, но был остановлен взмахом руки.
— Не извиняйся. Примерно такого я и ожидал. Просто не думал, что будет такой силы. Спасибо, что вылечил. Теперь ты уже познакомился с целительством. Но, давай, об этом позже. У тебя как голова, не болит?
— Нет, всё нормально.
— Тогда, Гарри, позволь я еще раз залезу тебе в разум. Твоя задача не дать мне увидеть свои воспоминания. Любым способом, кроме Тьмы. Понял?
— Да
И профессор еще раз скользнул в память мальчика. Он искал, кто и когда называл Гарри уродом и ненормальным, тем самым подвергнув его магическое ядро серьезным нарушениям в формировании. Но выйти из воспоминаний сегодняшнего дня ему не дали. Ментальный пинок в бок, и Северус вывалился в реальность. Дав ребенку заранее приготовленный домовиками горячий шоколад с сэндвичем с большим куском мяса, Северус сказал:
— Ну, что же, Гарри. Как я и предполагал, у тебя врожденная предрасположенность к ментальным наукам, что немного странно: ведь ни у Лили, ни у Джеймса такого не было… Но в данном случае это не важно. Важно, что ты сможешь уже сейчас начать заниматься защитой разума. Это позволит не только защитить твои мысли, воспоминания, жизнь, но и справиться с Тьмой. Значит, в четверг мы будем заниматься окклюменцией. Не бойся. Там будет другой способ обучения. Но на время этих уроков амулет придется снимать. Ты меня понял? Приходишь сюда и снимаешь. Потом я надену, не волнуйся.
— Хорошо, сэр.
— Теперь два оставшихся вопроса, — продолжил Северус, ловко закалывая змейку в шевелюре мальчика. — Полеты и, собственно, зелья. На счет полетов. Ситуация следующая. Директор Дамблдор так впечатлился твоим полетом за мистером Уизли, что НАСТОЯЛ на твоем участии в сборной Слизерина по квиддичу. И не просто состоял в резерве, а чтобы играл. Даже начал тренироваться с сегодняшнего дня.
— А мое мнение, как я понимаю, им в расчет не берется?
— Я тебе больше скажу. Тут даже мое мнение в расчет не берется…
— Сэр, я могу отказаться?
Северус задумался. С одной стороны говорить всю правду ребенку не хотелось. С другой, если сейчас не сказать, он может это расценить, как предательство. Хотя… Хоть так, хоть так предательство. Поднеся волшебную палочку к виску, он вытащил серебристую нить и поместил её в призванный из кабинета думосброс.
— Смотри, Гарри. Это чаша называется «думосброс». Она нужна для просмотра чужих воспоминаний. Воспоминание достается просто. Подставляете волшебную палочку к виску и прокручиваете в голове то, чем хотите поделиться, вращая палочку, наматывая на нее нить воспоминания. И все.
Северус взмахом палочки поднял стол, и вернул на него чашу.
— Иди сюда, Гарри. Опускай лицо, не бойся. Я с тобой пойду.
Они оказались в учительской.
— Хорошо, Северус. Поверим на слово. Наказание ты сам придумаешь и приведешь в исполнение. Минерва, мистер Поттер остается в Школе. И действительно, возьми воспоминание у своих учеников. Между вами не должно быть конфликтов. Северус, я правильно понял, что мистер Поттер на высоте пяти ярдов подхватил мистера Уизли, смог выровнять метлу, удерживая свою добычу, и благополучно приземлился?
— Да, Альбус.
— В таком случае, Северус, я думаю, что нельзя зарывать такой талант: Гарри Поттер должен играть в сборной Слизерина по квиддичу!
Данная новость вызвала целую бурю негативных высказываний ото всех преподавателей. Главным образом, из-за того, что Гарри — первокурсник.
— Альбус! — рычал Северус, — вот какой квиддич?! У мальчишки и так куча дополнительных занятий! Он, по-твоему, спать совсем не должен? А уроки делать? Да просто отдыхать! Он, в конце концов, просто ребенок! А ты ставишь его против всей Школы: никому из первых курсов играть в квиддич нельзя, а ему можно! Нет, Альбус! Делай, что хочешь, но я Поттера на поле до второго курса не выпущу!
— Северус, варианта всего три: или квиддич, или Азкабан для Поттера, и поверь мне, никакие воспоминания не помогут избежать справедливого наказания, или Азкабан для тебя. Надеюсь, напоминать из-за чего не следует?
— Нет… — сквозь зубы…
— Вот и славно. И пусть мальчик начинает тренироваться — скоро игра. А дополнительные занятия можно и убрать. В конце концов, вы сами сказали — он просто ребенок. У него должно быть детство. Незачем днями напролет сидеть в библиотеке. Пусть побольше играет, пока может. Всё! Собрание закончено. Все свободны!
Вынырнув из воспоминания, Северус придержал Гарри, чтобы тот не упал с непривычки, и помог сесть обратно в кресло.
— Гарри, как ты? — обеспокоенно спросил зельевар.
— Нормально, сэр… Если я правильно понял, то выбора нет… Сэр, а отказаться на следующий год я смогу?
— Не знаю. Наверное, да. Но вряд ли дадут…
— Сэр, я понимаю, что лезу не в свое дело. Но меня-то понятно за что в Азкабан. А вас??? Вас же не было на уроке. Это даже не ваше занятие!
Северус тяжело вздохнул. Когда-нибудь всё равно пришлось бы признаваться в содеянном. Хоть это и сложно.
— Гарри, это не только неприятный разговор, но и долгий.
— Сэр, я кроме задания по дополнительным чарам всё сделал. В гостиную, я думаю, вы меня проводите. Так что я совершено свободен.
— Ладно, клещ, если кратко, то я подслушал пророчество, по которому на исходе седьмого месяца родится ребенок, способный убить Темного Лорда. Пророчество было произнесено одной из кандидаток на место профессора Прорицаний. Но прохождение собеседования в таверне меня только насмешило, и я за ужином рассказал Темному Лорду об этом пророчестве. Кто же знал, что он уже повредился в уме и воспринял эту информацию близко к сердцу. Он заставил всех своих приближенных искать, кто из ведьм должна родить в конце июля. К сожалению, я только в июне узнал, что у него под прицелом две семьи: Поттеры и Лонгботтомы. По какой-то извращенной логике он решил убрать «проблему» сразу, пока она не выросла. Чем дело закончилось, ты знаешь.
Гарри не ожидал, что его вопрос всколыхнет такие воспоминания и затронет такую тему. Ему было больно, что перед ним сидит человек, который фактически виноват в его искалеченном детстве. Но что-то в его рассказе цепляло… Что-то, что не давало спокойно поверить во все это и открыто обвинить его… Гарри вертел полученную информацию под разными углами, не замечая напряжения у собеседника. Северус не знал, что ожидать от ребенка, и на всякий случай, готовился к худшему.
— Гарри…
— Подождите, профессор…
Вдруг Гарри вскочил с места и начал нарезать круги по ковру. Иногда останавливаясь напротив огня камина. В один из кругов он резко остановился напротив профессора.
— Сэр, вы можете показать мне воспоминания о пророчестве и о реакции на него этого лорда?
— Могу, но зачем??? Вины с меня это все равно не снимает.
— О вине потом поговорим. Сейчас меня что-то беспокоит во всем этом. Как будто что-то сквозь пальцы ускользает.
Через минуту был подготовлен думосброс.
— Гарри… Там не два воспоминания, о которых ты просил. А шесть. Я хочу, чтобы ты посмотрел их все. Ты сегодня мне раскрыл сам такую информацию, которую не всегда дети родителям доверяют. А ты даже не задумался: говорить или нет. Поэтому я хочу быть до конца с тобой честным. Держи. Это успокоительное. Поверь, оно понадобится. А на ночь еще получишь «Сон-без-сновидений».
Такие приготовления мальчику уже изначально не нравились. Но декан меньше всего был похож на человека, обнажающего душу перед каждым. Гарри понимал, что это доверие ответное за его доверие, и сейчас они либо уберут все недомолвки между ними, или уже никогда не смогут нормально общаться. А продолжать общение Гарри очень хотелось. Декан, когда был один, очень интересный человек. Да, многогранный, да, со скверным характером, колючий, как дикобраз. Но умный, начитанный, интересный, веселый человек со своеобразным чувством юмора. Поэтому, смело взяв своего профессора за предплечье, он опустил голову в думосброс.