Штурмом взять дом не удавалось.
Стали искать другие пути.
Из саперной бригады группа бойцов привезла взрывчатку с зарядами замедленного действия. Оставался сущий «пустяк»: внести все это в дом, занятый немцами.
Елин резонно возразил:
— Если уж удастся войти в дом, то как-нибудь обойдемся и без ваших замедленных взрывателей…
Тогда возник новый проект: предпринять подземно-минную атаку — так на языке саперов называют подкоп, который втайне ведут под занятые противником позиции. С таким предложением прибыл в полк дивизионный инженер. Эту идею Елин поддержал, и саперы принялись за дело. То был тяжелый и опасный труд.
Прежде всего надо было составить точный план дома. Эту, казалось, невыполнимую задачу возложили на полкового инженера старшего лейтенанта Керова. Как узнать план дома, занятого врагом? Не войдешь ведь туда с рулеткой в руках! Вглядываясь в очертания здания, Керов старался разгадать его внутреннее расположение. Неожиданный успех облегчил задачу. Бойцам второго батальона удалось проникнуть в южную, недостроенную часть дома. А достаточно было снять план одной его части, чтоб иметь полное представление о другой.
Теперь выяснялся объем предстоящей работы. На глубине пяти метров надо прорыть тоннель сечением один метр на восемьдесят сантиметров. Но удастся ли неслышно пройти под землей, когда над тобой враг? Где гарантия, что лопата ни разу не ударится о камень?
В полк прибыл саперный взвод.
Работа шла круглые сутки, но из-за недостатка места в забое одновременно могли находиться только два сапера. По мере того как уходили вперед, стало труднее дышать, керосиновые лампы гасли от недостатка воздуха.
На четырнадцатый день прошли сорок три метра. Дальше рыть было рискованно: галерея пойдет как раз под центром занятого противником дома, и очень мало шансов остаться необнаруженными.
Днем еще риск невелик: гул в Сталинграде стоял такой, что различить удары кирки где-то в глубине невозможно. Другое дело ночью, когда наступала относительная тишина. Тогда условия для подслушивания становились идеальными. Пришлось применять звуковую маскировку. Минометчики второго батальона, на участке которого стоял дом, всю ночь вели методический огонь с интервалами в несколько минут. Кроме того, по ночам в минной галерее время от времени делали короткие перерывы в работе. Все это позволило подобраться к самому дому незамеченными.
Выкопали минную камеру и через подземную галерею неслышно перенесли в нее полторы сотни ящиков — три тысячи килограммов взрывчатки. От подрывной станции, устроенной на мельнице, к минной камере протянули электропровод.
Когда все было готово для взрыва, наши бойцы, засевшие в южной части Дома железнодорожника, незаметно оттуда ушли. Все близлежащие траншеи надежно перекрыли — ведь полетят камни, да еще какие!
Одновременно готовилась атака: она должна была начаться сразу после взрыва.
Ждали взрыва и разведчики Лосева. Их расчет был прост: ошеломленные немцы обязательно побегут — тут и лови «языка»! Представив себе все возможные пути, по которым бросятся наутек перепуганные фрицы, Лосев расставил четырнадцать своих ребят по нескольким засадам.
Наконец все приготовления кончились.
На подрывной станции Керов не отнимал телефонной трубки от уха.
— Через минуту! — услышал он голос Елина.
Керов подал знак саперному офицеру с подрывной машинкой в руках.
Раздался взрыв.
Как только осел выброшенный грунт, началась атака. А в стороне, в угаданном Лосевым направлении, разведчики захватили вражеского ефрейтора. Немец, в сущности, не пострадал от взрыва, а, как и предполагалось, бросился в испуге бежать куда глаза глядят, но на его беду поблизости оказался сам Хватало…
Воронка имела в глубину пять метров, а по диаметру раза в два — три больше. Немало фашистов оказались погребенными под развалинами, но часть четырехэтажной стороны дома все же уцелела.
Выжить оттуда немцев удалось несколько позже. То был знаменитый штурм Дома железнодорожника, вошедший славной страницей в историю Сталинградской битвы. Три штурмовые группы по 6—8 человек стремительно ворвались в дом еще до того, как немцы успели опомниться от мощного артиллерийского налета и интенсивного пулеметного обстрела. Уже через тридцать минут боя пали все очаги сопротивления и фашистский гарнизон, состоявший из двух рот пехоты и роты тяжелого оружия, был полностью уничтожен.
Штурм Г-образного дома.
Фото Г. Зельма.
В семидесяти метрах севернее Дома железнодорожника находился так называемый Г-образный дом. Из этого хорошо укрепленного мощного узла сопротивления немцы контролировали Волгу на важнейшем участке, просматривая, а значит и простреливая подходы к реке. Штурмовая группа овладела им после ожесточенного боя, который длился двадцать шесть часов подряд.
Сорок второй полк вздохнул свободнее: наконец он получил на своем участке самостоятельную переправу через Волгу.
Лишь теперь все в «Доме Павлова» поняли, что именно имел в виду генерал Родимцев, когда сказал бронебойщикам: «Еще немного потерпите, друзья»…
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯБОЙ ЗА „МОЛОЧНЫЙ ДОМ“
В три часа ночи 19 ноября старшему лейтенанту Керову, оперативному дежурному по сорок второму полку, позвонили из штаба дивизии:
— Доложите полковнику Елину: предстоят большие события.
Вскоре появился связной с приказом командующего Сталинградским фронтом. Приказ заканчивался словами: «Настал час расплаты с врагом».
Это не явилось неожиданностью. Каждый сердцем чувствовал, что все эти долгие недели и месяцы, пока здесь, у берегов Волги, перемалываются гитлеровские полчища, где-то там готовятся силы для контрнаступления.
И вот оно — началось!
В «Дом Павлова» радостную весть принес Авагимов.
— Товарищи, наши идут в наступление!
И он прочел приказ.
Люди забыли обо всем на свете, кроме самого главного, самого радостного:
— Наступаем!
Где тут думать об осторожности! Кое-кто даже открыто вышел на улицу. Но таких быстро призвали к порядку.
После полудня пришел Кокуров и сообщил:
— Наши уже прорвали оборону, вклинились на пять километров.
Затем через каждые час — два приходил кто-нибудь из политработников:
— Продвинулись еще на два километра.
— Еще на два…
К вечеру стало известно, что за первый день наступления советские войска продвинулись на двадцать километров.
Бои продолжались.
Защитники «Дома Павлова» находились в состоянии нетерпеливого ожидания.
Немцы, засевшие в соседних домах, вели себя непонятно: вот уже четвертые сутки они не проявляли никаких признаков жизни.
Чего же медлить?
Но из батальона отвечали:
— Обождите, придет и ваше время…
Вскоре это время пришло.
23 ноября войска Юго-Западного, Донского и Сталинградского фронтов замкнули кольцо вокруг гитлеровских войск. Двадцать две немецкие дивизии оказались в западне.
На помощь окруженным поспешила группировка немецкого фельдмаршала Манштейна. Изнутри кольца навстречу Манштейну были двинуты войска Паулюса.
В эти напряженные дни 62-я армия, в которую входила дивизия Родимцева, получила задачу: перейти в наступление и тем самым не дать гитлеровцам возможности снять войска для задуманной ими операции.
Приказ получил и сорок второй гвардейский полк.
Было решено завязать бой за «Молочный дом» — так называлось длинное здание на площади 9 Января, находившееся в ста семидесяти метрах от «Дома Павлова». Когда-то этот дом был выкрашен в молочный цвет, отсюда и пошло его название. Но теперь от него, сожженного и разбитого, осталась только коробка. Лишь в одной его стороне сохранилась часть второго этажа. Фашисты основательно укрепились здесь и, ясное дело, будут упорно драться. А этого и добивалось наше командование. Главное — сковать как можно больше сил противника.
В ночь на 24 ноября в «Дом Павлова» стали прибывать бойцы седьмой и восьмой рот, назначенных в наступление. Появился заместитель командира батальона капитан Жуков — ему было поручено руководить боем.
Наумов собрал седьмую роту. «Не густо», — подумал он, оглядывая свое войско. Рота вместе со всем, что ей было придано, состояла из стрелкового отделения сержанта Павлова, отделения бронебойщиков, нескольких минометчиков во главе с Алексеем Чернушенко и пулеметного взвода Афанасьева.
Командир роты поставил задачу: в темноте сосредоточиться на площади — в развалинах нарсуда и в воронках — и ждать команды. Павлов и минометчики пойдут влево, пулеметчики — вправо. Их поддержат бронебойщики. С пулеметчиками пойдет он сам и политрук Авагимов.
Свое отделение Павлов вывел через окно в подвале.
— Давай, Глущенко, вперед!
С Волги дул холодный ветер. Густой мелкий снег засыпал глаза. Глущенко обо что-то споткнулся и, отводя душу, обругал саперов: многометровая спираль из колючей проволоки преградила путь к заветной воронке. Ничего не оставалось, как отойти назад и с разбегу перепрыгнуть эту чертову спираль…
В воздухе повисли гроздья ракет.
Заговорили немецкие пулеметы, минометы, автоматы.
Пулеметчики залегли в развалинах нарсуда. Появились раненые. Воронов, действуя как заправский санитар, проворно накладывал повязки.
Вот прямо в развалины угодил артиллерийский снаряд и… не разорвался.
— Дай бог счастья тому, кто готовил этот снаряд, — проговорил Афанасьев, рассматривая увесистую чушку, врезавшуюся носом в землю.
Кто он, тот мужественный человек, который, рискуя головой, обезвредил этот снаряд? Украинская ли дивчина, насильно оторванная от материнского гнезда, старый ли чех, работавший под дулом эсэсовца? Или, может быть, попавший в плен француз? Кто бы он ни был — большое ему спасибо! Как обрадовался бы он, если бы узнал, что тайный его подвиг сохранил жизнь десятку советских людей…
Бой разгорался. Надежно укрывшись в запасном дзоте, за подбитым танком и в развалинах нарсуда, роты вели непрерывный огонь. Но и немцы не оставались в долгу. Двигаться дальше возможности не было. Тем не менее пробная вылазка удалась: ведь задача была выполнена — активные действия батальона сковали неприятеля.