Она чуть было не решилась даже на последний писк моды — юбку-брюки. На первый взгляд можно подумать, что на женщине юбка, так как ткань спадает широкими мягкими складками до самых щиколоток; но как только дама начинает движение, становится очевидным, что в действительности это брюки. Фрэнсис посчитала, что этот предмет одежды невероятно практичен, однако тетя Маргарет посоветовала ей воздержаться от покупки. Юбка-брюки вызывает всеобщее возбуждение и беспокойство, и только недавно, как рассказала Маргарет, две молодые женщины, которые были так одеты, подверглись нападкам со стороны группы разгневанных домохозяек из-за нарушения приличий, обычаев и морали, и в конечном счете были даже поколочены.
— Для таких вещей должно еще прийти время, — сказала Маргарет. — Люди привыкают ко всему, только постепенно; но до этого, очевидно, неизбежно серьезное раздражение по поводу каждого новшества.
Так проходили недели. Фрэнсис ходила гулять в Гайд-парк и по Стрэнду, написала два письма Джону, на которые он не ответил; несколько раз они с тетей Маргарет ходили в театр и один раз в оперетту, на знаменитую комическую оперу Гилберта и Салливана «Микадо». В книжном шкафу в гостиной тети Маргарет, во втором ряду, Фрэнсис обнаружила несколько спрятанных за собранием сочинений Шекспира книг с чуждым ей содержанием. Это была эротическая литература. Когда тетя уходила спать, девушка погружалась в чтение романа «Фанни Хилл» Клеланда или в «Разговоры проституток» Паллавичино.
То, что она там прочитала, сначала ее шокировало, и в течение некоторого времени Фрэнсис ежедневно поздравляла себя со своим решением отклонить предложение Джона. Брак, очевидно, предполагает и то, что супруги проделывают между собой очень неприятные и своеобразные вещи.
Несколько раз Маргарет устраивала торжественные ужины для немногих оставшихся в Лондоне друзей, и Фрэнсис впервые констатировала, что разговоры дам ее утомляют и что она одним ухом все время прислушивается к беседам мужчин. С тех пор как вязание все больше стало входить в моду, женщины начали беседовать не только о своих детях и проблемах с прислугой, но и об узорах для вязания и правых и левых петлях. Фрэнсис находила эти темы смертельно скучными. У мужчин разговоры тоже в основном ходили по кругу, но предметы их бесед были интереснее.
Этим душным летом 1910 года основу всех дискуссий составляли три темы: в связи со ставшими необходимыми новыми выборами на повестке дня снова появился проект закона о парламенте, который должен был отменить право вето Палаты лордов, принятое нижней палатой в апреле.
Другой темой было возможное вторжение немцев, ставшее предметом театральных постановок, газетных статей и книг, а также горячих дебатов на каждом углу, что постепенно превратилось в общенациональную истерию (причем представление о том, что может прийти немцам на ум, чтобы совершить вторжение в Англию, зачастую было абсурдным).
Третьей темой были суфражетки, мужеподобные женщины, которые практически вели войну против Британской империи и таким образом пытались компенсировать свои многочисленные разочарования. Среди гостей тети Маргарет были преимущественно приверженцы тори, которые в женском движении видели угрожающий выход из берегов и без того опасного и прогрессирующего либерализма и подозревали феминисток в поддержке мирового социализма.
Фрэнсис редко вмешивалась в дебаты, но внимательно слушала. Если вечер затягивался и вино все больше развязывало языки, мужчины начинали рассказывать двусмысленные анекдоты или нашептывали друг другу определенные фрагменты из дерзко-эротических баллад Суинберна, который умер за год до этого, но при жизни решительно выступал за столь жестко осуждаемый в консервативных кругах либерализм. Те же самые господа, которые прежде высказывались за то, чтобы феминисток и коммунистов, без исключения, бросать в тюрьмы, казалось, были вполне готовы простить Суинберну его политические взгляды за некоторые, очевидно и в самом деле волнующие, стихи. Их лица становились красными, носы начинали блестеть, а в смехе слышались похотливость и жажда развлечений.
Фрэнсис, благодаря ее тайному чтению в то время, чрезвычайно остро реагировала на непристойности, часто считала мужчин ничтожными и все чаще задавалась вопросом, почему они считают себя более достойными, чем женщины, контролировать политические судьбы страны. В голове у нее крутилась масса мыслей, и даже если она зачастую злилась, все равно эти вечерние компании означали приятное развлечение в однообразии этого лета.
Было по-прежнему жарко. До сентября не произошло ровным счетом ничего.
Фрэнсис снова встретилась с Элис Чэпмен в тот самый день, когда к тете Маргарет приехал Филипп Миддлтон.
Это было в начале сентября, и хотя конец лета тоже был теплым и необычайно сухим, гнетущая жара все же отступила, и жизнь в городе стала терпимой.
Утром Маргарет позвонила ее подруга, которая взволнованно попросила ее приехать, так как у нее возникла серьезная проблема.
— Старая добрая Энн немного склонна к истерии, — сказала Маргарет; она стояла перед зеркалом в холле своего дома и поправляла шляпу. — Но я думаю, что мне все же надо сейчас же поехать к ней. Я могу оставить тебя одну? — Она обернулась к Фрэнсис, испытующе посмотрела на нее и потом слегка потрепала по щеке. — Ты такая бледная… Тебе надо немного погулять.
— Я всегда бледная, — ответила Фрэнсис, — но ты права. Я погуляю.
Она бродила по Гайд-парку. Мужчины в круглых шляпах на голове сидели на лужайке, отдыхая в обеденный перерыв. Дамы небольшими группами прогуливались по дорожкам, болтали, шептались и смеялись. Два щенка с развевающимися в разные стороны ушами поочередно набрасывались друг на друга с громким тявканьем. Дети запускали свои волчки. Кончики листьев на деревьях уже окрасились в пестрые цвета. Впервые Фрэнсис не ощутила в этот день щемящую тоску по дому, отравившую ей лето. Неожиданно она подумала, что и в Лондоне живется неплохо.
Вскоре девушка заметила в некотором отдалении довольно большое скопление людей. Испытывая любопытство, она ускорила шаг. Группа собравшихся насчитывала примерно человек сто, и при ближайшем рассмотрении они, все без исключения, оказались женщинами. Большинство явно принадлежали к привилегированным слоям общества, судя по тому, как хорошо и аккуратно они были одеты. Две женщины подняли вверх транспарант, на котором жирными черными буквами был написан лозунг Женского социально-политического союза: ПРАВО ГОЛОСА ЖЕНЩИНАМ!
Женщины столпились вокруг временно сооруженной деревянной площадки, на которой стояла молодая женщина в синем, наглухо застегнутом платье и произносила речь. Она была очень стройной, с тонкими чертами лица, выдававшими в ней чувствительную натуру. Ей было не больше тридцати лет, и при всей внешней хрупкости у нее оказался неожиданно энергичный голос.
— Уже несколько веков мы, женщины, поддерживаем мужчин. Мы заботимся о них, мы их слушаем, мы их утешаем, мы их ободряем. Мы возимся с детьми и оберегаем мужчин от множества мелких повседневных проблем. И таким образом помогаем им в их работе, в их карьере. Я думаю, что настало время использовать ту самую силу, которую мы до сего времени инвестировали в успех и преуспевание наших мужчин, чтобы обеспечить наш успех и наше преуспевание!
Раздались бурные аплодисменты. Молодая ораторша взяла стакан, который ей подала другая дама, и сделала глоток.
— Женщины во все времена доказывали, что у них есть сила, мужество и разум, и при этом они ни в чем не уступают мужчинам, — продолжала она. — Поэтому исключение женщин из важной, а может быть, и самой важной сферы общественной жизни — политики — является подлостью. Еще ни один мужчина не смог привести убедительной причины, почему женщина не имеет такого же права на непосредственное политическое управление, как он!
Фрэнсис остановилась совсем сзади. Недалеко от нее собралось несколько мужчин, на надежном расстоянии от женщин, но достаточно близко, чтобы Фрэнсис могла расслышать, о чем они говорили.
— Послушайте, послушайте! — воскликнул один из них. — Политическое управление! А потом женщины будут и членами парламента?
— А почему бы ей сразу не стать премьер-министром? — спросил другой.
— У власти в скором времени тоже непременно будет женщина.
Все засмеялись. Полноватый мужчина, постоянно вытиравший носовым платком пот со лба, заметил:
— Но все же она симпатяга, эта малышка! Вполне могла бы найти себе подходящего мужичка, и тогда бы ей не пришлось бездельничать в общественных парках и произносить глупые речи!
— Но слишком худа, — высказал свое мнение другой. — Тот, кто на нее клюнет, останется на бобах.
И снова раздался смех.
— Все, что этим женщинам нужно, — сказал толстяк, — так это мужчины, которые их однажды как следует…
Он наткнулся глазами на взгляд Фрэнсис и тут же смущенно замолчал. Остальные мужчины также поняли, что она слышала их разговор, и как-то беспомощно засмеялись. Фрэнсис смотрела на них с таким презрением, какое только могла выразить, а потом стала протискиваться вперед между другими женщинами.
— На протяжении века мы боролись оружием, которое нам дали мужчины, — продолжала выступавшая, — оружием, которое не представляет никакой опасности. По сути дела, мы были готовы приспособиться, подчиняли свои желания желаниям мужчин и старались не выдвигать никаких неподобающих требований в отношении большего равенства. Те немногие, кто действовал более решительно, в большинстве своем дорого заплатили за это. Остальные отстаивали свои интересы — большей частью это были весьма скромные желания — таким известным и благосклонно санкционированным мужчинами оружием, как лесть, простодушие — и проституция!
Среди присутствовавших возникло некоторое оживление.
Голос выступавшей женщины зазвучал громче.
— Да, проституция! Как часто пытались вы добиться чего-либо таким способом? А если вы, милые дамы, при этом еще симпатичны и сговорчивы, то награда не заставляла себя долго ждать. Мужчины в этом случае всегда были готовы пойти вам навстречу — но насколько далеко, это решали