Фрэнсис смахнула волосы со лба.
— А когда я чувствовала себя хорошо? — спросила она со смирением в голосе. — Иногда мне кажется, что это несчастное бессилие не кончится никогда.
Филипп вошел в комнату, осторожно закрыв за собой дверь.
— Я боюсь разбудить Маргарет, — объяснил он.
Тетя никогда не одобрила бы его присутствие в комнате своей племянницы в такой час, Фрэнсис это знала, но нормы приличия ей самой с некоторых пор были безразличны.
Она кивнула.
— Да, я тоже не хотела бы нарушить ее сон. Она и так уже много натерпелась со мной.
— Вы не должны это так воспринимать. Она любит вас и не считает обузой.
— Н-да, — процедила Фрэнсис.
Филипп беспомощно стоял посередине комнаты.
— Вы уже… я имею в виду… открытку… Вы ее уже прочитали?
— Конечно. — Она попыталась вспомнить, что он ей написал. Что-то о мечте мира и о двух людях, которые нашли друг друга…
— Марло, — сказал Филипп. — У него изумительный язык, вы не находите? Я особенно люблю тот фрагмент, который я вам написал. Менелай блуждает по пылающей Трое и наконец встречает Елену. Их чувства противоречивы и сбивчивы. Десять лет… что знает он о том, что у нее в душе? Возможно, она любит другого. Может быть, она любит Париса, который ее похитил…
Фрэнсис стала перебирать свои скудные знания в области греческой мифологи и в итоге поняла, что со школьных времен мало что осталось в ее памяти.
— Но потом, — продолжал Филипп, — он видит, что это его Елена. Что бы ни было, важен только момент, когда ты вновь обретаешь потерянное. Они оба пережили несчастье, и вокруг них бушует ад. Но они одержат победу.
Фрэнсис задавалась вопросом, почему он ей это рассказывает. На ее взгляд, его рассказ звучал слишком романтично и был оторван от реальной жизни. Она попыталась вспомнить, чем закончилась история Менелая и Елены, но ей ничего не пришло в голову. Да и шла ли вообще об этом речь?
Филипп задумался над своими словами, но потом вернулся в реальность. Он, кажется, снова увидел Фрэнсис и комнату, окутанную слабым светом, полную теней и тайн, где ощущался запах лаванды, которую Фрэнсис в знак воспоминаний о Кейт хранила в шкафу в маленьких ароматических подушечках. В его глазах было своеобразное выражение, которое Фрэнсис не могла понять.
Неожиданно Филипп подошел к ней, сел на край постели и взял ее руки.
— Я мог бы тебе помочь, — сказал он, — я мог бы тебе помочь со всем справиться. Ты пережила самое страшное. Я знаю, что ты чувствуешь. Поэтому я могу…
— Ты этого не знаешь, — перебила его Фрэнсис. Она хотела освободить свои руки, но он крепко держал их в своих. — Ты не можешь этого знать. Никто не может.
Она невольно тихо застонала, вернувшись к воспоминаниям. Мрачный подвал. Стул. Люди, которые крепко держат ее, которые всем своим весом давят на нее, чтобы удержать. Веревка вокруг тела. Грубые руки, схватившие ее за челюсть, чтобы открыть ей рот. Ужасный шланг, который они проталкивают ей в горло. Фрэнсис снова почувствовала, как ее душат тошнота и панический страх.
— О боже, — прошептала она. Слезы выступили у нее на глазах и побежали по щекам. — Это было так страшно… Так больно…
Филипп притянул ее к себе.
— Знаю.
— Я думала, что умру.
— Да. Я понимаю тебя.
— Думала, они меня убьют, и никто мне не поможет… Никто мне не поможет!
Успокаивая, он гладил ее по волосам. Его руки были мягкими, несущими утешение.
— Я чувствовала себя такой беззащитной… Я не могла пошевельнуться. Пыталась бороться, не хотела просто смириться. Но ничего не могла сделать. Вообще ничего не могла сделать!
Слезы текли ручьем. Впервые с того дня Фрэнсис по-настоящему плакала. Это была не просто пара беспомощных слезинок из-за скверного самочувствия. Это были настоящие рыдания, идущие из глубины. То оцепенение, что сжимало ее, ослабло. Словно вскрылась рана и из нее вытек яд, пожирающий тело.
— Но самым худшим была не боль, даже не страх смерти и тошнота. Самым страшным было то, что они делали. Что они меня держали и… Это было подобно насилию. Так я себя чувствовала. Так я чувствую себя сейчас. Облитой грязью и униженной.
Филипп обнимал ее. Она намочила слезами его рубашку, но ее тело уже не так сотрясалось под его руками, нежно гладившими ее.
— Уже все хорошо, — сказал он мягко. — Все хорошо.
— Я никогда не смогу это забыть… Наверное, я никогда не смогу стереть это из своей памяти…
— Ты это забудешь. Я буду рядом. Я буду всегда рядом с тобой.
Где-то глубоко внутри ее раздался тревожный звонок. «Что он имеет в виду? Он — хороший друг, но не более того, и я должна ему об этом сказать…»
Но тут же Фрэнсис почувствовала себя глупо, так как, возможно, он тоже подумал всего лишь о дружбе, к тому же ей совсем не хотелось говорить об этом сейчас. В последние месяцы она чувствовала себя больным, одиноким ребенком. Она наслаждалась, когда ее кто-то обнимал, гладил и утешал.
— Я принадлежу тебе, — шептал Филипп, плотно прижавшись губами к ее уху. Фрэнсис ощущала на лице его дыхание. Впоследствии она не могла объяснить себе, как случилось, что их губы встретились. Она почувствовала соленый вкус своих собственных слез.
Как это приятно, подумала она.
Его руки скользнули ей под свитер, и Фрэнсис очнулась от своих мыслей. Она отпрянула назад.
— Филипп…
Он часто дышал. Потом прижался головой к ее груди.
— Я люблю тебя, Фрэнсис, — пробормотал он, — я хочу… я хочу тебя, Фрэнсис!
Фрэнсис довольно четко представляла себе, что он хочет, поскольку выросла в деревне и видела многое. Последние пробелы в знаниях она восполнила, начитавшись эротической литературы из книжных собраний Маргарет. Девушка понимала, что должна остановить Филиппа от дальнейших действий.
— Филипп, пожалуйста, оставь меня! — сказала она.
Что-то в ее голосе привело его в чувство. Он резко поднял голову и убрал руки. Его щеки раскраснелись.
— Боже мой, Фрэнсис, прости меня, пожалуйста. Я…
— Ничего, — ответила она. Встала, подошла к комоду и достала носовой платок, потом вытерла лицо и высморкалась. — Я должна извиниться, сесть и плакать…
Он стоял с опущенными руками посреди комнаты.
— Ты наверняка думаешь, что я хотел воспользоваться ситуацией…
— Глупости. В самом деле, всё в порядке.
— Я не хотел бы, чтобы ты думала, будто я… всего лишь искал мимолетного приключения.
Фрэнсис слегка улыбнулась. Мысль о том, что именно Филипп мог искать мимолетного приключения, казалась слишком абсурдной.
— Я вовсе так не думаю. Пожалуйста, не беспокойся.
— Я… — Он, похоже, хотел сказать что-то еще, но, очевидно, не решился. — Тогда я пойду. Спокойной ночи, Фрэнсис.
— Спокойной ночи, Филипп. — Она посмотрела ему вслед, наблюдая, как он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь, и глубоко вздохнула.
«Настанет время, — сказала она себе, — действительно настанет время, и ты оправишься от болезни».
Менее чем через неделю они завершили то, что начали в тот вечер. Фрэнсис впоследствии так отчетливо помнила этот день еще и потому, что в стране произошли волнения. Газеты пестрели экстренными сообщениями. Министр иностранных дел Англии сообщил, что нет никакого соглашения, которое вынуждало бы Англию к военной поддержке Франции. После этого встревоженное французское правительство вспомнило о договоренности, согласно которой Англия брала на себя обязательство прийти на помощь Франции в случае нападения Германии. В связи с этим немецкое правительство сочло необходимым подтвердить свое миролюбие и заявить о том, что Германия не имеет никаких агрессивных намерений в отношении кого-либо. Но из-за всей суматохи возможность наступательной войны со стороны Германии однажды опять стала злободневной темой, и на каждом углу в панике обсуждалось, что в таком случае произойдет и насколько в это будет втянута Англия.
Маргарет каждый день после обеда уезжала к кому-то на неизменный бридж, сопровождаемый чаепитием, хотя первоначально она объявила, что в такие тяжелые времена ей не до общения, потому что существует угроза войны…
— Тетя Маргарет, война начнется определенно не сегодня, — сказала Фрэнсис, успокаивая ее. — И точно не завтра. Если ты так беспокоишься, будет лучше, если ты выйдешь в общество, чтобы немного отвлечься.
Тетя еще немного посетовала, но в конце концов, конечно, победил ее вкус к жизни, и она уехала.
Фрэнсис и Филипп вместе пили в салоне чай, и хотя горничная подала к столу свежеиспеченный пирог, ни один из них к нему не притронулся. Между ними возникло некое напряжение, которое день ото дня росло и которое они не могли больше игнорировать. Они не чувствовали себя больше как брат и сестра и не были просто молодыми людьми, которые волею случая вынуждены жить в одном доме; теперь они были мужчиной и женщиной.
Для оторванной от жизни Маргарет было вполне типично, что она задумывалась и беспокоилась обо всем и каждом, но при этом совершенно упустила из виду щекотливую ситуацию, которая могла сложиться из совместного проживания в ее доме молодого человека и юной девушки.
В этот вечер они опять целовались, а потом отправились наверх, в комнату Фрэнсис, и когда оказались друг напротив друга, глаза Филиппа загорелись от любви, а Фрэнсис рассудительно задавалась вопросом, как это все бывает и заставит ли это ее почувствовать, что она действительно наконец повзрослела.
Фрэнсис считала это неприятным и неэстетичным и растерянно спрашивала себя, и что только люди в этом находят. Данная тема всегда была покрыта тайной, молодых людей настойчиво от этого предостерегали. Говоря об этом, некоторые шептались и хихикали.
Фрэнсис пришла в возбуждение от рук и губ Филиппа, но очень нервничала, а Филипп был слишком неопытен, чтобы продлить это возбуждение. И постепенно оно полностью исчезло. Вместо этого каждый мускул в теле Фрэнсис судорожно сжался. Она была очень напряжена, но решила выдержать испытание до конца. Девушка с удивлением рассматривала лицо Филиппа, которое очень изменилось и стало не таким привлекательным, как обычно; оно блестело о