— «Стихи Роберта Бёрнса», — прочел он. — Как замечательно. Спасибо, Виктория!
На младшей сестре было черное бархатное платье, по которому струились ее светлые, как жидкий мед, волосы. У нее были раскрасневшиеся щеки, и выглядела она молодой и расслабленной, какой уже давно не была.
— Это стихи о любви, — сказала она.
Петер улыбнулся.
— И вы написали прекрасное изречение на первой странице… Я действительно очень рад.
Фрэнсис вытянула шею, чтобы прочесть надпись, но на расстоянии ничего не смогла разобрать. Она недоверчиво посмотрела на сестру: неужели и та увлечена Петером?
Лора произвела фурор своим подарком. Она связала для Петера свитер, объемный, теплый, с воротником гольф, из шерсти темно-серого цвета. Все были ошеломлены, так как никто никогда не видел, чтобы Лора вязала.
— Когда же ты это делала? — спросила Фрэнсис.
— В основном ночами, — объяснила девушка, — тайно, в своей комнате.
— Мне еще никто никогда не вязал свитеров, — признался Петер, — а здесь вдруг моя спасительница делает мне такой подарок!.. Это потрясающе, Лора.
Он подошел к ней и нежно поцеловал ее в щеку. Лора побелела как мел и рухнула, потеряв сознание.
Сразу возник переполох. Все сгрудились вокруг Лоры, пытаясь привести ее в чувство. Наконец Петер поднял ее и положил на диван. Там Лора открыла глаза и растерянно огляделась.
— Что случилось? — спросила она.
— Мы тоже очень хотели бы это знать, — ответил Петер, озабоченно глядя на нее. — Вы неожиданно просто упали.
— О! — Лора села. Она еще была совершенно белая, ее руки дрожали. — Наверное, что-то с кровообращением…
— Петер тебя поцеловал, и ты сразу свалилась, — сказала Виктория, — как викторианская дева!
— Как лестно это было бы для меня! Не думаю, что она упала, потому что я ее поцеловал, — сказал Петер и задумчиво добавил: — Вы очень плохо выглядите, Лора. У вас всегда такие мешки под глазами?
Теперь все внимательно глядели на Лору. В конце концов та разразилась слезами.
— Я не знаю, почему плачу, — выдавила она. — Правда, не знаю!
— Девочка моя, ничего страшного в этом нет. Люди иногда плачут просто так, без причины. — Аделина села на край дивана, взяла Лору за руку и притянула ее к себе. Тут выражение ее лица резко изменилось.
— Ты ужасно похудела, Лора! — крикнула она испуганно и чуть отстранила девочку от себя.
— В самом деле? — спросила Фрэнсис.
На Лоре было одно из новых платьев, которые она купила ей в Норталлертоне, и они были того же свободного покроя, что и ее старые вещи. Лора выглядела такой же бесформенной, как и всегда. Но Фрэнсис отметила коричневые круги под ее глазами и то, что подбородок девушки заострился, а щеки стали не такими полными.
— Я это чувствую, — сказала Аделина, — она очень сильно похудела.
— Я толстая, — всхлипывала Лора, — я все еще толстая!
Пока все участливо смотрели на содрогающуюся от плача молодую девушку, в дверь громко застучали. Все вздрогнули.
— Кто это может быть? — растерянно прошептала Виктория.
— Петер, быстро наверх, — прошипела Фрэнсис. — Надеюсь, никто не смотрел в окно…
Петер молнией бросился вверх по лестнице. Аделина пошла открывать дверь.
— Мистер и миссис Ли! — воскликнула она. — Какой приятный сюрприз!
С раскрасневшимися от мороза щеками в комнату вошли Джон и Маргарита. Они были в пальто и шарфах, а на их волосах таяли снежинки.
— Я, честно говоря, сомневался в том, что мы сможем добраться сюда на машине, — сказал Джон, — но вся подъездная дорога прекрасно расчищена. У кого из вас так много сил?
«У Петера», — подумала Фрэнсис, но вслух сказала:
— Мы поработали все вместе.
Джон поцеловал ее в обе щеки. Его губы были холодными. Потом он повернулся к своей бывшей жене: «Виктория…» — И ее тоже поцеловал.
Виктория восприняла это на удивление спокойно. Она даже заставила себя протянуть руку Маргарите, которая, освободившись от пальто, продемонстрировала явно округлившийся живот.
«Боюсь, что Виктория будет следующей, кто свалится без чувств», — подумала Фрэнсис.
— Что вы здесь делаете? — спросил Джон, осмотрев комнату. — Вы уже зажгли свечи и распаковали подарки?
— Так делают в Германии, — объяснила Маргарита.
— Ну, я полагаю, что Фрэнсис не собирается вводить в Уэстхилле немецкие обычаи, — сказал Джон и засмеялся.
Остальные присоединились к его смеху, как будто он действительно весело пошутил; но у Фрэнсис возникло чувство, что каждый мог заметить, насколько они напряжены и неестественны.
Между тем Маргарита увидела Лору, которая, с красными глазами и мокрыми от слез щеками, сидела на диване.
— Что с тобой случилось? — крикнула она.
— Лора внезапно упала в обморок, — объяснила Фрэнсис. — Наверное, что-то с кровообращением.
— Неудивительно, — констатировала Маргарита. — Она ужасно похудела.
— Я сказала то же самое, — подтвердила Аделина.
— А я этого вообще не заметила, — призналась Фрэнсис с чувством вины.
— Обычно это сложно заметить, когда видишь человека каждый день, — сказала Маргарита, — но я не видела ее месяца три, и это очень бросилось в глаза.
И опять все взгляды устремились на Лору, которая сразу снова стала бороться со слезами.
— Что-то я ничего не понимаю, — сказала Фрэнсис. — Лора все время питалась абсолютно нормально. Потом она захотела похудеть и стала есть значительно меньше, чем раньше, но не до такой же степени, чтобы это показалось мне опасным…
Лора, закрыв лицо руками, снова зарыдала.
— Я боюсь, — тихо сказала Маргарита, — что у нее есть собственный метод освобождаться от еды.
— Какой?
Маргарита подошла к плачущей Лоре и мягко отвела ее руки от лица.
— Лора, это не то, чего ты должна стыдиться, — сказала она настойчиво, — но ты должна сказать правду. Ты вызываешь рвоту после еды, не так ли? Ты делаешь это, чтобы освободиться от съеденного?
— Не может быть! — воскликнула потрясенная Фрэнсис.
— Это болезнь. И случается она не так уж редко. — Маргарита взяла Лору за плечи и слегка потрясла ее. — Ведь это так, Лора? Ты так поступаешь?
Лора кивнула. Слезы водопадом полились из ее глаз.
— Я такая толстая, — плакала она, — такая отвратительно толстая!..
— Получается, что ее тело не усваивает нужное количество жизненно важных веществ, — объяснила Маргарита, — и это продолжается уже несколько месяцев. Неудивительно, что она падает в обморок.
Виктория истерически засмеялась.
— Боже мой, а мы уж подумали, это оттого, что…
Фрэнсис остро глянула на нее. Виктория, густо покраснев, успела остановиться в последний момент.
«Как была идиоткой, так ей и осталась», — разозлилась Фрэнсис.
— Что вы думали? — спросил Джон.
— Ничего, — ответила Фрэнсис, — ничего мы не думали.
Это прозвучало так резко, что он не решился задать следующий вопрос.
— Вы знаете, — сказала Маргарита, — кроме того, что мы хотели увидеть вас перед Рождеством, мы заехали еще и из-за Лоры. После нашего с Джоном… обручения я как-то резко прекратила занятия; но считаю, что их необходимо возобновить. Лучше всего было бы, если б Лора смогла приходить ко мне в Дейлвью, так как я, — она провела рукой по животу, — скоро совсем не смогу передвигаться. А там мы будем одни и, кроме учебы, могли бы немного поговорить о твоих проблемах, Лора. Что ты скажешь?
Девушка, кивнув, засопела; потом вынула из кармана носовой платок.
— А вы, — сказала Маргарита, — получше следите за ней. Старайтесь поменьше оставлять ее одну. Она воспользуется любой возможностью, чтобы засунуть себе палец в глотку.
Все подавленно молчали. Наконец Фрэнсис взяла себя в руки.
— Извините, что-то мы совсем забыли о гостеприимстве. Вы приехали к нам, а мы до сих пор не угостили вас ничем, кроме своих проблем… Присаживайтесь. Хотите что-нибудь выпить?
— С удовольствием, — ответила Маргарита. — Но мы совсем ненадолго. У меня такое впечатление, что мы вам помешали… Похоже, что мы приехали в неподходящий момент.
Наступил 1943 год. В последние недели уходящего года в Англию через Атлантику перевозили все больше американских солдат, оружия, боеприпасов и военной техники. В то время люди еще не знали, что это начало операции «Оверлорд», запланированной высадки союзников в Нормандии.
В это время Фрэнсис пыталась игнорировать все, что было связано с войной. Нормирование продуктов питания становилось все более строгим, и повседневная жизнь требовала больше сил и хлопот. У нее не было времени заниматься чем-то еще, кроме самых обязательных вещей. Но она игнорировала не только войну, но и проблемы внутри семьи и намечающиеся сложности. Она была кормилицей; остальные полагались на плоды ее трудов.
Бо́льшую часть времени Фрэнсис проводила в стойлах. Ночи напролет она просиживала возле жерёбой кобылы, которая могла потерять жеребенка. Она стала уставшей и раздраженной. В результате болезни передохло много овец. Все шло наперекосяк. Не хватало ей еще играть роль психотерапевта для близких…
Лора все худела, но Фрэнсис в известной степени переложила эту проблему на плечи Маргариты и утешалась тем, что та все приведет в порядок. Почти каждый день Лора ходила в Дейлвью, но Фрэнсис в своих расчетах не учла, что та не может говорить с Маргаритой о причине своей анорексии — об отчаянной любви к Петеру, — поэтому француженка не знала истинной причины болезни. Фрэнсис не воспринимала эту «любовь» всерьез — обычное увлечение молодой девушки привлекательным молодым человеком. Всего лишь фаза в жизни Лоры, и больше ничего. Однажды это пройдет.
Фрэнсис упустила из виду, что у Лоры ничего не бывало «обычным». Душа девочки слишком пострадала, чтобы спокойно воспринимать жизнь и ее разочарования. Лора так и не смогла преодолеть травму, вызванную страхом бомбардировок; никогда не заживет и боль от потери матери. Она страдала от разлуки с Марджори, которой писала длинные письма, хотя та редко на них отвечала. Лора цеплялась за идею большой любви к Петеру с той же фанатичной страст