Господин Макаров взглянул на мальчика, едва удерживаясь от смеха, потом на деньги, потом снова на мальчика и сказал ласково:
– Но ведь здесь очень немного денег, дорогой мой!
– Ой! Неужели не хватит?! – испуганно воскликнул странный мальчик. – А я целых четыре месяца копил!
Мальчик задумался на минуту, наморщил лоб, почесал затылок, и вдруг глаза его блеснули внезапной мыслью.
– Я придумал, – произнёс он, сразу теряя своё обычное спокойствие. – Вы только примите меня и начните исправлять, а уж я сам потороплюсь исправиться как можно скорее. И больше чем на 4 рубля 75 копеек меня не придётся исправлять! – заключил он с самым торжествующим видом.
Услышав это неожиданное решение, директор невольно расхохотался. Засмеялся и всегда серьёзный учитель-француз. Засмеялись и мальчики. Странный мальчуган пришёлся всем по душе.
– Как тебя зовут? – спросил, с трудом преодолев новый приступ смеха, директор.
– Меня зовут по-разному, – отозвался мальчик. – Бабушка зовёт меня «несносным шалуном», папа «сорвиголовой», кухарка Дарья «чистым бесёнком», дворник «сорванцом»…
– Нет, нет, – снова захохотал Макаров, – я не про то тебя спрашиваю. Как твоё имя, мальчуган?
– Имя? Гриша Кудряшов.
– Ну вот что, Гриша! – И, говоря это, директор положил руку на плечо мальчика. – Ты останешься у меня. Деньги твои спрячь, они тебе самому пригодятся. Лучше дай мне адрес твоих родных. Я напишу им, что ты останешься у меня, чтобы они не подумали, что ты потерялся. Понял?
– А они не увезут меня отсюда, пока я не успею исправиться? – испугался Гриша.
– Нет, нет, не бойся! – засмеялся директор. – Я сам не отдам тебя, пока не исправлю совсем. С сегодняшнего дня ты мой пансионер, слышишь! И зовут тебя отныне Греня. У меня уж такое правило – давать со дня вступления в пансион другие имена детям. Но никаких прозвищ у нас не полагается.
– Значит, я больше не «несносный шалун»? – осведомился Гриша.
– Нет, – ответил Александр Васильевич.
– И не «бесёнок»?
– Да нет же!
– И не «сорвиголова»?
– Нет. Ты Греня, и никто другой!
– Отлично. Это имя мне нравится. И эти мальчики тоже, – неожиданно кивнул Греня на окруживших его пансионеров. – А вы больше их всех, – заключил он, неожиданно обращаясь к Александру Васильевичу. – Давайте-ка вашу руку. Я вас полюбил и думаю, что вам скоро удастся меня исправить!
И он изо всех сил тряхнул, как взрослый, руку директора.
– Да, я тоже надеюсь на это, – ответил тот. – Ты славный малый, и мы станем друзьями.
И, сказав это самым серьёзным тоном, директор вышел из спальни, поручив нового пансионера гувернёру и его новым товарищам.
Глава XXXIXТаинственная бумажка. – злое намерение
Поступление нового пансионера решено было отпраздновать. Добрый Александр Васильевич захотел порадовать своих мальчиков, а заодно и сироток-племянниц, Марусю и Женю. Он предложил поездку в лес с самоваром и закусками, а кухарка Авдотья должна была печь картошку и варить обед в лесу.
Когда мальчики узнали об этом, долгое «ура!» стоном стояло в воздухе, оглашая стены пансиона. Шумному ликованию не было конца. Но поездка чуть было не расстроилась.
Произошло одно из ряда вон выдающееся событие. Кухарка Авдотья накануне «пикника», как назвал Александр Васильевич предстоявшую поездку, ходила в соседнее село на базар покупать себе сапоги, и когда шла по просёлочной дороге, то в двухстах шагах от пансионского сада увидела четвертушку бумаги, тщательно прибитую к дереву и исписанную крупным детским почерком вкривь и вкось. Авдотья была неграмотна, но бумажка всё же очень заинтересовала её. Она осторожно сняла её с дерева и принесла домой. Мальчики играли в мячик на площадке в саду, когда перед ними неожиданно появилась кухарка.
– Вот… тута… на деревце висела, – таинственно прокудахтала она, показывая им записку.
Алек Хорвадзе взял у неё бумажку, желая прочесть, но Витик Зон стрелой кинулся к нему и почтительно, вынув листок из рук «царя», произнёс с поклоном:
– Ты, Алек, царь, и потому тебе нечего утруждать себя чтением. На это у тебя, как царя, имеются секретари!
Алек поморщился. Ему самому очень хотелось узнать поскорее, что написано в таинственной бумажке. Но Витик уже взобрался на вышку фонтана и, размахивая руками, кричал во весь голос оттуда:
– Рыцари! Слушайте! Я прочту вам сей…
Он не договорил, потому что Павлик Стоянов незаметно подкрался к нему сзади, повернул ручку, и в один миг Витик был облит холодной струёй воды, забившей из фонтана.
Витик, фыркая и отряхиваясь, как мокрый котёнок, соскочил на землю под оглушительный хохот шалунов. А бумажка в это время очутилась в руках Вовы Баринова. Он стоял во весь рост на садовой качалке и читал то, что было там написано:
– «В пансионе господина Макарова, на лесном хуторе Дубки, уже второй месяц живёт мальчик Миколка, убежавший от своего дяди, отставного солдата Михея, из деревни Старая Лесовка. Если Михей пожелает вернуть Миколку домой, то пусть переговорит с господином Макаровым. Хозяин Дубков принимает ежедневно».
Если бы в этот момент солнце, не переставая светить, упало на землю, мальчики удивились бы не больше того, как были поражены в этот момент. Точно столбняк нашёл на них. Они не могли произнести ни слова, изумлённые тем, что узнали. Поступок с бумажкой был из ряда вон скверным поступком. Очевидно, кто-то из злобы на маленького Котю захотел причинить ему большое горе, отдав его снова в руки сердитого «дяди».
Несколько минут рыцари не могли произнести ни слова от охватившего их негодования. И вот молчание в конце концов было нарушено. Павлик Стоянов вскочил на качалку рядом с Вовой и закричал, задыхаясь от волнения:
– Это такая гадость, такая гадость! Тот, кто сделал её, – предатель и шпион. Самый скверный! Самый бесчестный! Он хотел зла бедному Коте! Котя храбрый рыцарь и верный товарищ. Он уже доказал это. Мы все его любим и хотим, чтобы он был среди нас! Мы хотим, чтобы он рос с нами, учился с нами!.. Ну, словом, остался с нами до окончания нашего житья-бытья здесь. И вдруг какая-то злая, предательская душа…
– Это ужасно! Кто мог сделать это?! – послышались негодующие голоса остальных мальчиков.
– Какой это мерзкий и гадкий мальчишка!
– Негодный! Скверный! Злой!
– Да кто же это? Кто, рыцари?
Но никто не знал, никто не решался даже догадываться. Мальчики боялись подумать на кого-нибудь. Поступок был слишком гадок, и, если бы в нём обвинили невиновного, обида была бы слишком велика.
– Положительно не знаю, кто бы мог это сделать! – произнёс Алек, внимательно оглядывая лица столпившихся вокруг него мальчиков. – А ты, Зон, не знаешь? – обратился он к Витику с вопросом.
– Не могу знать.
– А ты, Арся?
– Не знаю!
– А ты, Миля?
– Не знаю тоже!
– А я знаю! – послышался торжествующий голос откуда-то сверху.
Глава XLЖеня-всезнайка. – Товарищеская расправа
Все мальчики как по команде подняли головы кверху и взглянули на дерево. Разумеется, на дереве была Женя. Она смотрела весело и лукаво, чему-то улыбаясь.
– Женя знает! Женя всегда всё знает! Женя-всезнайка!.. Слезай скорей вниз и говори всё, что знаешь! – раздались нетерпеливые голоса.
Дуб зашуршал, листья зашумели, и в одно мгновение Женя была уже на садовой площадке среди своих друзей.
– Ну, Женя! Ну, всезнайка, говори! Говори же!
Мальчики сгорали от нетерпения и прыгали вокруг Жени. Но Женя не обращала на них, казалось, никакого внимания. Она быстрыми шагами прошла площадку, приблизилась к скамейке под развесистым клёном и произнесла холодно и спокойно, глядя в упор на двух пансионеров, сидевших на скамье с книгами на коленях.
– Гога Владин и ты, Никс Гортанов, – это сделали вы!
Оба мальчика разом вскочили со своих мест. Книги выпали у них из рук и тяжело плюхнулись на дорожку.
– Как ты смеешь! – запальчиво закричал Никс. – Как ты смеешь, скверная девчонка!
И, опустив руки в карманы своих клетчатых панталон, принял самый презрительный и негодующий вид.
– Да, как ты смеешь так оскорблять нас обоих! – выступил теперь вперёд и Гога, чуть-чуть изменившись в лице.
Мальчик, видимо, храбрился, но руки у него дрожали и глаза бегали во все стороны, как у пойманного зверька.
– Молчи, ты, лгунишка! – презрительно глянула на него Женя. – И ты, клетчатая кукла, тоже молчи! – бросила она негодующе в сторону Никса. – Если у вас нет смелости сознаться, так хоть не лгите!
Она обернулась ко всем мальчикам и закричала своим звонким, далеко слышным голоском:
– Рыцари! Это сделали они: графчик Николай Гортанов и Георгий Владин. Если вы не верите мне, то должны поверить моей сестре Марусе. Моя сестра никогда не врёт, рыцари! Вы знаете это. Пусть она подтвердит вам то, что эти мальчики (тут она презрительно мотнула головой в сторону Никса и Гоги) оказались предателями. А теперь позовите сюда Марусю, – заключила она тоном приказа.
Никто, казалось, не посмел ослушаться её, и в следующую же минуту её сестра Маруся стояла сконфуженная среди двадцати буйных шалунов, с нетерпением ожидавших от неё показаний.
Маруся была тиха и робка от природы, как овечка. Она во всём отличалась от своей проказницы сестры. Но у девочки было одно огромное достоинство: она никогда не лгала. Не лгала даже в шутку; даже во время игр, которые иногда требовали шуточной лжи, – даже тогда не лгала Маруся.
Как только сестра появилась в саду, Женя бросилась к ней со всех ног.
– Скажи им, Маруся, что ты видела неделю тому назад и что рассказала мне вчера утром, – произнесла она, заглядывая сестре в лицо.
Маруся покраснела. Её большие кроткие глаза растерянно вскинулись на сестру.
– Ты хочешь знать ещё раз о том, что я видела за изгородью сада? – тихо спросила Маруся.
– Да, да! – нетерпеливым хором закричали мальчики и Женя в один голос.