– Я расследовал дела о мошенничестве, убийствах, пропавших без вести, подделках, ограблениях банков… всего этого в Нью-Йорке хватает. Не скажу, что пользуюсь теми методами и обладаю той удивительной проницательностью, какие утром показали вы. Но я настойчив, действую дотошно. Бывает, прочтешь сотню свидетельских показаний и только тогда наткнешься на противоречие, которое и приведет тебя к истине. Именно благодаря этим качествам я часто добивался успеха, и меня замечало начальство. Позвольте рассказать вам об одном деле, которое мне доверили весной тысяча восемьсот восемьдесят девятого года. Тогда мне не было об этом известно, но именно благодаря тому делу я сегодня оказался здесь.
У нас был клиент, Джонатан Ортон, президент компании «Вестерн юнион». Он пришел к нам, потому что кто-то стал подключаться к их линиям связи и на нью-йоркскую фондовую биржу начали поступать совершенно ложные, вредные сведения – с разрушительными последствиями. Несколько крупных компаний оказались на грани банкротства. Потери инвесторов составляли миллионы. Председатель горной компании в Колорадо, получив подобное сообщение, пошел в спальню и застрелился. Ортон полагал, что это дело рук исключительно злокозненного и хладнокровного шутника. На то, чтобы докопаться до истины, у меня ушло три месяца, не счесть, сколько людей я опросил. Как выяснилось, мы имели дело с изощренным и ранее неизвестным видом хищения. Синдикат брокеров с Уолл-стрит скупал акции пострадавших компаний, естественно, по бросовым ценам. Таким путем им удалось сделать огромные деньги. Эти действия требовали смелости, воображения, хитрости, кто-то сколотил большую команду талантливых преступников. Мы в агентстве Пинкертона сразу поняли: ничего подобного в нашей практике до сих пор не встречалось. В итоге нам удалось арестовать всю шайку, но главарь, человек, воплотивший этот преступный план в жизнь, от нас ускользнул. Звали его Кларенс Деверо.
Вы должны понять, что Америка – страна еще молодая, поэтому во многих отношениях далекая от цивилизации. Я был поражен масштабами беззакония вокруг меня, когда приехал в Нью-Йорк, хотя в душе ожидал чего-то подобного. Ведь не будь агентство Пинкертона востребовано, вряд ли ему удалось бы добиться такого успеха. Вокруг здания, в котором я жил, гнездились бордели, игорные дома и питейные заведения, там собирались преступники и в открытую хвастались своими подвигами. Я уже говорил о мастерах подделывать бумаги и деньги, о налетчиках на банки. Сюда следует добавить и хулиганов, из-за которых было опасно появляться на улице в вечернее время, и карманников, которые нагло творили свое грязное дело прямо средь бела дня.
Преступники были повсюду. Тысяча воров. Две тысячи проституток. Но – можно сказать, по счастью, – все они были разрозненны, никак не организованы, почти всегда действовали в одиночку. Разумеется, были исключения. Джим Данлэп и Боб Скотт возглавляли организацию, известную как «Кольцо», – она грабила банки по всей стране и похитила громадную сумму, три миллиона долларов. Были взломщики сейфов – медвежатники, время от времени они явно действовали по чьей-то указке. Другие шайки – «Мертвые кролики» или «Парни из Бауэри» – появлялись и быстро исчезали. Были «Убойные ублюдки» из Балтимора. Я читал досье на всех этих бандитов. Но Кларенс Деверо оказался первым, кто увидел преимущества разветвленной преступной сети, с собственным кодексом поведения, собственной четко прописанной иерархией. Впервые мы услышали о нем в связи с делом «Вестерн юнион», но в то время он уже был известен как наиболее одаренный и удачливый преступник своего поколения.
– Именно из-за этого человека вы здесь, – уточнил Джонс. – Он автор письма, посланного профессору Мориарти?
– Полагаю, что так.
– Прошу вас, продолжайте.
Я еще не попробовал стоящий передо мной суп. Джонс не спускал с меня пристального взгляда. Это был странный ужин: два иностранца в швейцарском ресторане, ни тот ни другой не прикоснулись к пище. У меня пропало ощущение времени – сколько я уже веду свой рассказ? Тьма за окном загустела, в камине потрескивали поленья, пламя пыталось вырваться из дымохода.
– Я к этому времени дослужился до начальника оперативной службы, – продолжил я. – И арестовать Деверо Роберт Пинкертон поручил мне лично. В моем распоряжении была целая бригада: три следователя, кассир, секретарь, две стенографистки и посыльный, и она получила название «Полночная вахта», потому что мы работали столько, сколько требовали обстоятельства. Наш кабинет в подвальном закутке был завален корреспонденцией, а на всех четырех стенах, да так, что самих стен не было видно, красовались «звезды» преступного мира. Нам присылали отчеты из Чикаго, Вашингтона и Филадельфии, и мы методично пропахивали сотни страниц. Работа была изнурительная, но к началу этого года стало вырисовываться лицо… Даже не лицо, а присутствие лица.
– Кларенс Деверо.
– Я даже не знаю, подлинное ли это имя. Его никто не видел. Каких-то рисунков или фотографий нет. Говорят, что ему лет сорок, в Америку он приехал из Европы, он из зажиточной семьи, человек обаятельный, хорошо воспитанный и с филантропическими наклонностями. Да, не вздрагивайте. Мне доподлинно известно, что он дает большие деньги приюту нью-йоркских сирот и дому бездомных. Он учредил стипендию в Гарвардском университете. Он был среди первых жертвователей на строительство Метрополитен-оперы.
При этом, поверьте, во всей Америке нет человека, чье влияние окрашено столь зловещими красками. Кларенс Деверо – преступник, которому нет равных, в высшей степени беспощадный и безжалостный, перед которым трепещут и работающие на него злодеи, и жертвы, чьи жизни он разрушил. Его безнравственности и порочности нет предела. Собственно, он вынашивает и проводит свои планы в жизнь с таким удовольствием, что возникает мысль: этот человек совершает свои преступления не столько ради возможной прибыли, сколько ради потехи. В конце концов, денег у него куры не клюют. Он актер, который работает на публику, фокусник из цирка, который приносит беду любому, к кому прикоснется, он везде оставляет свои кровавые отпечатки.
Я внимательно слежу за ним. Я его преследую. Он олицетворяет собой все, что мне глубоко омерзительно, что я считаю в высшей степени безнравственным, и, если мне удастся положить конец его деяниям, я буду считать это венцом моей карьеры. Тем не менее добраться до него я не могу. Иногда мне кажется, что ему известен каждый мой шаг, что он играет со мной в кошки-мышки. Кларенс Деверо действует с крайней осторожностью, скрывается под чужой личиной. Он не подставляется, не подвергает себя опасности. Он готовит преступление, скажем ограбление банка, разбой, убийство, разрабатывает детали, собирает шайку исполнителей, забирает себе добычу… но сам к месту преступления даже не приближается. Он остается невидимкой. Впрочем, у него есть одна черта, которая, надеюсь, однажды позволит мне взять его под стражу. Говорят, ему свойственно странное психологическое состояние, называемое агорафобией, – это жуткая боязнь открытого пространства. Он всегда остается в помещении и путешествует только в крытом экипаже.
Это не все. Наши усилия позволили нам выйти на след троих человек, которые знают, кто он, и которые наверняка на него работали, это его ближайшие приспешники и телохранители. Они были его постоянными спутниками, все трое – закоренелые преступники. Двое из них – братья, Эдгар и Лиланд Мортлейки. Третий начинал по мелочи, был так называемым «платочным вором», но потом дорос до медвежатника и взломщика. Этого зовут Скотчи Лавелль.
– Что вам мешает их арестовать?
– Арестовывали, несколько раз. Все трое отмотали сроки в Синг-Синге, но в последние годы вели себя тихо и не нарывались. Они сейчас респектабельные бизнесмены, и ничего на них у нас нет. Арестовывать их сейчас нет смысла. Полиция не раз их допрашивала, но нет силы, которая заставит их расколоться. Это новая порода гангстеров, и в агентстве Пинкертона их опасаются больше всего. Они плевать хотели на закон. Себя они ставят выше закона.
– Вы с ними встречались?
– Я видел всех троих на некотором удалении через двустороннее зеркало. Я всегда считал, что знакомиться с ними лично незачем. Деверо прячет от меня свое лицо, и будет только справедливо, если я отвечу взаимностью.
Мимо нас прошла фрау Штайлер и положила в камин еще одно бревно, хотя в ресторане и без того было жарко, как в сауне. Я дождался ее ухода и приступил к последней части моего рассказа.
– Два года мы безуспешно выслеживали Кларенса Деверо. Но несколько месяцев назад удача нам улыбнулась. Одного из моих молодых следователей звали Джонатан Пилгрим.
– Это имя мне известно, – пробормотал Джонс.
– Когда мы познакомились, ему было лет двадцать, этот полный энтузиазма, вполне порядочный парень напомнил мне себя в его возрасте. Замечательный малый, приехал к нам с запада. Он отлично играл на виолончели, играл и в крикет. Однажды я видел, как он катал шары в Блумингдейлском парке. В девятнадцать лет он ходил по техасским равнинам за лошадиным табуном, довелось поработать и на ранчо, и на горных приисках… даже на речном суденышке. Он влился в нашу нью-йоркскую команду и, действуя самостоятельно, умудрился выйти на Лиланда Мортлейка. Скажем так, старший из двух братьев питал слабость к видным парням, а Джонатан, с его соломенными волосами и горящими голубыми глазами, к таковым, несомненно, относился. Он стал секретарем Мортлейка и везде его сопровождал. Они вместе садились обедать. Вместе ходили в театр и в оперу, вместе толклись в барах. Так вот, в январе Мортлейк заявил, что перебирается в Лондон и хочет взять Джонатана с собой.
Нам предоставлялась великолепная возможность. Наш агент попадал непосредственно в шайку! Джонатан никогда не встречался с Деверо лично – как жаль, решить нашу задачу было куда бы проще, – но у него был доступ почти ко всей почте Мортлейка. Джонатан подслушивал разговоры, отмечал всех, кто приходил и уходил, подробно записывал все, что имело отношение к деятельности шайки, хотя, разумеется, сильно при этом рисковал. Я тайно встречался с ним в третью субботу каждого месяца в «Хеймаркете» – это танцевальный зал на тридцатой улице. Он сообщал мне все, что стало ему известно.