– В дом никто не заходил, – вступил в беседу Клейтон. – Если кто-то звонит в звонок, я иду открывать дверь. Вообще-то, сюда редко кто приходит. Мистер Лавелль гостей не привечает.
– Мальчик вошел не через входную дверь, – уточнил я, – а через садовую.
– Такого быть не может, – возразил Клейтон. – Она заперта с обеих сторон.
– Позвольте на нее взглянуть.
– С какой целью?
– Думаю, Клейтон, вам не пристало задавать вопросы. Просто делайте, что вам говорят.
– Хорошо, сэр.
Он отложил вилку, которую усердно драил, и проковылял к шкафу – огромному сооружению, занимавшему почти всю стену. Я еще раньше заметил рядом дощечку, на которой висело с десяток ключей, и он, внимательно их изучив, выбрал один, открыл им кухонную дверь, запертую опять-таки на весьма непростой замок, вносивший свой вклад в суровую безопасность всего дома. Втроем – Клейтон, Джонс и я – мы вышли в сад. Извилистая дорожка вела к деревянным воротам, по обе стороны – лужайки и клумбы. Видимо, клумбы были разбиты прежними владельцами – когда-то аккуратные и симметричные, сейчас они пришли в некоторое запустение. Я шел впереди, за мной Клейтон, сзади прихрамывал Джонс. В таком порядке мы и подошли к двери, которую видели с внешней стороны. Оказалось, что помимо мощного замка снаружи был еще металлический засов и второй замок изнутри, крепивший дверь на раме. Перелезть через стену едва ли возможно – ее венчали острые пики, к тому же стена отлично просматривалась из дома. А умудрись кто-то все ж спрыгнуть вниз, на лужайке наверняка остались бы следы.
– Ключ от замка есть? – спросил Джонс и указал на металлический засов.
– В доме есть, – ответил Клейтон. – Но этим входом никто не пользуется, мистер Джонс, что бы вы и другой господин ни говорили. У нас тут порядки строгие. Если кто в дом и заходит, то только через входную дверь, да и ключи хранятся в надежном месте. – Он помолчал. – Хотите, чтобы я открыл?
– Два замка – один снаружи, другой изнутри. Оба, как я понимаю, поставлены недавно. Чего опасается ваш хозяин? – спросил я.
– Мистер Лавелль свои дела со мной не обсуждает. – Клейтон одарил меня насмешливой улыбкой. – Насмотрелись? – Он явно хотел меня уязвить. Да, он встречался в прошлой жизни с Этелни Джонсом, но передо мной страха не испытывал.
– Насмотрелся или нет – разберусь сам, – не особо вежливо ответил я. Но он был прав. Оставаться здесь дольше не имело смысла.
Мы опять направились в кухню. Я снова вошел первым и увидел, что повар с помощником вернулись к своим трудам, будто нашего визита и не было. Томас мыл посуду, женщина рядом с ним убирала с полки луковицы, по одной, будто подозревала, что они поддельные. Наконец вошел и Джонс, лакей запер за ним дверь и повесил ключ на место. Говорить больше было не о чем.
Наверное, мы могли бы сказать, что хотим обыскать дом с целью найти пропавшего телеграфиста, но что бы это дало? В таком месте наверняка есть с десяток укрытий, а то и тайников. Джонс кивнул Клейтону, и мы покинули дом.
– Боюсь, парень в этот дом не входил, – сказал я, когда мы оказались по ту сторону калитки.
– Почему вы так решили?
– Я осмотрел землю около двери в сад. Никаких отпечатков ног там не было, ни мужских, ни детских. К тому же открыть дверь снаружи он не мог – заперта изнутри на металлический засов.
– Я тоже все это видел, Чейз. Согласен, осмотр говорит о том, что попасть в дом парень не мог, хотя засов вполне могли и открыть в ожидании его прихода. Но ведь что получается? Я шел за ним следом, и он, не подозревая этого, привел меня прямо сюда, к дому Скотчи Лавелля, – а вы знаете этого человека как пособника Кларенса Деверо. Значит, он должен был прийти сюда – разве что и Деверо устроился где-то поблизости, но парню, как я сказал, просто некуда больше деваться. И когда улики заставляют тебя сделать только один вывод, его никак нельзя оставлять без внимания, даже если истина кажется невероятной. И я считаю, что парень в дом вошел. Возможно, он и сейчас здесь.
– Что будем делать?
– Надо получить разрешение на полноценный обыск.
– Но если парень узнает, что мы его ищем, он просто уйдет.
– Возможно. Но я хочу поговорить с женщиной Лавелля. Генриетта – так ее зовут? Возможно, полиция вызывает у нее большее уважение, чем у него. А Клейтон пока открывать рот боится, но я пробужу в нем здравый смысл. Уверен, Чейз, этот дом позволит нам сделать шаг в нужном направлении.
– В направлении Кларенса Деверо!
– Именно. Если эти двое между собой связаны – а сомневаться в этом не приходится, – мы связующее звено найдем.
Мы и правда вернулись в этот дом на следующий же день – но не с обыском, как полагал Джонс. Когда солнце в очередной раз взошло над Хайгейт-Хиллом, Блейдстон-хаус стал местом жуткого и в высшей степени непостижимого преступления.
Глава 7Кровь и тени
Тела обнаружила служанка на следующее утро и своими криками переполошила всю округу. Вопреки тому, что сказал нам ее хозяин, мисс Мэри Стэгг в доме не жила и по этой простой причине осталась в живых. Мэри обитала в небольшом домике с сестрой, которая тоже была в услужении, где-то в Хайгейт-Виллидж, домик достался им в наследство от родителей. Во время нашего визита в Блейдстон-хаус ее не было. Она взяла выходной и вместе с сестрой отправилась по магазинам. На следующее утро она явилась на работу с восходом солнца – почистить камины и помочь с завтраком – и с удивлением увидела, что калитка и входная дверь открыты. Столь непривычная халатность должна была предупредить ее: случилось что-то серьезное, однако она, видимо, весело насвистывая, беззаботно вошла в дом – и застала там жуткую сцену, которую вряд ли забудет до конца своих дней.
Даже мне пришлось мобилизовать всю волю, когда я вылез из посланной за мной коляски. Этелни Джонс ждал меня у двери, и одного взгляда на его лицо – посеревшее, искривленное гримасой – было достаточно, чтобы понять: подобного ужаса он, со всем его опытом, не видел никогда.
– Что за осиное гнездо мы разворошили, Чейз? – заговорил Джонс, едва завидел меня. – Уму непостижимо – мы здесь были только вчера. Возможно ли, что эту мясорубку, пусть косвенно, спровоцировал наш с вами визит?
– Лавелль? – спросил я.
– Все скопом! Клейтон, рыжий, повар, любовница… Порешили всех!
– Как?
– Сейчас увидите. Четверо из них умерли в своей постели. Им еще повезло. А вот Лавелль… – Он перевел дыхание. – Что-то похожее случилось в Своллоу-Гарденс, на Пинчин-стрит… хуже просто не придумаешь.
Вместе мы вошли в дом. Там находилось семь или восемь полицейских, они медленно и бесшумно двигались по укрытым тенью закоулкам дома, словно их заветным желанием было убраться отсюда подальше. Холл и в первый раз показался мне мрачным, но теперь выглядел еще мрачнее, а в воздухе стоял тяжелый запах мясной лавки. Слух мой уловил жужжание мух, и тут же на полу я увидел вязкую лужу, напоминавшую разлитый деготь.
– Боже правый! – воскликнул я и непроизвольно поднес руки к глазам – как-то защититься, но спасения от представшей передо мной картины не было.
В одном из тяжелых деревянных кресел – на которые я обратил внимание еще вчера, – специально выдвинутом для экзекуции, сидел Скотчи Лавелль. На нем была доходившая до лодыжек шелковая ночная рубашка. Ноги без обуви. Его посадили лицом к зеркалу. Палач хотел, чтобы он увидел свою смерть.
Он не был привязан к креслу. Он был прибит к нему гвоздями. Из тыльных сторон ладоней торчали зазубренные квадратики металла, а перебитые руки в предсмертной агонии сжимали подлокотники кресла, словно Лавелль решил ни за что его не отпускать. Молоток для этой зловещей казни лежал перед камином, рядом валялась фарфоровая ваза. Тут же растянулись две яркие ленты, видимо попавшие сюда из спальни.
Горло Скотчи Лавелля было жестоко и вместе с тем аккуратно перерезано, и я не мог не вспомнить скальпель, которым так игриво пригрозил мне в «Кафе Рояль» Перри. Наверняка об этом подумал и Джонс. Неужели это кошмарное убийство совершил ребенок? Впрочем, едва ли он действовал в одиночку. Чтобы пригвоздить Лавелля к креслу, требовалось как минимум два человека. А остальные домочадцы?
– Остальных убили во сне, – пробормотал Джонс, словно читая мои мысли. – Повар, его помощник, женщина, – кажется, ее звали Генриетта. Следов насилия нет. Клейтон спал в подвале. Его ударили ножом в сердце.
– И никто из них не проснулся? – удивился я. – Вы хотите сказать, что они ничего не слышали?
– Думаю, их отравили.
Я переварил услышанное, открыл рот и тут же понял, что Джонс снова на шаг меня опередил.
– Карри! – воскликнул я. – Помните, Джонс? Я спросил женщину, что она готовила, и она ответила: карри на ужин. Все они это блюдо съели, но прежде тот, кто сюда пришел… добавил в пищу какой-то сильный яд, например опиум в порошке. Карри – блюдо острое, горечь яда могло заглушить.
– Но сначала надо было добраться до кухни, – пробурчал Джонс.
– Нужно осмотреть дверь.
Мы обошли тело, стараясь держаться от него подальше – кровь можно было легко спутать с тенями, и приходилось следить, куда ступаешь. Мы вздохнули с некоторым облегчением, лишь оказавшись в кухне – тут ощущения опасности не было. Я во второй раз внимательно оглядел безупречную кухонную плиту, кафельный пол, открытую дверь буфетной с аккуратно сложенной на полках посудой. Посреди этого спокойствия разместился источник зла – темный и пустой котел, в котором вчера готовилось карри. В комнате находилась единственная уцелевшая служанка; сгорбившись, она сидела в кресле и всхлипывала в передник под надзором полицейского констебля.
– Мерзкая история, – сказал я. – Очень мерзкая.
– Но кто мог это сделать и почему? Вот что надо выяснить в первую голову. – Джонс, выведенный из равновесия жестокостью убийств, пытался вернуть присущее ему самообладание, какое я наблюдал в Майрингене. – Нам известно, что Скотт Лавелль – Скотчи Лавелль – был членом шайки, во главе которой стоит Кларенс Деверо.