– Вне всякого сомнения, – подтвердил я.
– Он договаривается о встрече с профессором Джеймсом Мориарти и посылает в «Кафе Рояль» мальчика, Перри. Там его ждет человек, который выдает себя за Мориарти, но подмена не срабатывает. Мальчик понимает: вы не тот, за кого себя выдаете…
– …из-за ворон на башне.
– И все срывается. Парень проделывает длинный путь в Хайгейт и докладывает о происшедшем тем, кто его послал. Встречи не будет. Возможно, Мориарти все-таки умер. Примерно так рассуждают эти люди.
– И тут появляемся мы.
– Да. Детективы из двух разных стран. Мы знаем про мальчика. Мы задаем вопросы, но, честно говоря, Чейз, результат нулевой. Могу себе представить, как Лавелль хихикал после нашего ухода.
– Сейчас ему не до смеха, – заметил я. Перед моими глазами так и стояло залитое кровью перерезанное горло. Сам этот разрез наотмашь напоминал улыбку дьявола.
– Но почему его убили? И почему сейчас? Вот, кстати, наша первая улика, первая подсказка насчет того, что же тут произошло. Дверь не заперта.
Этелни Джонс был прав. Дверь в сад, которую Клейтон открывал и закрывал висевшим возле шкафа ключом, была отперта. Джонс повернул ручку, и я, предвкушая глоток свежего воздуха, вышел за ним на неухоженную лужайку, по которой мы шли день назад.
Вместе мы подошли к стене и сразу увидели: наружная дверь тоже открыта. Мощный замок Чабба был взломан снаружи. В дереве высверлили отверстие, чтобы подобраться к внутреннему замку. В нем тоже сделали прорезь, в итоге металлический засов удалось убрать. Джонс внимательно оглядел эту тонкую работу.
– Замок Чабба не поврежден, – сказал он. – Если его вскрыли, значит у наших пришельцев сноровка куда выше, чем у обычного садового взломщика, – это совсем другой почерк. Возможно, им как-то удалось заполучить ключ-дубликат. Это мы увидим. А вот другой замок, что держит засов, – это особенно интересно. Ведь они проделали дырку в двери, возможно, орудовали центровым сверлом с двумя или тремя лопастями. Шума почти никакого. Но смотрите, куда выходит отверстие!
– Точно вровень с замком, – сказал я.
– Именно. Все промерено до дюйма. А потом пошло в ход второе сверло, чтобы продырявить кожух и обнажить выемки в замке. Работали профессионалы, но прежде они должны были стоять там, где сейчас стоим мы, и пометить для себя точное расположение замка.
– Возможно, у них был пособник в доме.
– Все, кто был в доме, отправились на тот свет, за исключением служанки. По моему мнению, взломщикам никто не помогал.
– Вы говорите «взломщикам», инспектор Джонс. Вы уверены, что их было больше одного?
– Абсолютно. Вот следы. – Он показал своей палкой, я посмотрел вниз и увидел следы двух пар ног, одна рядом с другой, они тянулись от стены в сторону дома. – Мужчина и мальчик, – добавил он. – Видно, что у мальчика легкая походка. Почти скачет вприпрыжку. А у мужчины отпечатки более глубокие. Он высокий, не меньше шести футов, и ботинки на нем не простые. Носок квадратный – видите? Он держался сзади, а мальчик несся вперед.
– Мальчик тут уже бывал.
– Да, судя по походке, с местностью он знаком. И к кухне, заметьте, идет кратчайшим путем. Вчера вечером, если не ошибаюсь, светила луна, но он не боялся, что его заметят.
– Знал, что все домочадцы спят.
– Мертвым сном. Остается еще вопрос, как он проник в дом, – думаю, забрался по водосточной трубе на второй этаж.
Этелни Джонс развернул скрытый в палке бинокль и принялся разглядывать верхнюю часть здания. Рядом с кухонной дверью и правда тянулась хлипкая водосточная труба, которой вес взрослого был бы не под силу. Возможно, поэтому Лавелль и не считал, что это уязвимое место в его обороне. Но ребенку вскарабкаться по такой трубе ничего не стоит, и вот он уже на втором этаже…
– Окна разболтаны, – продолжал Джонс. – Парень легко подсунул под раму нож и открыл окно. Потом спустился на первый этаж и открыл дверь сообщнику.
– Мальчик, о котором идет речь… Это наш знакомый? – спросил я.
– Перри? Естественно. – Этелни Джонс опустил палку. – Обычно я не связываю детей с такими жуткими преступлениями, но я видел, как он обошелся с вами. Видел его оружие. Он пришел сюда. Я следовал за ним лично. Он вошел в дом через садовую калитку, оттуда в кухню и увидел, что там готовят карри. Наверное, тогда-то он все и подготовил, намереваясь вернуться со своим подельником вечером. Один вопрос все равно остается. Почему Лавелль не сказал нам правду? Почему все они сделали вид, что мальчика здесь не было? Ведь на встречу с нами его послали они. Как иначе он мог появиться в «Кафе Рояль»? Вот он вернулся, один – что было дальше?
– И почему, если Перри работал на Лавелля, он вдруг предал своего хозяина и помог его убить?
– Я полагал, тут некоторую ясность можете внести вы. Ваша работа в Америке…
– Могу лишь повторить то, что я уже говорил, инспектор. Американские преступники не останавливаются ни перед чем, чувство верности или преданности им неведомо. До появления на сцене Кларенса Деверо каждый действовал на свой страх и риск, никакого организующего начала не было. Да и сейчас все они – безжалостные злодеи, у которых нет ничего святого, и никогда не знаешь, чего от них ждать. В Нью-Йорке льют кровь по самым невразумительным причинам – как сегодня. Братья готовы вцепиться друг другу в глотку из-за последнего пустяка, в итоге один из них, а то и оба падают замертво. Сестры – ничуть не лучше. Результат перед вами. Я пытался вас предупредить. Блейдстон-хаус – это только начало, только первый признак яда, который проник в кровеносную систему вашей страны. Возможно, это дело рук Деверо. То есть наш вчерашний визит – а ему наверняка стало о нашем приходе известно – убедил его: нельзя допустить, чтобы Лавелль заговорил. Не знаю. Меня от всего этого тошнит. Но боюсь, пока мы докопаемся до истины, будет пролито еще немало крови.
Оставаться долее в саду было бессмысленно, и без особой охоты мы вернулись в дом, превратившийся в склеп. На кухне все еще сидела Мэри Стэгг – единственная из домочадцев, кому судьба даровала жизнь, – но поведать нам ей было особенно нечего.
– Раньше я работала у мистера и миссис Блейдстон, – стала она рассказывать между всхлипами. – И скажу честно, господа, мне с ними было куда уютнее. Это была хорошая семья. С ними была полная ясность, никаких недомолвок. А потом мистер Блейдстон умер, было решено с начала года сдавать дом в аренду, и миссис Блейдстон убедила меня остаться.
Мол, ей будет спокойнее, что за домом свой человек присматривает.
Но мне американский господин сразу не приглянулся. Нрава был буйного, а уж выражался так, не приведи господь! Отродясь не слыхала, чтобы господа такое себе позволяли. Первой не выдержала наша повариха. Сказала – нет, терпеть такое не намерена. А потом и мистер Сайкс решил, что с него довольно, ему на замену пришел мистер Клейтон, тоже не бог весть какой милый человек. Я уже говорила Энни, моей сестрице, мол, надо и мне отсюда ноги уносить. И вот чем все кончилось!
– Садовая калитка всегда была заперта? – спросил Джонс, когда служанка немного успокоилась.
– Всегда, сэр. Все калитки, все окна, все двери всегда заперты. Едва мистер Лавелль сюда заехал, сразу стал новые порядки устанавливать. Все под замком, все задвинуто и защелкнуто, каждый ключ в своем надежном месте. К дверям никто снаружи не приближается, даже посыльный, пока мистер Клейтон не выйдет встречать. Когда мистер Блейдстон был жив, тут такие обеды да приемы закатывали! В доме жило счастье. А за последние месяцы мистер Лавелль превратил его в тюрьму – да сам же и главный заключенный, потому что сидел тут как сыч и наружу не показывался.
– А миссис Лавелль? С ней-то вы общались?
Служанку будто током ударило, и, несмотря на обстоятельства, лицо ее возопило об отвращении – в эту минуту я понял, как тяжело ей было в услужении у Скотчи и его свиты.
– Уж вы меня, сэр, извините, да только какая же она миссис Лавелль? Мы звали ее «мадам», самое подходящее для нее название. Все тут было не по ней, абсолютно все, но мистера Лавелля она слушалась. Без его команды из дома ни на шаг.
– Посетители в доме бывали?
– Два господина иногда захаживали. Я-то их почти не видела. Оба высокие, ладно скроенные, брюнеты, один даже с усами. А в остальном – как две капли воды. Не иначе как братья.
– Лиланд и Эдгар Мортлейки, – пробормотал я.
– Вам имя Кларенс Деверо о чем-нибудь говорит? – спросил Джонс.
– Нет, сэр. Но был еще один господин, которого они все время поминали, хоть он никогда сюда не приходил, и говорили только тихими голосами. Его имя я один раз услышала – и запомнила навсегда. – Служанка смолкла, руки ее теребили носовой платок. – Я проходила мимо кабинета, а мистер Лавелль как раз что-то говорил мистеру Клейтону… я так решила, что ему. Я же их не видела, а подслушивать возле кабинета – такой привычки у меня нет. Но у них шел серьезный разговор, тут я их и услышала. «Если заявится Мориарти, мы должны быть начеку!» – вот что сказал мистер Лавелль. Почему-то я его запомнила, а уж потом мистер Клейтон его снова приплел, как бы шутки ради. Ты, говорит, Мэри, дверь открытой не оставляй, а то придет профессор Мориарти и тебя схватит. Страшное имя, я, бывало, ложусь спать, а оно так в голове и вертится. Этот Мориарти весь дом держал в страхе, – выходит, не зря они боялись, вон чем дело кончилось.
Больше Мэри Стэгг нам сказать было нечего, мы попросили ее никому не рассказывать о том, что здесь произошло, после чего Этелни Джонс отправил ее домой в обществе констебля. Женщина покинула дом с явным облегчением – едва ли она в нем еще раз появится.
– Думаете, это дело рук Мориарти? – спросил я.
– Мориарти на том свете.
– Но остались его подручные, другие преступные авторитеты, члены его банды. Вы же видели, инспектор Джонс, как был убит Лавелль. Я понимаю так: это сигнал, предупреждение, написанное кровью.
Джонс задумался.
– Вы сказали, что Мориарти и Деверо хотели встретиться, создать преступный синдикат…