– Мистер Чейз со мной по разрешению Скотленд-Ярда. Отведите нас в этот номер.
– Как скажете. – Эдгар Мортлейк взглянул на нас, едва сдерживая ярость, и, не будь мы в Лондоне в окружении английской полиции, трудно даже представить, что могло бы произойти. – Но вы отдаете мне распоряжения уже второй раз, мистер Джонс, и я от этого не в восторге. Имейте в виду – третьего раза не будет.
– Вы нам угрожаете? – спросил я. – Забыли, кто мы?
– Я просто говорю, что терпеть это не намерен. – Эдгар поднял палец. – Наверное, это вы забыли, с кем имеете дело, мистер Пинкертон. Как бы вам не пожалеть, что решили с нами связаться.
– Заглохни, Эдгар! – буркнул Лиланд.
– Как скажешь, Лиланд, – отозвался Эдгар.
– Это произвол, – добавил старший брат. – Но делайте что хотите. Нам скрывать нечего.
Мы оставили с ними Лестрейда, а полицейские между тем уже взялись за нелегкое и долгое дело: надо было опросить всех гостей до одного, точно записать все подробности. Вместе мы поднялись по лестнице и оказались перед расходившимся налево и направо узким коридором. С одной стороны была большая, освещенная люстрами комната, стояло несколько затянутых зеленым сукном столов. Видимо, здесь шла игра. Мы пошли по коридору в другом направлении, каждый из номеров был назван в честь того или иного знаменитого бостонца. «Ревер» оказался примерно посредине. Дверь была не заперта.
– Не представляю, что вы хотите здесь найти, – пробормотал Джонс, когда мы вошли.
– Вряд ли тут что-то найдешь, – ответил я. – Инспектор Лестрейд говорил, что уже здесь побывал. Но Пилгрим был человек неглупый. Если он считал, что ему угрожает опасность, мог оставить какой-то знак.
– Одно мне ясно: внизу мы ничего не найдем.
– Скорее всего, вы правы.
На первый взгляд ничего выдающегося в номере не было. Кровать со свежим бельем, пустой шкаф. Другая дверь вела в туалетную комнату, с унитазом и ванной с газовым подогревом. В «Бостонце» знали, как позаботиться о госте, и я не мог не позавидовать, вспомнив свою обшарпанную гостиницу. Обои, занавески, меблировка – все здесь было высшего качества. Мы начали обыск: выдвинули ящики стола, подняли матрас, даже заглянули за картины, но было ясно, что после Джонатана Пилгрима номер привели в полный порядок.
– Пустая трата времени, – подытожил я.
– Вроде бы так. И все же… что это у нас такое?
Джонс листал журналы, стоявшие на столике возле кровати.
– Там ничего нет, – сказал я. – Я уже смотрел.
Я действительно быстро проглядел журналы – «Сенчури», «Атлантик», «Североамериканское ревю». Но Джонса заинтересовали не публикации. Он выудил из одного журнала рекламную карточку и показал мне. Я прочитал:
ТОНИК «РОСКОШНЫЙ» —
БЕЗУСЛОВНО, ЛУЧШИЙ ТОНИК ДЛЯ ВОЛОС
от ХОРНЕРА
Всемирно известное средство от облысения,
седины и жидких усов.
Врачи и ученые считают, что средство совершенно безопасно и не содержит металлов или других травмирующих элементов.
Исключительный производитель: Альберт Хорнер
13, Чансери-лейн, Лондон Е1.
– Джонатан Пилгрим не был лысым, – заметил я, – у него была густая шевелюра.
Джонс улыбнулся:
– Вы смотрите, но не видите. Посмотрите на имя – Хорнер. И на адрес. Дом тринадцать!
– «Хорнер тринадцать»! – воскликнул я. – Это было написано в дневнике на столе Скотчи Лавелля.
– Именно. И если ваш агент, как вы говорите, был человеком толковым, вполне возможно, что эту карточку он оставил специально, в надежде, что ее найдут. А для тех, кто потом убирал номер, она, конечно, ни о чем не говорит.
– Но мне эта карточка тоже ни о чем не говорит! Какое отношение тоник для волос имеет к Кларенсу Деверо или к убийствам в Блейдстон-хаусе?
– Посмотрим. Похоже, для разнообразия и вопреки собственным стараниям на сей раз Лестрейд нашему расследованию помог. У нас появилась зацепка. – Джонс сунул рекламную карточку в карман. – О находке никому не скажем, Чейз. Договорились?
– Конечно.
Мы вышли из номера, закрыли за собой дверь и вернулись на первый этаж.
Глава 10Хорнер с Чансери-лейн
Нам повезло, что над заведением Хорнера висел знак парикмахерской, иначе мы бы его не нашли. Для начала оно находилось не на Чансери-лейн. Узкая улица с грунтовым покрытием вела к гостинице «Стейплс инн гарденс», на углу находились галантерейный магазин «Рейли и сын» и компания «Надежные депозиты», а напротив гнездилась шеренга обшарпанных домишек. На первом этаже одного из них приютилась парикмахерская со знаком над дверью и рекламным объявлением в витрине: «Бритье 1 пенс; стрижка 2 пенса». По соседству находилась табачная лавка, судя по всему закрытая. Дом напротив тоже не подавал признаков жизни.
На улице, пристроившись на табурете, вовсю наяривал шарманщик в знававшем лучшие дни цилиндре и помятом сюртуке. Мастером своего дела он явно не был. Работай я неподалеку, пожалуй, полез бы на стену – инструмент в его руках лишь завывал и побрякивал, без намека на мелодию. Завидев нас, он стал выкрикивать: «Тоник для волос, за полпенса и пенс. Особый тоник для волос Хорнера! Бритье со скидкой!» Вид у него был странный, к тому же его отличала болезненная худоба; казалось, дунь на него – и упадет. Когда мы подошли ближе, он перестал играть, достал карточку из висевшего через плечо мешочка и протянул нам. Точно такую карточку мы нашли в «Бостонце».
Мы вошли внутрь и оказались в маленькой неуютной комнате, где стояло всего одно кресло перед зеркалом, таким запыленным и потрескавшимся, что оно, кажется, не могло отразить вообще ничего. На двух полках выстроились бутылочки тоника Хорнера «Роскошный» и другие лосьоны – борцы с выпадением волос. Пол давно не подметали, на нем валялись пучки волос – не самое приятное зрелище, хотя куда хуже смотрелась бритвенная чашечка для взбалтывания мыльной пены: из месива торчали ершики сбритой мужской бороды. Я уже решил, что, если в Лондоне мне придется стричься, сюда я приду в последнюю очередь, но тут появился сам парикмахер.
Он поднялся по лестнице и уже семенил к нам, вытирая руки носовым платком. Трудно было сказать, сколько ему лет, потому что он был стар и молод одновременно – круглое, вполне приятное лицо, чисто выбритые щеки, улыбка. При этом жутко подстрижен. Можно было предположить, что на улице на него набросился кот. С одной стороны волосы длинные, с другой короткие и даже частично выдранные и обнажавшие череп. Какое-то время голову он не мыл, и волосы, мягко говоря, поражали воображение своим цветом и состоянием.
При этом он лучился дружелюбием.
– Доброе утро, господа, – воскликнул он. – Эта чертова погода не желает меняться. Вы помните, чтобы в Лондоне в мае было так сыро и промозгло? Чем могу быть полезен? Одна стрижка? Две? Вам повезло – у меня сегодня тихо.
Это было во всех отношениях верно. На улице шарманщик наконец-то решил передохнуть.
– Мы пришли не стричься, – пояснил Джонс. Он взял одну из бутылочек и понюхал ее содержимое. – Я правильно понимаю, что вы – Альберт Хорнер?
– Нет, сэр. Благослови вас Господь! Мистер Хорнер давно приказал долго жить. Просто его дело перешло ко мне.
– Судя по всему, совсем недавно, – заметил Джонс. Я взглянул на него, пытаясь понять, на каком основании он сделал такой вывод: лично мне показалось, что и хозяин, и парикмахерская находятся здесь далеко не первый год. – Знак парикмахерской старый, – разъяснил Джонс, словно специально для меня, – но я заметил, что прикручен он новыми винтами. Полки пыльные, а бутылки на них – нет. Та же самая история.
– Вы совершенно правы! – воскликнул парикмахер. – Мы здесь меньше трех месяцев, но старое название сохранили. Почему бы нет? Покойного мистера Хорнера хорошо знали, им восхищались. Мы уже пользуемся успехом у адвокатов и судей, кто работает поблизости, хотя многие из них предпочитают носить парики.
– Так как же вас зовут? – спросил я.
– Сайлас Беккет, сэр, всегда к вашим услугам.
Джонс достал рекламную карточку.
– Мы нашли это в клубе «Бостонец». Едва ли вам известен человек, который там останавливался, или его имя. Это американец, его звали Джонатан Пилгрим.
– Американец, сэр? Не помню, чтобы видел здесь американца. – Он указал на меня. – Не считая вас.
Едва ли Беккет был детективом. Меня выдал акцент.
– А имя Скотчи Лавелль вам ни о чем не говорит?
– С клиентами я, конечно, разговариваю. Но свое имя они называют редко. Он тоже американец?
– А Кларенс Деверо?
– Мне за вами не поспеть, сэр. Сколько имен! Кстати, могу я предложить вам наш тоник для волос?
Этот вопрос прозвучал почти дерзко, – видимо, ему хотелось поскорее от нас отделаться.
– Так вы его знаете?
– Кларенса Деверо? Нет, сэр. Может, справитесь у галантерейщика через дорогу – вдруг он знает? Извините, что не могу вам помочь. Выходит, мы тут друг у друга просто время отнимаем.
– Может, и так, мистер Беккет, но меня еще вот что интересует. – Джонс окинул парикмахера внимательным взглядом. – Вы человек религиозный?
Вопрос прозвучал так неожиданно, что даже не знаю, кто больше удивился – Беккет или я.
– Какой? – Он заморгал глазами.
– Религиозный. В церковь ходите?
– А почему вы спрашиваете? – Джонс промолчал, и Беккет вздохнул, явно не зная, как от нас избавиться. – Нет, сэр. Грехов слишком много, куда мне в церковь ходить!
– Я так и думал, – пробормотал Джонс. – Ладно, мистер Беккет, вы ясно дали понять, что помочь нам не можете. Раз так, позвольте откланяться.
Мы вышли из парикмахерской и зашагали в обратном направлении по Чансери-лейн. За спиной у нас снова зазвучала шарманка. Как только мы свернули за угол, Джонс остановился и засмеялся:
– Мы наткнулись на нечто весьма любопытное, друг мой. Холмс наверняка получил бы от этой истории удовольствие. Парикмахер, который не умеет стричь. Шарманщик, который не умеет играть. Тоник для волос, от которого разит бензойной смолой. Не смертельно, конечно, но весьма занятно.