Он схватил меня за руку:
– Меня спасли вы.
– Очень этому рад.
Мы глянули через дорогу: пожарные подключали паровые насосы, устанавливали лестницы. Клубы дыма все еще вырывались из здания, они густели и заволакивали небо.
– Что теперь? – спросил я.
Джонс устало покачал головой. Скулы и лоб его были вымазаны сажей. Наверное, и я выглядел не лучше.
– Не знаю, – ответил он. – Прошу вас об одном: ни в коем случае не рассказывайте Элспет!
Глава 11Ужин в Камберуэлле
Мы сели в поезд на Холборнском виадуке куда позже, чем намеревались, когда уже наступил вечер, и пассажиров поглотила тьма, как буквы на странице поглощает чернильная клякса. Джонс был мрачен. После взрыва он уже встретился с Лестрейдом, Грегсоном и другими инспекторами, но принять план действий решили завтра. Вывод о том, что объектом покушения был именно он, казался неизбежным. Доказательством были слова Эдгара Мортлейка, а также само время теракта – едва ли можно говорить о совпадении. Лестрейд предлагал арестовать братьев немедленно, но в итоге Джонс убедил его проявить благоразумие. Где улики? Краткий разговор – братья могут сказать, что этого разговора вообще не было. Джонс предложил действовать тоньше, у него есть план, делиться которым он, впрочем, не стал. Я с ним согласился. Кларенс Деверо со своей шайкой раскидывали сети вокруг агентства Пинкертона многие годы, наверняка и с британской полицией они поведут себя так же. Чтобы их скрутить, нужно действовать крайне осмотрительно.
– Едва ли Элспет знает о взрыве, – сказал Джонс, когда наш поезд въехал в район Лондона, известный как Камберуэлл, и мы собрались выходить. – Придется ей сказать, мне невыносима сама мысль о том, что я буду скрывать от нее такое! Но место взрыва! И что мишенью, вполне вероятно, был я…
– Об этом мы ничего ей не скажем, – предложил я.
– Она все равно догадается. У нее нюх на истину. – Он вздохнул. – Но я все равно не понимаю наших противников. Чего они хотели добиться? Допустим, меня бы убили – вон сколько у нас инспекторов, сами видели. Мое место могут занять многие. А если им так надо меня убить, есть миллион способов попроще. Вот мы стоим на платформе. Убийца с ножом или удавкой может сделать подлое дело, что никто и глазом моргнуть не успеет.
– Возможно, убивать вас в их намерения и не входило, – сказал я.
– Раньше вы говорили другое.
– Я сказал, что вы были мишенью, и от этих слов не отказываюсь. Но Кларенсу Деверо все равно, на этом вы свете или на том. Он лишь показал, что силен и не боится преследований. Он смеется английской полиции в лицо, при этом он ее предупреждает. Держитесь от меня подальше. Не лезьте в мои дела.
– Тогда он нас недооценивает. После такого мы наши усилия только удвоим. – Он умолк вплоть до выхода со станции. – Тут нет никакой логики, Чейз, уверяю вас, – продолжил он. – Кто был этот человек в экипаже? Что означает встреча между Мориарти и Деверо, какую роль играет этот мальчишка, Перри, как объяснить убийство Лавелля, при чем тут Хорнер с Чансери-лейн… каждое из этих событий в отдельности я могу понять. Но когда я пытаюсь связать их воедино, здравый смысл ускользает. Будто читаешь книгу, в которой при издании перепутали части и напечатали их не в том порядке либо автор намеренно решил все запутать.
– Смысл станет ясен, когда доберемся до Кларенса Деверо, – сказал я.
– У меня возникает вопрос: а доберемся ли? Похоже, Лестрейд был прав. Это не человек, а призрак. Он нематериален.
– Разве не то же относится к Мориарти?
– Вы правы. Мориарти существовал, но его подлинная личина не была мне известна вплоть до развязки. В этом и заключалась его сила. Возможно, Деверо взял его за образец. – Джонс захромал, стал тяжелее опираться на палку. – Я устал. Давайте помолчим. Мне надо собраться с мыслями перед встречей с женой.
– Может быть, вам удобнее провести этот вечер в кругу семьи?
– Нет, мой друг. Если я перенесу нашу встречу, Элспет еще больше перепугается. Ужинаем вместе, как и собирались.
Идти от Холборна до Камберуэлла было недалеко, но по дороге незаметно подкрались сумерки, и, когда мы добрались до места, над улицами клубился густой туман, он словно глушил воздух и превращал последних пешеходов в привидения. Мимо прогромыхал четырехколесный экипаж. Слух уловил цоканье копыт, скрип колес, но сама повозка проскользнула мимо нас тусклой тенью и растворилась за поворотом.
Джонс жил недалеко от станции. Надо сказать, что вид его жилища почти совпал с моим представлением о нем, – это был симпатичный домик в череде других: выступающие окна, белые гипсовые колонны, массивная черная дверь. Типично английский стиль – спокойствие и надежность. Я поднимался на крыльцо из трех ступеней и вдруг почувствовал, что все заботы дня слетают с моих плеч и остаются на улице. Возможно, свою роль сыграло теплое свечение из-под занавесок на окнах. Или запах мяса с овощами, доходивший до ноздрей откуда-то из кухни. Короче, я был рад, что пришел сюда. Мы вошли в узкий коридор, прямо перед собой я увидел покрытую ковром лестницу. Джонс провел меня в гостиную. Она занимала весь первый этаж, за складной ширмой стоял обеденный стол, накрытый на троих, тут же находилась библиотека, поодаль стояло фортепиано. В камине горел огонь, но едва ли он требовался. Много разной мебели, украшенные вышивкой коробки и корзины, темно-красные обои и тяжелые занавеси – комната сама по себе была уютной.
Миссис Джонс сидела в кресле с плюшевой обивкой, к ней притулилась совершенно очаровательная девочка лет шести, на руке у нее висела куколка-полицейский. Мама ей читала, но, увидев нас, закрыла книгу; повернулась в нашу сторону и девочка, ее глаза зажглись радостью. На отца она была совершенно не похожа. Русые волосы в ниспадающих кудряшках, живые зеленые глаза, улыбка – это была мамина дочка, наверняка все эти годы образ девочки лепила Элспет Джонс.
– Еще не в постели, Беатрис? – спросил Джонс.
– Нет, папа. Мама сказала, что я могу остаться.
– Что ж, наверное, ты хотела познакомиться с этим господином. Это мой друг, мистер Фредерик Чейз.
– Добрый вечер, сэр, – сказала девочка. Потом показала мне куклу. – Это из Парижа. Мне привез папа.
– Папа у тебя молодец, – сказал я.
Я всегда смущался в присутствии детей, хотя старался этого не показывать.
– Я американцев раньше не видела.
– Надеюсь, тебе не покажется, что мы с тобой сильно отличаемся друг от друга. Ведь мои предки уехали отсюда не так давно. Мой прадед родом из Лондона. Есть тут такой район – Бау.
– А в Нью-Йорке очень шумно?
– Шумно? – Я улыбнулся. Интересное слово она выбрала. – Ну, вообще-то, жизнь там кипит. А дома очень высокие. Некоторые такие высокие, что их называют небоскребами.
– Потому что они скребут небо?
– Делают вид, что скребут.
– Ну хватит, Беатрис. Наверху тебя ждет няня. – Миссис Джонс повернулась ко мне. – Она такая любознательная – наверняка когда-нибудь станет детективом, как ее папа. Попрощайся с мистером Чейзом.
– Спокойной ночи, мистер Чейз.
И девочка послушно вышла из комнаты.
Я обратил свое внимание на Элспет Джонс. У нее, как я сразу отметил, было очень много общего с дочерью, хотя волосы были острижены коротко, с челкой на лбу, а в прическе было что-то греческое. Она показалась мне человеком очень заботливым, спокойным, рассудительным. Одета просто: платье бледно-розового оттенка, пояс, высокий воротник, украшений я не заметил. После ухода Беатрис она полностью сосредоточилась на мне.
– Мистер Чейз, – заговорила она, – очень рада вас видеть.
– Взаимно, мадам, – ответил я.
– Выпьете грога? – Она показала на кувшин и три стакана, стоявших на медном подносе около камина. – Кажется, эти холодные ночи никогда не кончатся, а пока ждешь мужа, так хочется согреться.
Она разлила настойку по стаканам, и мы сидели в несколько неловкой тишине, которая наступает всегда, когда люди встречаются впервые и каждый плохо представляет, по какому маршруту двигаться дальше. Но тут появилась горничная и сказала, что ужин готов, мы расположились за столом и почувствовали себя уютнее. Служанка подала очень неплохо приготовленное жаркое, жареную говяжью шейку с морковью и пюре из репы, все это было куда вкуснее того, что мне предлагалось в «Гексаме», и, пока Этелни Джонс разливал вино, его супруга старательно вела беседу в предпочтительном для нее направлении. Она была прирожденным, искренним собеседником, при этом весь следующий час мы и словом не обмолвились о полиции. Она расспрашивала меня про Америку – что там едят, что представляет собой американская культура, какие там люди. Ей было интересно узнать, видел ли я кинетоскоп Томаса Эдисона – устройство, которое наделало шума в английской прессе… К сожалению, похвастаться тут мне было нечем.
– Как вы находите Англию? – спросила она.
– Лондон мне очень нравится, – ответил я. – Скорее напоминает Бостон, нежели Нью-Йорк, по числу художественных галерей, музеев, по замечательной архитектуре, магазинам. Разумеется, здесь на каждом шагу – живая история. Я вам даже завидую. Будь у меня побольше свободного времени… Всякий раз, как иду тут по улице, вижу столько интересного.
– Может, соблазнитесь и останетесь у нас подольше?
– Не могу такую возможность совсем исключить, миссис Джонс. Мне давно хотелось посетить Европу… и мои родственники об этом мечтают. Многие американцы ведь родом отсюда. Если расследование, которое я веду с вашим мужем, закончится успешно, я могу попросить свое руководство об отпуске.
Я впервые упомянул дело, благодаря которому мы с Этелни Джонсом познакомились… служанка, которая появлялась словно ниоткуда и так же быстро исчезала, принесла дымящийся хлеб и пудинг, а наш разговор тем временем коснулся более щекотливой темы.
– Я должен кое-что рассказать тебе, дорогая, – начал Джонс. – Тебя это касается, а в газетах все равно скоро прочтешь…
Сделав такое вступление, он описал ей события сегодняшнего дня, нападение на Скотленд-Ярд и мою роль в том, что произошло. Как мы и договорились, он ничего не сказал о том, куда именно подложили бомбу и что вследствие взрыва погиб его секретарь Стивенс.