– Зачем так жестоко?
– Это он был жесток к себе. От всей души надеюсь, мистер Чейз, что вы его истинный друг на деле, а не только на словах, поэтому буду с вами откровенна. После дела Абернетти муж серьезно заболел. Стал жаловаться на усталость, зубную боль, какую-то вялость в костях. Кисти и лодыжки стали пухнуть. Поначалу я считала, что он просто перетрудился и лучшее лекарство для него – отдых и немного солнечного света. Но вскоре доктор поставил ему куда более серьезный диагноз. Оказалось, что у него рахит, – эту болезнь он перенес в детстве без особых последствий, и вот она вернулась в более тяжелой и разрушительной форме.
Ему пришлось взять годичный отпуск, и все силы я положила на то, чтобы его выходить. Поначалу я просто хотела, чтобы он выздоровел, но шли месяцы, он заметно окреп, и я уже надеялась, что карьеру полицейского он сменит на что-то другое. Его брат Питер – инспектор полиции. Отец дослужился до старшего полицейского инспектора. Я знала: тут важна семейная традиция. Но все-таки надеялась: у человека маленький ребенок, жена, которая каждый день дрожит от страха за него, былую силу ему не восстановить, а раз так, он примет решение поменять образ жизни, открыть новую страницу.
Увы, я заблуждалась. Свой год передышки муж посвятил тому, чтобы развить навыки детектива. Дважды судьба свела его с Шерлоком Холмсом. Дважды он потерпел поражение. Он был полон желания не ударить в грязь лицом при третьей встрече – если такая состоится. Инспектор Этелни Джонс должен стать ровней самому знаменитому детективу-консультанту в мире, и, чтобы достичь этой цели, он окунулся в работу с такой энергией и страстью, что положил на обе лопатки поразившую его болезнь. Здесь вы видите массу тому подтверждений, но поверьте: это лишь малая часть свидетельств. Он прочитал абсолютно все, что написал мистер Холмс. Он досконально изучил его методы, повторил многие его эксперименты. Он побеседовал со всеми инспекторами, когда-либо работавшими с Холмсом. Короче говоря, Шерлок Холмс стал смыслом его жизни.
Со всем, что она сказала, я не мог не согласиться. С первой минуты нашего знакомства я понял, что Этелни Джонс проявляет недюжинный интерес к великому сыщику. Но я не оценил степени, до какой Шерлок Холмс проник в душу и сердце инспектора.
– Несколько месяцев назад муж вернулся на работу, – заключила Элспет Джонс. – Он считает, что полностью исцелился и худшее позади, но гораздо больше его душу греет вера в то, что в методах Холмса он разобрался целиком и полностью и теперь ни в чем ему не уступает. – Повисла тяжелая пауза, потом, чуть запнувшись, она продолжила: – Я эту его веру не разделяю. Пусть простит меня за эти слова Господь. Я люблю мужа, я им восхищаюсь. Но больше всего – если он еще ослеплен этой жестокой верой – я по-женски за него боюсь.
– Вы ошибаетесь… – начал я.
– Сюсюкать со мной не надо. Просто оглянитесь по сторонам. Вот же они, доказательства. Одному богу известно, куда это наваждение может его завести.
– Чего вы хотите от меня?
– Чтобы вы его защитили. Я не знаю, с какими людьми он сейчас ведет бой, но я жутко за него боюсь. Ведь эти типы не остановятся ни перед чем. А ему коварства как раз и не хватает. Ничего, что я с вами об этом говорю? Не представляю, как я буду жить без него, а тут эти кошмарные убийства, сегодняшнее покушение…
Она замолчала. В доме повисла тишина.
– Миссис Джонс, – заговорил я, – даю вам слово: я сделаю все возможное для того, чтобы нам обоим ничего не угрожало. Да, нам противостоит расчетливый враг, но ваших опасений я не разделяю. Я не раз мог убедиться, сколь силен интеллект вашего мужа. Я старше его по возрасту, но вынужден признать, что в этом деле являюсь его младшим партнером. Даю вам самое искреннее обещание беречь его. Я всегда буду рядом. А если мы окажемся в опасности, я сделаю все, чтобы его защитить.
– Вы очень добры, мистер Чейз. Я услышала то, что хотела услышать.
– Он вот-вот вернется, – заметил я. – Идемте вниз.
Она взяла меня под руку, и мы спустились по лестнице. Вскоре Джонс вернулся и застал нас за светской беседой: мы сидели у камина и обсуждали пять районов Нью-Йорка. Его эта картина вполне устроила, а я ничего ему не сказал.
Но когда я шел к станции, меня одолевали самые тревожные мысли. Ночь была черна, над тротуарами стлался туман. Где-то далеко во тьме выла собака, словно напоминая: есть в жизни вещи, о которых мне ничего не хочется знать.
Глава 12Чужая территория
Когда мы встретились с Джонсом на следующий день, вид у него был куда более оживленный, откуда-то взялась необычайная боевитость, вернее, теперь мне было понятно откуда – его вдохновлял пример самого выдающегося из всех сыщиков.
– Вам будет приятно узнать, что мы наконец-то сделали шаг вперед! – объявил он при встрече у входа в мою гостиницу.
– Вы снова были на Чансери-лейн? – спросил я.
– Сайлас Беккет и компания могут подождать. По моим расчетам они растворятся в ночи не раньше чем через неделю.
– Откуда вы знаете, если больше там не были?
– Я знал это до того, как мы оттуда ушли, мой дорогой Чейз. Вы заметили, где именно стоял шарманщик? Так вот, он стоял ровно в восьми шагах от входа в парикмахерскую.
– Боюсь, я не вполне вас понимаю.
– Похоже, нам предстоит славно поработать вместе! Вы прощаетесь с агентством Пинкертона, я ухожу из Скотленд-Ярда. Жизнь в Лондоне придется вам по вкусу. Да-да, я вполне серьезно! Лондону нужен новый детектив-консультант. Можем даже поселиться на Бейкер-стрит! Что скажете?
– Я в замешательстве.
– Ладно, у нас есть дела более срочного порядка. Прежде всего, наш юный друг Перри. Теперь нам известно, что он вошел в здание Скотленд-Ярда без двадцати три и сказал, что у него для меня посылка – большая коробка в оберточной бумаге. Его направили в мой кабинет на третьем этаже.
– Почему он не отнес посылку туда?
– Не имел возможности. Я сидел за своим столом и, естественно, узнал бы его. И он положил посылку как можно ближе ко мне, насколько мог – по ту сторону стены, в телеграфной. Посыльные туда заходят, и на него никто не обратил внимания.
– Но вы ушли.
– Ушел встретить вас, как договаривались. Перри опередил меня на минуту-другую. Мы вполне могли с ним столкнуться! Вы же видели, как он садился в экипаж. О его спутнике что-то можете сказать?
– Мужчина лет сорока. Хорошо одет. Во все черное.
– Наши противники, Чейз, совершили первую серьезную ошибку. Предпочти они для своей авантюры двуколку, найти их было бы почти невозможно. Двуколок на улицах Лондона пруд пруди, с лицензией и без, и кучер мог бы и не объявиться. А вот четырехколесный брогам попадается куда реже, и кучер уже в наших руках.
– Как вы его нашли?
– Мы наводнили улицы нашими людьми – в поисках участвовали почти сто человек. Неужели вы думаете, что вчерашнюю наглость мы могли оставить безнаказанной? Мы обошли все гостиницы и переулки, все каретные ряды и конюшни. Люди работали всю ночь и наконец отыскали человека, который вспомнил, что вез пассажира к Уайтхоллу, а когда прогремел взрыв, они подобрали еще одного пассажира.
– Мальчишку!
– Я с кучером еще не разговаривал. Но если он скажет, где подобрал второго пассажира или откуда ехал первый, мы сделаем еще один шаг к цели и, вполне возможно, поймаем Деверо.
Джонс приехал на извозчике, который все еще нас ждал, и мы поехали через весь Лондон, плетясь в бесконечном потоке разного рода экипажей, не говоря друг другу ни слова. Я был благодарен Джонсу за эту тишину. Она позволила мне поразмышлять о том, что прошлым вечером сказала мне Элспет Джонс, – неужели ее интуитивные догадки насчет того, что нас ждет, окажутся правдой? Джонс, со своей стороны, ни словом не обмолвился о вчерашнем ужине, хотя прекрасно понимал: его жена специально все подстроила так, чтобы полчаса поговорить со мной наедине. Знал ли он, что мы входили в его кабинет? От этой встречи у меня остался какой-то неприятный осадок. То ли мы с ней чего-то недоговорили… То ли сказали друг другу лишнее.
Наконец мы подъехали к стоянке кебов на Пикадилли-серкус, эта площадь – сердце западной части Лондона, если угодно, аналог нью-йоркской Таймс-сквер. В глаза мне бросился недавно отполированный, в отличном состоянии брогам, возле него стоял констебль. Извозчик, здоровенный детина в пальто, которое развевалось на ветру, будто палатка, сидел на своем облучке с поводьями на коленях и недовольно зыркал по сторонам.
Мы вышли из коляски.
– Мистер Гатри? – спросил Джонс, делая шаг навстречу извозчику.
– Он самый, – ответил тот. – Уже час тут торчу по вашей милости. За какие такие грехи человеку зарабатывать на хлеб не дают?
Он буравил нас сердитым взглядом, при этом сидел не шелохнувшись, будто был привязан к своему месту, как лошадь к сбруе. Размеров он был внушительных, с мясистыми щеками, бакенбардами и багровым лицом – этим цветом оно было обязано либо долгому пребыванию на свежем воздухе во все времена года, либо, что вероятнее, обыкновенному склерозу.
– Не беспокойтесь, ваше время мы компенсируем, – попытался успокоить его Джонс.
– Зачем компенсировать, начальник? Вы мне заплатите!
– Все деньги, какие вам причитаются, вы получите, но прежде придется ответить на мои вопросы. Вчера вы взяли одного пассажира.
– Так уж и одного. Не одного.
– Хорошо, но одного вы довезли до Уайтхолла, неподалеку от Скотленд-Ярда. Дело было часа в три пополудни.
– Я часы не считаю. Что мне эти часы? – Возница потряс своей огромной головой, и мне показалось, что лошадь из чувства солидарности повторила его жест. Джонс предупредительно поднял руку. – Ладно, ладно. Знаю я, о ком вы говорите. Высокий такой джентльмен. Ему голову нагнуть пришлось, иначе нипочем не влез бы ко мне. Чудной тип, это я сразу приметил.
– Сколько ему лет?
– От тридцати до сорока. – Он чуть подумал. – А то и все пятьдесят. Как тут скажешь? Возраст