свое берет, вот что. Глаза какие-то злобные. На такой взгляд лучше не натыкаться.
– Где он к вам сел?
– На Стрэнде.
Джонс повернулся ко мне.
– Здесь нам помощи ждать нечего, – сказал он спокойно. – Стоянка кебов на Стрэнде – одна из самых оживленных в Лондоне. Рядом два крупных вокзала, и этой стоянкой пользуются все извозчики, потому что маршруты омнибусов в основном проходят стороной.
– Значит, наш загадочный пассажир мог приехать откуда угодно?
– Именно. Скажите, мистер Гатри, вы отвезли его прямо до Уайтхолла?
– Прямо – насколько позволяло движение.
– Он был один?
– Один-одинешенек. Сам с собой наедине, забился в угол, шляпу на глаза нахлобучил да еще воротником прикрылся. Пару раз кашлянул, но со мной ни словечком не обмолвился.
– Но адрес назвал?
– Когда сел, сказал: «Уайтхолл». А потом «стоп!», когда собрался вылезать. Выходит, сказал два слова. Вот и весь разговор. Ни тебе «пожалуйста», ни «спасибо».
– Вы довезли его до Уайтхолла. Что дальше?
– Попросил подождать. – Извозчик фыркнул, осознав свою ошибку. – Третий раз что-то сказал. Тоже одно слово, начальник. «Подожди!» С лошадью и то больше общения.
– А дальше?
– А дальше сами знаете! Весь Лондон знает. Громыхнуло почище японской пушки в Воксхолл-Гарденс. Это, думаю, что еще за светопреставление? А голубчик-то мой и бровью не повел, сидит как сидел, только в окошко глянул, будто ждет кого-то. Тут и мальчишка прибежал, залезает ко мне. Посыльный. Что у вас тут такое, спрашиваю? Вернее, ничего я не спрашиваю, ясно, что от них ответа не дождешься.
– А друг с другом они разговаривали – мужчина и мальчик?
– Да. Только я ничего не слышал. Я-то впереди сижу, а все двери и окна закрыты.
– Куда вы их отвезли? – спросил я.
– Недалеко. Через Парламент-сквер, до Виктории.
– В частный дом?
– Не знаю, что за дом. Но адрес скажу. Обычно я адрес не запоминаю. Цифры в голове не держатся. Голова от своих цифр и так пухнет, еще чужие запоминать? Но этот номер был простой, как раз, два, три. Потому что он и был раз, два, три. Виктория-стрит, сто двадцать три. А ежели ко мне больше вопросов нет, начальник, я вам еще циферок добавлю. Моя такса – шесть пенсов за каждые четверть часа ожидания, а я у вас тут проторчал минимум два часа. Что на это скажете?
Джонс расплатился с возницей, и мы поспешно ретировались, быстрым шагом прошли по тротуару мимо универмага «Фортнум энд Мейсон» в сторону Грин-парка. Мы взяли другой кеб, Джонс назвал извозчику адрес.
– Они попались! – сообщил он мне. – Даже если они не живут на Виктория-стрит, дом на них выведет.
– Но в брогаме, – пробормотал я, – мог быть и кто-то другой, а не Кларенс Деверо. Он бы никогда не поехал в экипаже с незашторенными окнами.
– Извозчик сказал, что он сидел, как бы отгородившись от всего мира, спрятав лицо в воротник.
– Меня смущает кое-что еще, Джонс. Это удивительно, но адрес Виктория-стрит, сто двадцать три, кажется мне знакомым.
– Но как такое возможно?
– Не знаю. Но этот адрес я где-то видел, где-то он был написан… Не помню.
Я умолк, и мы снова покатили в тишине, пока не добрались до Виктория-стрит, широкой и оживленной улицы, обрамленной стильными магазинами и сводчатыми галереями и запруженной людскими потоками. По нужному нам адресу находилось внушительное, но не особенно изысканное здание, построенное недавно, быть частным домом оно никак не могло – слишком большое. Мне тут же вспомнился Блейдстон-хаус – то же ощущение непроницаемости, зарешеченные окна, калитка, узкая дорожка к вызывающей уважение входной двери. Я заметил, что Джонс смотрит вверх, взглянул туда же и увидел: на крыше развевается американский флаг. Тогда я перевел взгляд на табличку возле калитки.
– Да это же посольство Соединенных Штатов Америки! – воскликнул я. – Ну конечно! С сотрудниками посольства мы переписываемся. Роберт Пинкертон здесь останавливался, когда был в Лондоне. Вот почему адрес мне знаком.
– Посольство… – Джонс повторил это слово, и прозвучало оно напряженно. Он смолк на минуту, чтобы осмыслить значение увиденного, и я понял: сведения, которые сообщил нам кучер, оказались совершенно бесполезны – с тем же успехом он мог отвезти своих пассажиров на Луну. – Туда нам ход закрыт. Ни один страж закона не имеет право входить в посольство.
– Но они-то вошли именно сюда! – воскликнул я. – Перри и его напарник. Как такое возможно? – Я вцепился в ограду, будто хотел разодрать ее на части. – Неужели Кларенса Деверо приютила дипломатическая миссия его страны? Мы должны туда войти!
– Говорю вам, это невозможно, – стоял на своем Джонс. – Нам надо обращаться в Министерство иностранных дел…
– Значит, надо!
– Боюсь, для такого обращения у нас маловато улик. У нас есть лишь показания мистера Гатри о том, что своих пассажиров он высадил здесь, мы даже не знаем, входили ли они в это здание. Именно это случилось в Хайгейте. Я шел за мальчиком вплоть до Блейдстон-хауса, но входил ли он туда, мы точно сказать не можем.
– Блейдстон-хаус! Если помните, Скотчи Лавелль хвастался, что пользуется покровительством посольства.
– Я только что об этом подумал, Чейз. Мне и тогда это показалось чрезвычайно загадочным.
– У него на столе лежало приглашение. Лавелля вместе с дамой пригласили именно сюда.
– Оно у меня в кабинете… в том, что от него осталось. – Джонс забрал из Блейдстон-хауса все, что могло представлять интерес, включая дневник и кусок мыла, который привел нас к Хорнеру на Чансери-лейн. – Прием для бизнесменов.
– Дату помните?
Джонс окинул меня быстрым взглядом. Он сразу понял, какая мысль мелькнула у меня в голове.
– По-моему, завтра вечером, – ответил он.
– Одно можно сказать наверняка, – произнес я. – Скотчи Лавелля там не будет.
– Чтобы нам с вами попасть туда, нужны крайне серьезные основания.
– Для вас – возможно. Но не для меня. В конце концов, я американский гражданин.
– Одного я вас туда не пущу.
– Откуда там взяться опасности? Это прием для английских и американских бизнесменов… – Я улыбнулся. – Неужели Скотчи и вправду считал себя бизнесменом? Что ж, преступная шайка – это тоже своего рода бизнес. – Я повернулся к Этелни Джонсу, и в моих глазах, полагаю, он прочитал решимость. – Мы не можем упустить такую возможность. Если мы обратимся в Министерство иностранных дел, Кларенсу Деверо станет известно о наших намерениях.
– Вы полагаете, он здесь.
– Мне кажется, все указывает именно на это. По крайней мере, стоит заглянуть внутрь, – быстро продолжил я. – Уверен, риск невелик. Мы всего лишь два гостя среди остальных.
Джонс стоял, опершись на свою палку, и смотрел прямо перед собой – на запертые ворота и дверь. Ветер утих, и флаг беспомощно повис, словно пряча в стеснении свои цвета.
– Хорошо, – согласился он. – Мы туда пойдем.
Глава 13Третий секретарь
Для приема американское посольство преобразилось. Ворота были открыты, вдоль дорожки к входным дверям весело посверкивали сигнальные огоньки. С полдюжины лакеев, не менее ослепительных в ярко-красных кафтанах и старомодных париках, кланялись гостям, вылезавшим из фаэтонов и ландо. В окнах мерцал свет, изнутри доносились звуки фортепиано, огонь отбрасывал на кирпичную кладку густые оранжевые тени, и как-то забывалось, что само здание довольно невзрачное и мы находимся отнюдь не в Нью-Йорке, а в Лондоне. Даже флаг развевался на ветру.
Этелни Джонс и я приехали вместе, оба в черных фраках. Я заметил, что обычную палку он поменял на другую, с ручкой из слоновой кости – неужели у него для каждого случая своя особая палка? Он нервничал, для разнообразия был в себе не уверен, оно и понятно: идя сюда, он подвергался огромному риску. Войти в иностранное посольство под чужой личиной, чтобы расследовать преступление, – для сотрудника британской полиции это могло стать концом карьеры. Перед нами была открытая дверь, и я видел, что он колеблется. Наши глаза встретились. Он кивнул, и мы вошли в здание.
Джонс извлек на свет приглашение, которое забрал из Блейдстон-хауса. К счастью, от взрыва и пожара оно не пострадало, хотя при ближайшем рассмотрении заметить легкие следы огня было можно. «Посол, мистер Роберт Линкольн, будет рад видеть вас…» Текст приглашения представлял собой оттиск с медной пластины, а ниже от руки было приписано: «…мистер Скотленд Лавелль и сопровождающее лицо». На наше счастье, имя Генриетты, знакомство с которой было, увы, недолгим, не упоминалось. Мы решили: если нас спросят, то Скоттом, Скотчи или даже мистером Скотлендом буду я. Джонс сыграет роль анонимного гостя, а в случае нужды назовет собственное имя.
Но проверять нас никто не стал. Лакей взглянул на приглашение и жестом указал на широкий вестибюль, украшенный стеллажами с искусственными книгами – никто и не пытался выдать их за подлинные, – а также двумя гипсовыми копиями греческих богинь, по одной с каждой стороны. Сам прием проходил на втором этаже. Именно оттуда доносились звуки фортепиано. Наверх вела укрытая плотным ковром лестница, но прежде, чем по ней подняться, гости должны были пройти мимо троих мужчин и женщины, которые приветствовали входящих.
Первого из них я заметил не сразу: он стоял спиной к дверям. Это был обладатель седой гривы и опавших век, и от него веяло жутким унынием и безликостью – он никак не годился на отведенную ему роль для встречи гостей. Из четверых он был самым низкорослым, над ним возвышалась даже женщина.
Она, конечно же, была женой посла. Ее нельзя было назвать красавицей: выдающийся нос, тусклая кожа, гладко зачесанные волосы с локонами, – но стать у нее была несомненно королевской, всех, кто к ней подходил, она одаряла приветствием, словно причиной их появления здесь была именно она. Одета строго: шерстяное коричневое платье, рукава жиго[6], лента вокруг шеи. Я принял ее руку и поклонился, вдыхая аромат лаванды.