– Скотленд Лавелль, – буркнул я.
– Добро пожаловать, мистер Лавелль.
Да, прямо-таки монаршая особа – энтузиазма ни на грош.
Рядом стоял ее муж – человек более общительный, крупный, широкоплечий, густые черные волосы ниспадали двумя встречными волнами. Улыбка на лице вела обреченную битву с серьезностью в глазах, а все жесты соответствовали требованиям этикета и были отработаны до автоматизма. Щеки и даже рот почти полностью утопали в огромной бороде с усами, она доходила до ушей и выглядела отчасти скособоченной и неухоженной. Я видел, как он общался с гостями в голове легкой очереди, и у меня возникло ощущение, что и он, и его жена словно что-то скрывают, с большей или меньшей долей успеха. Видимо, не так давно в их жизни произошло какое-то печальное событие. И оно никуда не ушло, оно было здесь, в этой комнате.
И вот я стою перед ним и снова представляюсь чужим именем. На сей раз неловкости я уже не испытывал. Он схватил меня за руку и мощно ее пожал.
– Роберт Линкольн, – представился он.
– Мистер Линкольн…
Разумеется, это имя мне было хорошо известно.
– Очень рад, что имею честь принимать вас в моем лондонском жилище, мистер Лавелль. Позвольте представить вам моего советника, мистера Уайта. – Это был третий представитель принимающей стороны, тоже с бородой, но лет на десять моложе посла. Он приветствовал меня кивком. – Надеюсь, вечер будет для вас и приятным, и полезным.
Я подождал, пока Этелни Джонс пройдет обряд представления, и вместе мы пошли наверх.
– Линкольн?.. – спросил он.
– Сын Авраама Линкольна, – ответил я.
Разве мог я забыть, что потомка одной из самых знаменитых семей Америки отправили в туманный Альбион? Это место было уготовано для него в театре Форда, в тот самый вечер, когда убили его отца. Людское сочувствие к нему переросло во всенародную поддержку. Говорили даже, что на следующих выборах он может вступить в президентскую гонку.
– Этот подлог может мне дорого обойтись, – пробормотал Джонс полушутя-полусерьезно.
– Мы здесь, – возразил я. – И пока все идет гладко.
– Мне противна сама мысль о том, что преступники скрываются в дипломатическом представительстве. Посольство дает им право на неприкосновенность!
– Они всего лишь пригласили Скотчи на прием, – напомнил я ему. – Посмотрим, нет ли здесь нашего мальчика и его спутника из брогама.
Мы прошли в арку и попали в комнату, которая тянулась до самого конца здания, с окнами от пола до потолка – полностью зашторенными, иначе можно было бы насладиться великолепным видом на расположенные сзади парки. Гостей уже собралось человек сто, пианист наигрывал что-то синкопированное, наверное, этот ритм ни о чем не говорил Этелни Джонсу, но мне показалось, что это джаз с улиц Нового Орлеана. Длинный стол был уставлен бокалами и кувшинами с фруктовым пуншем, официанты разносили блюда с едой… свежие устрицы с огурцами и редькой, рыбные тефтели, волованы и тому подобное. Забавно, что ко многим блюдам были прикреплены этикетки, рекламирующие производителей. Например, «кетчуп от Э. К. Хазарда», «балтиморский уксус и филадельфийская горчица от Кольберна». Позже на одном из столов предлагался ароматный кофе Чейза и Сэнборна. Видимо, поскольку это была встреча бизнесменов, сотрудники посольства решили, что подобная реклама вполне уместна.
Заняться нам было особенно нечем. Все-таки мы попали на прием, и о том, чтобы болтаться по посольству и вынюхивать, нет ли здесь Кларенса Деверо, не могло быть и речи. Если он здесь, есть вероятность, что мы на него наткнемся или на кого-то, кто его знает. В противном случае, увы, мы потратим время впустую.
Мы выпили нечто крепкое со льдом и мятой («бурбон „Четыре розы“, Кентукки» – гласила этикетка) и принялись бродить среди гостей. Число приглашенных вскоре удвоилось, все в изысканных вечерних туалетах, вскоре в толпе я заметил низкорослого человека, одного из тех, кто встречал гостей. Он недовольно отмахивался от официанта, предлагавшего ему сосиски с соусом.
– Я не ем мяса!
Эти слова, невежливые сами по себе, да еще произнесенные визгливым голосом, прозвучали чрезвычайно неуместно. Наконец посол, его жена и советник отошли от входных дверей, что означало: гости в сборе. С этой минуты Роберт Линкольн постоянно находился в окружении небольшой толпы, он все время был в центре внимания, и сила его притяжения была так велика, что в один из таких кругов затянуло и нас с Джонсом.
– А как быть с охотой на тюленей? – спросил его кто-то. Этот «кто-то» был обладателем бакенбард и глаз навыкате, что делало его самого похожим на тюленя. – Неужели мы будем воевать из-за Берингова моря?
– Не думаю, сэр, – спокойно ответил Линкольн. – Я абсолютно уверен, что мы сумеем найти общий язык.
– Но ведь эти тюлени – американские!
– Едва ли тюлени считают себя американскими, канадскими или какими-то еще. Особенно когда превращаются в товар и попадают к кому-нибудь в сумку. – Посол озорно подмигнул, потом обернулся и неожиданно оказался лицом к лицу со мной. – Что привело вас в Лондон, мистер Лавелль? – спросил он.
Надо же, он запомнил мое имя! Не совсем мое, но все-таки. От изумления я замешкался с ответом, и на помощь мне пришел Джонс.
– У нас совместный бизнес, сэр. Мы помогаем компаниям становиться на ноги.
– А вы?
– Меня зовут Джонс.
– Очень рад здесь вас видеть. – Он кивнул молодому человеку, стоявшему рядом. – Мой друг, мистер Уайт, полагает, что наши естественные торговые партнеры – это Центральная и Южная Америка. Я же считаю, что наше будущее – в Европе. Если я и мои сотрудники могут быть чем-то полезны в ваших делах…
Он уже собрался перейти к следующей группе, но я внезапно выпалил:
– Вы могли бы нам кое в чем помочь, сэр.
Он крутанулся на каблуках:
– В чем же?
– Мы хотели бы, чтобы нас представили Кларенсу Деверо.
Я намеренно произнес это имя громко – мне показалось или в комнате действительно повисла тишина?
Посол озадаченно взглянул на меня:
– Кларенс Деверо? Боюсь, он мне неизвестен. Кто он?
– Бизнесмен из Нью-Йорка, – ответил я.
– В чем состоит его бизнес?
Но не успел я ответить, в разговор вмешался советник.
– Если этот господин зарегистрировался у нас в представительстве, кто-то из наших секретарей вам обязательно поможет, – сказал он. – Свяжитесь со мной в любое удобное вам время.
И мягко и ненавязчиво отвел посла в сторону.
Мы с Джонсом остались одни.
– Мистер Джонс! Мистер Пинкертон!
Сердце мое упало – именно этого обращения я больше всего боялся. Я повернулся и оказался лицом к лицу с братьями Эдгаром и Лиландом Мортлейками. Оба в черной паре, точно так же они выглядели в «Бостонце», будто между той встречей и этой не прошло и минуты.
– Возможно, я ошибаюсь, – начал Эдгар Мортлейк, – но посол только что обратился к вам как к Скотленду Лавеллю. Я сразу понял, что здесь что-то не так, ведь бедняге Скотчи теперь не до приемов.
– Какая наглость! – проскрипел Лиланд Мортлейк, сердито скривив полные губы. – Вы не имеете права здесь находиться! Вас сюда никто не приглашал! Вы попали сюда обманным путем – украли чужое приглашение, так? Да еще солгали послу Соединенных Штатов Америки.
– Мы проводим расследование: в моем кабинете прогремел взрыв и погибли двое полицейских, – пояснил Джонс. – Вам, конечно, об этом ничего не известно. Но на эту тему мы еще поговорим. А сейчас мы уходим.
– Э-э-э, нет. – Эдгар поднял руку, и к нам поспешил, словно предчувствуя неприятности заранее, напыщенного вида молодой человек, которого я не заметил внизу. – Эти два господина – детективы. Это – агент Пинкертона. А это – работник Скотленд-Ярда. Они проникли в посольство по чужому приглашению и допросили самого посла.
Молодой человек уставился на нас.
– Это правда? – спросил он.
– Правда то, что я из полиции, – ответил Джонс. – И я только что разговаривал с мистером Линкольном. Но встречаться с ним я не собирался и тем более его не допрашивал.
– Их надо убрать отсюда, – рявкнул Эдгар.
– Арестовать, – добавил Лиланд. Как всегда, одно слово – видимо, на большее он был не способен.
Дипломат явно чувствовал себя неловко: разговор происходил в переполненной комнате, всего в нескольких футах от посла и его жены. Джонс не терял присутствия духа, но было ясно, что таким поворотом событий он сильно обеспокоен. А братья тем временем злорадствовали, видя, что мы оказались в сложном положении.
– Господа, вам лучше пройти со мной, – сказал наконец дипломат.
– С удовольствием.
Мы с Джонсом проследовали за ним, оставив гостей развлекаться. Пока мы не вышли в коридор и за нами не закрылись двери, мы хранили молчание. Но теперь Джонс повернулся к сопровождавшему нас дипломату:
– Я не отрицаю, что мы не должны были здесь появляться, и как минимум это серьезное нарушение протокола. За это я готов принести вам извинения. Могу заверить вас, что извинения принесет и мое начальство, а сейчас, с вашего позволения, мы с моим другом хотели бы уйти.
– Мне очень жаль, – ответил дипломат, – но принять это решение самостоятельно я не вправе. Прежде чем вас отпустить, я должен поговорить со своим начальством. Вон там, – он сделал жест рукой, – есть свободная комната. Подождите несколько минут, долго мы вас не задержим.
Спорить было бесполезно. Дипломат провел нас в комнату, видимо, для посетителей посольства, в ней стояли стол и три стула. На стене висел портрет американского президента, а большое окно выходило на Виктория-стрит, сигнальные огоньки продолжали гореть. Он закрыл дверь, и мы остались одни.
Джонс тяжело опустился на стул.
– Малоприятная история, – заметил он.
– Все по моей вине, – быстро добавил я. – Не представляете, как я жалею, что поддался желанию прийти сюда.
– Главное, скорее всего, без толку. Но я не виню вас, Чейз. Решение я принимал сам, и для нас важно то, что здесь братья Мортлейк. – Он покачал головой. – Но думать о возможных последствиях мне не хочется.