Джон Клей кивнул. На его мальчишеском лице появилось подобие улыбки.
– Должен сказать, сэр, что у меня есть хоть какое-то утешение – меня отдают в руки правосудия лучшие из лучших. В прошлый раз – Шерлок Холмс, а теперь – вы! Кстати, позвольте заметить, я никогда никого не убивал. Смерть была, верно, но мы крепко выпили, и человек, о котором идет речь, просто упал. Его никто не подталкивал.
– Ваше прошлое меня не интересует, мистер Клей. Вы можете избежать ареста или, по крайней мере, как-то облегчить свою участь, если соблаговолите мне помочь. Я могу рассчитывать на вашу честность?
– Сэр, вы говорите с дальним родственником ее величества королевы, хотя он давно не пользуется ее вниманием. Но если возможна договоренность, которая позволит мне выпутаться из нынешней передряги, я готов сдержать данное слово.
– Я надеялся, что вы проявите благоразумие. В таком случае расскажу, как я вообще попал на Чансери-лейн. Мы с моим другом оказались на месте преступления… это было подлое и жестокое убийство нескольких человек. Блейдстон-хаус, в Хайгейте. Владелец жилья, некто Скотт, или Скотчи, Лавелль, в своем дневнике записал имя вашего заведения и частично его адрес.
– Я знал Лавелля. И ни в коем случае его не убивал. Но не могу сказать, что его кончина меня сильно расстроила.
– Имя Джонатан Пилгрим вам о чем-нибудь говорит?
– Нет.
– Он был агентом Пинкертона, это американское сыскное агентство, и ему о вашем замысле было известно. Его тоже убили, но при нем оказалась одна из ваших рекламных карточек, поэтому мы и пришли сюда.
Ненадолго повисла тишина. Но Клей быстро взял себя в руки:
– Арчи, старина, приготовь нам чай. Господа, позвольте пригласить вас во вторую комнату моего салона? Никогда не думал, что буду рад встретиться с двумя стражами закона или подставить руки под наручники, но встрече с вами я действительно рад. Выпейте со мной чая, и я вам все расскажу. Клянусь моей королевской кровью, что горю желанием вам помочь!
Мы направились во вторую комнату, сели на расшатанные стулья возле непокрытого деревянного стола, а Арчи тем временем мешал кочергой угли. К Клею после разоблачительной речи Джонса, казалось бы, вернулось самообладание, и мы походили на троицу старых друзей, которые собрались обсудить что-то всем им хорошо известное.
– Я вышел из Холлоуэя, – начал Клей. – Не самое приятное место. Для человека с родословной это просто свинарник, а у меня не было даже заначки, чтобы заплатить за отдельную камеру. Не важно. Судья, как я уже сказал, человек обаятельный, проявил ко мне снисхождение, и вот я пытаюсь раскинуть мозгами – чем заняться? Я никак не думал, что мой план с рыжими пойдет прахом. Вон Арчи не даст соврать. Ведь сколько сил ушло на подготовку! Но на нашем пути – вот незадача – стал Холмс. Еще пару дней – и мы бы провернули этот номер.
На дворе был февраль. Едва я вышел, сразу учуял: что-то не так. Все мои старые кореша затаились, притихли, а пивные Шордича стали что твои похоронные бюро – одна тоска, да и только. Будто над улицами Лондона снова замаячил призрак Джека-потрошителя… а то и еще что похуже.
Как мне вскоре открылось – намного хуже. Появились новые бандиты. Американцы, как мне было сказано. Я никогда не был в большом восторге от американцев – к присутствующим это не относится. Скажу вам так: мой предок Георг Третий дал большого маху, позволив колониям выскользнуть у него из рук. Понаехала эта публика из Нью-Йорка, застолбили себе в городе участки, и давай все прибирать к рукам, расползлись, будто сифилис. Многие мои друзья да знакомые через это дело сгинули. Эти американцы на наши порядки плевать хотели, и полтора месяца кровь на улицах лилась ручьями, и это я говорю не для красного словца. Могу повторить: кровь лилась ручьями. Эти звери за свое горло перегрызут.
Вода вскипела. Арчи перелил ее в заварной чайник и поставил его на стол. Двигался он с трудом, и я видел, что он морщится от боли.
– А что же Мориарти? – спросил я.
– Мориарти? Я никогда не встречал его лично, но, разумеется, о нем слышал. Все мы слышали. Вот уж кто держал нас в страхе. И свою долю брать не забывал! За любое преступление в Лондоне ему полагалась мзда, и раньше мы друг другу на него жаловались – в укромном уголке, – хотя, скажу честно, если кому какая помощь от него требовалась, отказа не было. Тут надо отдать ему должное. Да вот нет его, скрылся с горизонта. А его место занял этот страшила, Кларенс Деверо. Так Мориарти рядом с ним – крестная фея. Этого Деверо тоже никто никогда не видел, потому что всю грязную работу за него делают его подручные.
И вот сидим мы с Арчи в нашей хибаре, которую снимаем у еврея с Петтикоут-лейн, и тут заявляются эти субчики. Скотчи Лавелль, мразь с поросячьими глазками, а с ним – шайка хулиганья. Главное, пацаны – все англичане, чтоб им жариться в аду на вечном костре, – ведь что эти понаехавшие устроили? Взяли в свою гвардию молодцов прямо из сточной канавы. Вот тебе и бойцы… вот тебе и армия из притонов да трущоб, из курилен опиума – да они за полкроны гору своротят. Какая тут тебе преданность? Какой патриотизм? При этом уже много чего повидали да понюхали. Город знают как свои пять пальцев, да и всю уголовную братию тоже – взломщиков, карманников, щипачей и прочую шайку-лейку. Слыхали они и про меня.
Вломились к нам прямо во время завтрака. Привязали Арчи к стулу. Сам Скотчи был как бы ни при чем. Просто стоял с важным видом, а мальчишки делали за него всю грязную работу. Потом он обратился к нам с предложением. Вернее, какое предложение? Это было требование, а откажись я, тут бы и смерть моя пришла, и думать нечего.
Через дорогу от компании «Надежные депозиты» на Чансери-лейн есть пустой магазин. Они прикинули, что за несколько недель я смогу прорыть туннель под дорогой и добраться до сейфов. Там полно золота и серебра, драгоценностей и денег. Они платят за аренду помещения, а мы с Арчи вкалываем, как рабы, корячимся под землей. И рискуем тоже мы. И что они хотят от нас получить за свою доброту? Мистер Деверо заберет себе половину дохода, вот и весь сказ. Половину! Даже Мориарти никогда не требовал больше двадцати процентов.
– И вы согласились? – спросил Джонс.
– Когда тебя окружают пять головорезов и пахнет жареным, лучше споры не разводить. И то я старался сохранить достоинство. Я прямо дал им понять – это не по мне. И тогда этот дьявол повернулся к бедняге Арчи. «Сделайте ему больно!» – скомандовал он. Слова были сказаны. Я ничего не мог поделать.
– Ты мог их остановить, – пробурчал Арчи.
– Все случилось так быстро. Это был чистый кошмар. Они стащили с него ботинок и прямо у меня на глазах… – Клей остановился. – Покажи им, Арчи.
Рыжеволосый подался вперед и снял ботинок. Теперь стало ясно, почему он прихрамывал, когда мы вели его в парикмахерскую. На большом пальце, все еще распухшем и багровом, не было ногтя.
– Это их работа! – прошептал он со слезами на глазах.
– У них были щипцы, – продолжал Клей. – Конечно, несчастный завопил во весь голос, так что завтрак встал мне поперек горла. И я понял: откажись я, они примутся за меня! Такого дикого варварства я в жизни не видел, вот и вышло, что выбирать мне не приходится.
Мы переехали сюда. Мне пришло в голову снова открыть тут парикмахерскую и – вы верно угадали – сделать все, чтобы клиенты сюда и носа не казали. За все время, что мы здесь, я подстриг человек пять… Неплохо, кстати говоря, подстриг, это я вам точно говорю. А так я горбатился под землей, а Арчи стоял на стреме. Работенка, доложу я вам, не сахар. Камень, известняк. Куда девалась старая добрая лондонская глина?
– А после убийства Скотта Лавелля Кларенс Деверо дал о себе знать? – спросил Джонс.
Клей покачал головой:
– Сам Деверо – нет. О смерти Лавелля я прочитал в газетах, и мы с Арчи купили бутылочку джина и выпили за нашу свободу. Хотя у меня сосало под ложечкой – рано радоваться. На следующий день явилась публика похлеще. Я не из тех, кто любит стучать, но для этих замечательных господ сделаю исключение. Эту птицу звали Эдгар Мортлейк. Высокий, одет как на обложке журнала, волосы черные, зализанные.
– Мы его знаем.
– Таких лучше не знать! Он дал нам еще две недели, чтобы добраться до хранилища. А если нет, нам оторвут еще один ноготь!
– Тебе-то ничего не отрывали!
– Ладно, Арчи, не придирайся к словам. Сказал он именно так, и с того дня мы снова пашем не покладая рук.
– Допустим, вы забираетесь в хранилище – что дальше?
– Мистер Мортлейк сказал, что сам нас найдет.
– То есть награбленное вы должны передать ему?
– О да. Он хочет все забрать лично. Эти американцы не доверяют никому. Воровская честь у них не в почете. Мы с Арчи сомневаемся: вдруг они решат, что половины им мало? Заманят нас в ловушку – и чик ножом по горлу!
– Ловушка будет, – пробормотал Джонс. – Только попадете в нее не вы. А сейчас я очень хотел бы взглянуть на ваш туннель. Это наверняка торжество инженерной мысли. Мне также интересно знать, как вы собирались попасть внутрь самого хранилища.
– Да там всего-навсего кирпичная кладка. На первом этаже стальная обшивка, а снизу сейфы почти не защищены. Мистер Деверо все изучил от и до, тут к нему вопросов нет.
Мы встали из-за стола, так и не притронувшись к чаю, по крутой и узкой лестнице спустились вниз и оказались в подвале прямо под парикмахерской. Вчетвером мы едва там помещались. Почти все пространство занимали холмики почвы и битого кирпича. Одна из стен была проломлена, я опустился на четвереньки и увидел круг уходящего вдаль туннеля, путь освещали керосиновые лампы, а стенки подпирала крепь из наспех сколоченных деревянных планок. Как Джон Клей тут не задохнулся? Даже в подвале воздух был удушливый и промозглый. Рыть проход он мог только на коленях, согнувшись и подпихивая под собой выбранную почву.
– Вы были со мной более чем откровенны, мистер Клей, – промолвил Джонс, лицо его бороздили густые тени от керосиновых ламп. – И все ваши прошлые преступления сейчас рассматриваться не будут. В нашей стране завелось, как меня и предупреждали, большое зло, и, кажется, появилась возможность разделаться с ним раз и навсегда. Идемте, Чейз. Нам пора на поверхность. Мы слишком долго пребывали во тьме, у нас не так много времени.