Мы вышли из дома. Вечер был необычно прохладный, хотя не ощущалось ни малейшего ветерка. В дверях Джонс и его жена просто окинули друг друга долгим взглядом, и мы оказались на пустынной с виду улице одни. И все же что-то говорило мне: за нами наблюдают.
– Мы уходим, черт вас дери! – воскликнул я. – И мы одни. Ждите нас на кладбище «Путь покойника» и делайте там с нами что захотите!
– Они нас не слышат, – заметил Джонс.
– Они где-то поблизости, – возразил я. – Вы же сами сказали. Они знают, что мы идем к ним.
До Саутворка было относительно недалеко, и мы пошли пешком. Джонс надел теплое пальто, а еще я заметил, что у него новая палка, ручка вырезана в форме головы ворона. Как нельзя лучше подходит для визита на кладбище. Он был необычно сдержан и молчалив, и мне пришло в голову, что он, как и я, ни капли не верит в то, что сказал жене. Мы шли навстречу смертельной опасности, и ему это было прекрасно известно. Он знал это, еще когда пригласил меня составить ему компанию.
«Путь покойника» давно прекратил свое существование. Кладбище появилось в первой половине века, тогда никто не представлял, сколько народу будет жить в Лондоне и тем более сколько лондонцев перейдут в мир иной. Довольно скоро на кладбище стало тесно, могилы буквально налезали одна на другую, и надгробные плиты и памятники, призванные утешать и будить воспоминания, представляли собой жуткое зрелище: они покосились под самыми разными углами, даже соприкасались друг с другом в вечной борьбе за пространство. Уже много лет над местом вечного упокоения висел бьющий в нос гнилостный запах. Последние могилы были вырыты до неприличия мелкими и не справлялись с поставленной задачей, в результате можно было наткнуться на прогнившие гробы и даже обломки торчавших из-под земли человеческих костей. Как и следовало ожидать, привозить сюда покойников перестали. Другие подобные кладбища сумели распродать. Какие-то удалось превратить в парки. Но «Путь покойника» остался, каким был, – вытянутым и бесформенным куском пространства между железнодорожными путями и старым складом, по обе стороны – ржавые ворота, а внутри – несколько замшелых деревьев… казалось, кладбище это находится где-то посредине между реальным миром и потусторонним, существует внутри собственной скорлупы, мрачной и пугающей.
Мы прибыли в ту самую минуту, когда церковные часы начали отбивать восемь, бесстрастные удары эхом отдавались в темноте. Я сразу увидел, что мы не одни, и сердце мое екнуло. Нас ждала дюжина злодеев, таких грязных и оборванных, будто они только что вылезли из окружавших их могил. Почти все они были в плотно облегающих куртках, засаленных вельветовых штанах и ботинках. Кто-то с непокрытой головой, кто-то в фетровой шляпе, почти все вооружены толстыми палками, которые держали на плечах либо под мышкой. Зажженные факелы отбрасывали на могилы красный свет, что придавало всей сцене совсем дьявольский вид. Понятия не имею, сколько они нас ждали, но неужели мы просто так сдадимся на их милость? Я напомнил себе: выбора у нас не было, мы пошли на это по собственной воле.
И все же мы в нерешительности остановились у ворот.
– Где моя дочь? – выкрикнул Джонс.
– Вы одни? – Это спросил бородач; всклокоченные волосы и перебитый нос отбрасывали на лицо неровные тени.
– Да. Где она?
Возникла пауза. Неожиданно над кладбищем прошелестел ветерок, и огоньки факелов отвесили ему легкий поклон. Из-за надгробия с каменным ангелом появилась фигура. Неужели это Кларенс Деверо? Нет, конечно, он же боится открытого пространства. Это был Эдгар Мортлейк. Во время нашей последней встречи он на моих глазах кинулся в реку и сейчас предстал передо мной посланцем с того света, двигался он с трудом, будто столкновение с водой стоило ему нескольких ребер. Он был не один. За руку его держала Беатрис Джонс, бледная и заплаканная. Нечесаная и чумазая. Платьице выпачкано и кое-где порвано. Но трогать ее, похоже, не трогали.
– Ваша драгоценная дочурка нам ни к чему! – крикнул Мортлейк. – Нам нужны вы. Вы и ваш дьявольский приятель.
– Мы здесь.
– Подойдите ближе. Сюда, к нам! Ее нам держать незачем. У нас стоит экипаж, он отвезет ее домой. А не сделаете, как я велю, – пеняйте на себя.
И он поднял другую руку и занес ее над ребенком – в руке оказался длинный нож, острие блеснуло в отсвете пламени. К счастью, девочка этого не видела, но я не сомневался: если будем упрямиться, Мортлейк свое оружие применит и перережет ей горло прямо у нас на глазах. Мы с Джонсом переглянулись и вместе пошли вперед.
Шайка разбойников тут же взяла нас в кольцо, отрезав пути к отступлению. Мортлейк шагнул в нашу сторону, все еще не отпуская Беатрис. Она узнала отца, но от ужаса не могла вымолвить и слова.
– Отвезите девчонку домой. – И он передал Беатрис расплывшемуся в улыбке молодому кудрявому бродяге с ячменем на глазу. Тот сразу увел девочку. – Видите, инспектор Джонс? Свое слово я держу.
Джонс дождался, когда девочка скроется за воротами кладбища.
– Вы трус – как еще назвать человека, который похищает ребенка, чтобы обделать свои грязные делишки? Вы не заслуживаете даже презрения.
– А вы жалкий калека, который убил моего брата. – Мортлейк теперь стоял вплотную к Джонсу, лицом к лицу, в глазах читалась бешеная, на грани безумия, ярость. – За это получите по заслугам, не сомневайтесь. Но сначала придется ответить на пару вопросов. Ответите – куда денетесь?
Мортлейк кивнул, и я увидел, как один из головорезов вышел вперед, зловеще взмахнул дубинкой – и шмякнул Джонса по затылку. Джонс упал как подкошенный, и я понял, что остался в стане врага один, что движения мои скованы, а Мортлейк уже поворачивается в мою сторону. Я знал, что именно сейчас последует, был к этому готов. Но я не ожидал, что боль будет такой нестерпимой – она швырнула меня в туннель мрака и тьмы, навстречу неминуемой смерти.
Глава 18Мясобойня
Я не хотел открывать глаза – зачем? Убедиться, что я умираю? Иначе откуда такое ощущение холода?
Ко мне вернулось сознание, и я понял, что лежу на каменном полу, а где-то неподалеку мерцает слабый свет. Сколько же я здесь пролежал? Сильно ли я ранен? От полученного удара перед глазами все еще плыли круги. Может быть, меня увезли из Лондона? Холод пронизывал до костей, все тело непроизвольно вздрагивало. Руки совершенно онемели. Болели даже зубы. Меня будто переправили в зону вечной мерзлоты и оставили там на погибель на плавучей льдине. Но нет. Я находился в помещении. Я лежал не на льду, а на бетоне. Сделав над собой усилие, я сел и обхватил себя руками, отчасти чтобы сохранить оставшееся тепло, отчасти чтобы приободриться. Тут я увидел Этелни Джонса. Сознание к нему тоже вернулось, но смерть явно бродила где-то рядом. Он сидел, прислонившись к кирпичной стене, тут же стояла его палка. На плечах, воротнике, губах – осколки льда.
– Джонс?..
– Чейз. Слава богу, вы очухались.
– Где мы?
Из моего рта вырвалось облачко белого пара.
– В Смитфилде… так мне кажется. Или что-то в этом роде.
– Смитфилд? Что это?
Я тут же получил ответ на свой вопрос. Мясной рынок! Вокруг нас висели туши, не меньше ста. Я их видел, но органы чувств возвращались ко мне постепенно, и я не мог понять, что они означают. Я пригляделся внимательнее: ободранные и обезглавленные овечьи туши, а шкуры, подтверждавшие, что они божьи твари, лежали вместе с отрубленными конечностями в штабелях, уходивших вверх до самого потолка. На полу – заледеневшие лужицы крови, скорее лиловые, чем красные. Я огляделся по сторонам. Камера квадратная, два поддона прикреплены к шпалам – перевозить груз из одного конца в другой. Мне вспомнился корабельный трюм. Единственный выход – через стальную дверь, наверняка запертую, а дергать ее – не приведи господь, можно остаться без кожи на кончиках пальцев. На полу – две сальные свечи. Без них нас окружала бы кромешная тьма.
– Мы здесь давно? – спросил я. Это все, что я мог из себя выдавить. Зубы были крепко-накрепко стиснуты.
– Нет. Точно знаю, что недавно.
– Вы ранены?
– Нет. Не больше, чем вы.
– А дочка?..
– В безопасности… я надеюсь. По крайней мере, за это им спасибо. – Джонс потянулся за своей палкой, подтащил ее к себе. – Чейз… простите меня.
– За что?
– Это же я привел вас сюда. Моих рук дело. Чтобы вызволить Беатрис, я был готов на все… Но вовлекать в эту историю вас было нечестно.
Говорил он, едва справляясь с дыханием, прерывисто, его слова были так же лишены тепла, как и окружавшие нас забитые овцы. Иначе и быть не могло. Каждому произнесенному слову приходилось сражаться со жгучим холодом.
И все же я ответил:
– Не вините себя. Мы это дело вместе начали, вместе и закончим. Только так.
Мы снова погрузились в молчание, стараясь сберечь силы и понимая, что жить нам осталось недолго. Неужели нам суждено умереть прямо здесь, когда кровь буквально стынет в жилах? Джонс явно прав. Это большой мясной рынок – со специальными холодными комнатами. Стены вокруг нас забиты древесным углем, где-то неподалеку похрустывает охлаждающий компрессор, в результате в камеру закачивается ледяной и потому смертоносный воздух. Машина эта относительно новая, возможно, мы будем ее первыми жертвами… Большое утешение, что и говорить.
Я все равно отказывался верить, что нас хотят убить, – уж точно не сейчас! – поэтому решил ни за что не отключаться. Эдгар Мортлейк дал понять, что говорить с нами желает сам Кларенс Деверо. Значит, наши страдания лишь прелюдия к этой встрече. Скоро все закончится. Одеревеневшими пальцами я залез в карман, но оказалось, что ножа, который я всегда ношу с собой, там нет. Впрочем, велика ли разница? Я все равно не в том состоянии, чтобы им воспользоваться.
Прошло много времени, даже не скажу, сколько именно. Я понимал, что погружаюсь в глубокий сон, словно соскальзываю в расщелину. И знал: стоит закрыть глаза, они могут больше и не открыться… но сон забирал меня в свои объятия. Я перестал дрожать. Это было какое-то странное состояние, неподвластное холоду или гипотермии. Я был уже готов прекратить сопротивление, как вдруг дверь открылась и вошел человек – всего лишь