Матт не знал, сколько прошло времени. Окружающий мир словно сжался до размеров крохотного клочка пыльной дороги, на котором он отчаянно боролся за жизнь. Но тут чьи-то сильные руки подхватили его под мышки и подняли высоко в воздух. Около его лица возник ингалятор — ингалятор! Матт схватил спасительный прибор и с жадностью вдохнул живительное облачко. Приступ прошел, как не бывало. Мир снова распахнулся вширь.
Над ним склонилось обветренное лицо, изрезанное глубокими морщинами.
— Смотри, Гуапо, кого нам принесла река, — сказала женщина.
Гуапо — имя это, как известно, означает «красавчик» — сидел на корточках у обочины. Он одарил Матта широкой, почти беззубой улыбкой. Ему было лет восемьдесят, не меньше.
— Неудачное место выбрал ты, парень, для купания…
— Я пошутила, — сказала женщина. — В этой реке никто не купается. Она смертельная. Идти можешь? — спросила она Матта.
Матт поднялся на ноги, пошатываясь, сделал на пробу несколько шагов и кивнул.
— Оставайся с нами, — сказала женщина. — Не думаю, что мама ждет тебя домой нынче вечером.
— Он беглый сирота. Видишь его форму? — сказал Гуапо.
— И эти лохмотья ты называешь формой? — расхохоталась женщина. — Не волнуйся, ниньо. Мы никому не расскажем. Мы любим Хранителей не больше твоего.
— Чачо, — прошептал Матт.
— Малыш нам уже всё рассказал, — успокоил его Гуапо. — Смотри, к нему уже летит «скорая помощь». — Он поднял руку, и Матт увидел в небе гравилёт — под действием антигравитационного поля зашевелились волосы на голове. С трудом переставляя ноги, Матт побрел по дороге. С одной стороны его поддерживал Гуапо, с другой стороны — женщина, назвавшаяся Консуэлой. Матт шел словно во сне. Всё вокруг казалось ненастоящим: темная дорога, звездное небо, старик со старухой, ведущие его куда-то.
Наконец они подошли к высокой ограде. Консуэла нажала на кнопку, вбок скользнула раздвижная дверь, и перед Маттом открылась картина настолько неожиданная, что он решил: всё-таки это сон.
За оградой, по периметру обрамленной изящными акациями паловерде, насколько хватало глаз, тянулись могилы. Все они были украшены пальмовыми ветвями, цветами, фотографиями, статуэтками, сотнями мерцающих свечей. Свечи стояли в красных, синих, зеленых, желтых, пурпурных стаканах и казались осколками радуги, пляшущими над землей.
На многих надгробиях стояла еда: тортильи, миски с чили, бутылки с газировкой, фрукты, целые стада крохотных осликов, лошадок и свинок из теста или сахара. На большом каменном кресте, грациозно обвив лапы хвостом, сидел прелестный котенок с розовым сахарным носиком.
Среди могил сновали люди. Они вполголоса переговаривались.
— Где мы? — пробормотал Матт.
— На кладбище, чико, — сказала Консуэла. — Неужто никогда не бывал?!
«Не на таком», — подумал Матт. Алакранов хоронили в мраморном мавзолее недалеко от больницы. Он был величиной с целый дом и украшен бесчисленными ангелами, будто мотыльки слетевшимися на свет. Пройдя через парадную дверь, можно было увидеть что-то вроде комода с многочисленными ящичками. На каждом ящичке было написано имя почившего Алакрана. Матт подозревал, что они выдвигаются, как ящики комода у него в комнате, где Селия хранила рубашки и носки, но, естественно, никогда этого не проверял.
Идиойдов же хоронили в братских могилах прямо в пустыне. Тэм Лин говорил, что место их упокоения неотличимо от обычной свалки, где закапывают мусор.
— Это похоже на… — Матт запнулся, — на праздник.
— А это и есть праздник, — воскликнул Фиделито, как чертик из табакерки выскакивая из-за надгробья, перед которым группа женщин распаковывала корзины для пикника. — Нам повезло! Мы попали сюда в Эль Диа де лос Муэртос, в День Мертвых.[60] Это мой любимый праздник в году! — Малыш с аппетитом жевал огромный сэндвич.
Матт ничего не понимал. Селия отмечала все праздники в календаре, но об этом никогда не упоминала. На Рождество она развешивала по всему дому носки, чтобы Санта-Клаус положил в них подарки, на Пасху красила яйца, на День благодарения жарила индейку, а в День святого Валентина пекла пирожные в форме сердечек. У нее были специальные обряды для Сан-Маттео, покровителя Матта, и для своей собственной Санта-Сесилии.[61] И, конечно же, был день рождения Эль Патрона. Но никогда, ни разу никому не приходило в голову устраивать праздник в честь Смерти!
Среди бесчисленных могил Матт видел скульптуры скелетов. Скелеты играли на гитарах, танцевали или сидели за штурвалами пластиковых гравилётов. Мамы-скелеты выводили детей-скелетиков на прогулку. Невесты-скелеты выходили замуж за скелетов-женихов. Скелеты-собаки обнюхивали фонарные столбы, скелеты-лошади мчались галопом, неся на своих костлявых спинах Смерть с косой.
И вдруг Матт почувствовал запах. Высокая стена не пропускала мерзкую вонь с реки, но в воздухе стоял другой аромат, от которого у Матта тревожно сжалось сердце. На кладбище пахло Фелисией! Она будто воочию предстала перед ним, обдав мальчика тяжелым дыханием виски. У Матта закружилась голова. Он сел на землю.
— Тебе плохо?! — встревожился Фиделито.
— Гуапо, принеси еще один ингалятор, он у меня в сумке, — захлопотала Консуэла.
— Нет… нет… со мной всё в порядке, — пробормотал Матт. — Просто запах… кое-что мне напомнил…
— Это всего лишь копаловый ладан,[62] мы жжем его в честь мертвых, — пояснила Консуэла. — Наверное, он напомнил тебе маму или папу… Но не надо грустить. Сегодня мы радостно встретим их. Пусть они посмотрят, как мы живем, и отведают своих любимых лакомств.
— Они… едят? — Матт обвел взглядом груды лепешек, миски с чили, буханки хлеба, украшенные розовым сахаром.
— Не так, как мы, чико. Они любят нюхать, — сказала Консуэла. — Вот почему мы угощаем их блюдами с приятным запахом.
— Ми абуэлита говорила, что они возвращаются в облике голубок или мышек. Говорила, нельзя их прогонять, если они хотят есть, — сказал Фиделито.
— Это тоже правда. — Консуэла обняла малыша.
Матту вспомнились Алакраны в своем огромном мраморном мавзолее. Может быть, Эль Патрон тоже там — в самом верхнем ящичке, разумеется. Хотя нет, Селия говорила, что Эль Патрон желает быть похороненным в подземной кладовой со всеми подарками, которые он получил за свои 148 лет. Положат ли сегодня ему еды? Приготовила ли Селия тамалес и менудо? Наверное, нет, ведь Селия прячется в конюшнях, а мистер Алакран не положит и фасолинки, потому что ненавидит Эль Патрона.
Матт сглотнул слезу.
— Разве можно праздновать смерть?
— Смерть — это часть нашей жизни, — тихо произнесла Консуэла.
— Ми абуэлита говорила, что не нужно бояться скелетов, потому что внутри тебя сидит твой собственный скелет, — сообщил Фиделито.
— Твоя бабушка — мудрая женщина, — сказала Консуэла.
— Я еду в город на фиесту. — Гуапо нацепил красивое черное сомбреро и повесил на плечо гитару. — Не подвезти ли вас куда-нибудь, ребятки?
Консуэла рассмеялась.
— Старый пройдоха! Тебе бы всё за женщинами гоняться.
— Мне и гоняться-то не надо, — кокетливо ответил старик.
— Возвращайся в целости и сохранности, Гуапито. Не заставляй меня волноваться. — Она поцеловала брата в лоб.
— Что скажете, ребятки? Не хотите навестить Чачо? Он в больнице при монастыре Санта-Клара.
— Нам туда и нужно! — вскричал Фиделито.
— А как же Хранители? — забеспокоился Матт.
— Когда в городе праздник, они стараются на улицах особо не показываться. Слишком уж много веселья. Впрочем, на всякий случай… — Консуэла извлекла из объемистой сумки пару масок. — Я приберегла их для своих внуков, ну да ладно — достану им что-нибудь еще. — Она пристроила маску на лицо Фиделито.
При виде безглазого черепа над худеньким тельцем Фиделито у Матта перехватило дыхание.
— Ты тоже надень, — поторопил его малыш. Матт не мог пошевелиться, не мог отвести глаз от нового «лица» Фиделито.
— А у меня своя есть. — Гуапо тоже надел маску.
— Поверь, так тебе гораздо лучше, — заверила брата Консуэла. Гуапо прошелся гоголем, черное сомбреро подпрыгивало над скуластым лицом черепа. Матт понял, что они стараются его подбодрить, но всё равно дрожал от страха.
— Послушай, ми вида, — сказала Консуэла. Услышав это слово, Матт судорожно стиснул зубы. — Не знаю уж, чего плохого с тобой приключилось, но поверь, маска тебя укроет. В маскарадном костюме Хранители тебя не тронут.
Матт понял, что женщина права, и весьма неохотно натянул маску на голову. Она обтянула лицо, как вторая кожа, в ней были проделаны дырки для глаз, носа и рта. Его словно похоронили заживо, и пришлось снова бороться с приступом панического ужаса. Матт глубоко вздохнул, пытаясь отогнать страхи.
— Мучас грасиас, — сказал он.
— Де нада,[63] — ответила Консуэла.
36Замок на холме
Шагая вслед за Гуапо, Матт заметил, что большинство могил усеяно золотистыми пушистыми цветами. Выйдя за ворота, он убедился, что и всю дорогу от кладбища устилает ковер ярких лепестков.
— Что это такое? — шепотом спросил он у Фиделито.
— Цветы семпасучиль.[64] Они помогают мертвым найти дорогу домой.
Втаптывая в пыль нежные лепестки, Матт не мог отделаться от леденящей душу тревожной тоски.
У старика был собственный небольшой гравилёт. Ему не сразу удалось поднять капризную машину в воздух.
— Чертова развалюха, — ворчал Гуапо, крутя рукоятки и нажимая кнопки. — Купил со скидкой. Наверняка под завязку набит электронами…
Наконец кладбище осталось позади; прямо по курсу показались первые городские дома. Ко всем дверям вели дорожки из золотистых лепестков. Матта поразило, как красивы эти дома. Они ничуть не походили на убогие хижины, которые он видел по телевизору. Все здания были построены из какого-то блестящего материала, отлитого в фантастические формы. Одни походили на сказочные дворцы, другие — на корабли или космические станции, третьи росли, как деревья, с витиеватыми балконами и садами на крышах.