Они сели рядышком, как не раз сидели перед тем, как Мария уехала.
— Я решила простить тебя после того, как прочитала «Цветочки святого Франциска»[12],— начала Мария.— Помнишь, я говорила о волке? Это было чудовище, наводившее ужас на всю округу, но однажды святой Франциск побеседовал с ним. Зверь стал кротким, как ягненок, и с тех пор кушал только овощи.
— Вот не знал, что волки могут переваривать овощи,— удивился Матт, немного знакомый с биологией.
— Дело не в этом! Дело в том, что святой Франциск не говорил волку: «Я накажу тебя за все, что ты натворил». Он сказал так: «Брат мой Волк, сегодня настал новый день в твоей жизни, и пришла пора перевернуть страницу».
Матт прикусил язык. Ему хотелось сказать, что он не убивал Моховичка и не нуждается ни в каком прощении, но решил не портить Марии настроение.
— Вот я и поняла, что вела себя неправильно и должна тебя простить. В конце концов, волки ведь не знают, что есть овец нехорошо.
Пытаясь согреться, Мария пододвинулась к нему поближе, привалилась плечом. У Матта защемило сердце. Среди голубоватых теней компьютерного зала девочка была чудо как привлекательна! Как же он по ней соскучился!
— Спасибо,— сказал он.
— Но ты должен пообещать, что будешь вести себя хорошо.
— Ладно,— сказал Матт.
Он был готов пообещать все, что угодно.
— Я говорю серьезно, брат мой Волк. Больше никогда не залезай в курятник и не воруй цыплят!
— Хорошо, не буду. Как мне тебя теперь называть? Святой Марией?
— О нет! — сказала Мария.— Я не святая. У меня целая куча грехов.
— Да ну? — удивился Матт.
Тогда Мария поведала ему, каких трудов стоит ей не терять терпение с Эмилией, как она списала у кого-то домашнюю работу и как ела мороженое в постный день. Матт никогда не задумывался о том, хорошо он себя ведет или плохо, и вообще считал размышления о грехах пустой тратой времени.
— Ты крещеная? — спросил он.
— Да. Меня крестили, когда я была совсем маленькая.
— Это хорошо?
— Да, конечно. Без этого не попадешь на небеса.
Матт мало что знал о небесах. В его любимых передачах по телевизору ад упоминался гораздо чаще.
— А почему священник назвал меня некрещеным отродьем Сатаны? Что это значит? — спросил он.
Мария придвинулась еще ближе и вздохнула.
— Ох, Матт. Даже не знаю, что сказать... Я уверена, святой Франциск согласился бы с ним. Ты не плохой, просто...
— Просто что?
— У тебя нет души, поэтому тебя нельзя крестить. Таковы все животные. По-моему, это нечестно, и иногда я в это не верю. В конце концов, представляешь, какая скука была бы на небесах, если бы там не было ни птиц, ни собак, ни лошадок... А цветы и деревья? У них ведь тоже нет души. Но не может же небо быть похожим на бетонированную автостоянку. Наверно, монахини назвали бы это теологической проблемой...
— Значит, животные, когда умирают, попадают в ад? — спросил Матт.
— Да нет же! Конечно нет! Туда тоже нельзя попасть, если у тебя нет души. Наверное — я много думала об этом, когда умер Моховичок,— наверное, ты просто берешь и исчезаешь. Гаснешь, как свечка. Я думаю, это совсем не больно. Просто вот ты есть — а через мгновение тебя уже и нет. Давай не будем больше говорить об этом!
Матт с удивлением заметил, что девочка плачет. Она часто плакала, он это помнил. Он обнял ее и поцеловал в залитые слезами щеки.
— Вот и хорошо,— прошептал он.— Если бы у меня была душа, я бы, наверное, попал в ад...
Они долго сидели молча. В комнате было так холодно, что оба дрожали.
— Мне очень нравится с тобой,— наконец сказала Мария.— У меня в классе больше ни с кем нельзя вот так запросто поговорить.
— Ты сможешь приехать ко мне еще разок? — спросил Матт.
— Папа говорит, мне надо держаться от тебя подальше. Он считает... О боже! Сюда кто-то идет.
Матт и Мария дружно вскочили и кинулись к двери. Девочка споткнулась о провода, Матт подхватил ее и буквально впихнул в темный коридор. Едва он закрыл за собой секретную панель, дверь в дальнем конце комнаты отворилась. Дети затаили дыхание.
— Наконец-то я согреюсь,— довольно прошептала Мария, потирая ладони.
Матт внимательно прислушивался к доносящимся из комнаты голосам.
— Это Том,— одними губами произнес он.
— Правда?! Где глазок? Дай посмотреть...
— Мне казалось, ты не любишь подсматривать.
— Только разок гляну— Мария прильнула к глазку.— Это и вправду Том. И Фелисия.
Матт прижался ухом к стене, чтобы лучше слышать.
— ...найти их... если они... в доме,— медленно и, по обыкновению, запинаясь говорила Фелисия.
На миг Матту почудилось, что она знает о секретном коридоре, но потом он услышал шорох отодвигаемого стула и тихий гул компьютера.
— Это салон,— сказал Том.— Там никого нет. Эль-Вьехо остался один.
— Никому до него нет дела,— пробормотала Фелисия.— От него... как всегда... никакой пользы.
— Что ты хочешь сказать? — спросил Том. Фелисия рассмеялась — резко, тревожно.
— Его печень... износилась. Сердце... иссохло. Нельзя получить трансплантаты от больного раком...
— Теперь он годится разве что на компост,— расхохотался Том.
Фелисия тоже засмеялась.
Матт был потрясен до глубины души. Он, конечно, не рыдал при известии о смерти Эль-Вьехо, но все же ему было жаль старика, будто изможденная птица одиноко лежащего среди шелков в гробу. Матт отстранил Марию. Та, вопреки ожиданиям, не протестовала. Казалось, девочка не меньше его оглушена услышанным.
Матт прильнул к глазку и увидел, что один из компьютерных мониторов ярко светится. Неожиданно он понял, что это никакой не компьютер, а что-то вроде экрана камеры слежения. Он увидел Эль-Вьехо с острым, будто птичий клюв, носом... Затем изображение задрожало и сдвинулось. Том лихорадочно крутил ручки настройки.
— Музыкальная комната,— сказала Фелисия. Матт увидел пианино, стопки нот и... черную шляпку Марии на столе.
— Они здесь были! — заорал Том и передвинул объектив так, чтобы заглянуть во все углы комнаты.
Фелисия оттолкнула его. Казалось, у нее гораздо больше опыта в обращении с обзорным экраном. Она быстро перемещалась по дому, заглянула даже в комнаты слуг и в кладовые. В квартире Селии она задержалась чуть дольше. Селия без сил лежала в большом мягком кресле, Тэм Лин стоял неподалеку.
— Куда же они запропастились? — ворчал Тэм Лин, расхаживая взад и вперед по комнате.
Голос телохранителя был еле слышен. Фелисия увеличила громкость.
— Может, их вообще нет в доме,— предположила Селия.
— Он бы не повел ее туда,— сказал Тэм Лин.
— Откуда ты знаешь? У него хватит храбрости...
— Осторожнее,— произнес Тэм Лин и посмотрел прямо в экран.
Селия тотчас же сменила тему и принялась обсуждать похороны.
— Проклятье! — воскликнул Том.— Они знают о камерах.
— Тэм Лин... знает все,— пробормотала Фелисия.— Эль-Патрон в нем души не чает.
— Куда, ну куда он ее повел?! — заорал Том и шарахнул кулаком по столу, заставленному укутанными в целлофан компьютерами.
Что-то упало и разбилось. Фелисия схватила сына за руку.
Матт понял, о чем говорила Селия. Наверное, Тэм Лин рассказал ей о тайном оазисе в горах. Матт и не думал вести туда Марию, да и вряд ли это удалось бы, раз все за ними охотятся...
— Они могли... выйти из дома,— сказала Фелисия и снова принялась крутить ручки.
На экране появились конюшни, бассейн, сад... Затем Матт увидел лотосовый пруд, возле которого лениво расправляла крылья пара ибисов.
— Дай посмотреть,— шепнула Мария.
Матт послушно отодвинулся и снова прижал ухо к стене, стараясь не пропустить ни слова.
— Припоминаешь? — спросила Фелисия.
— Это то самое место, где сдох Моховичок, верно? — сказал Том.
Мария ахнула: должно быть, на экране появилась насосная станция.
— Знаешь, в тот день... я видела... мерзкого звереныша,— сказала Фелисия.
— Моховичка? — переспросил Том. Фелисия хихикнула.
— Клона... Я видела... как расчудесный, талантливый Матт... крадучись выходит из квартиры Мендосы... с собачонкой в сумке. «Что он задумал?» — заинтересовалась я... и последовала за ним.
Наступило молчание. Затем Том воскликнул:
— Ну и ну! Ты можешь заглянуть даже внутрь!
— Камеры стоят повсюду. Эль- Патрон любил наблюдать... за всем. Но сейчас он стал... слишком стар. Передоверил дело... своим телохранителям. А им все равно... если нет гостей. Я провожу здесь много времени.
— Но здесь же холодно!
— На холоде... техника лучше работает. Я надеваю пальто и не мерзну.— Матт ей охотно поверил. Фелисия так напичкана наркотиками, что наверняка ее тело не намного теплее, чем несчастный Эль-Вьехо в гробу.
— Ты видела, как Матт убил собачонку? — спросил Том с нетерпением в голосе.
Матт аж рот разинул от изумления. С какой стати Том спрашивает о Моховичке, если сам совершил это преступление?! Мария поморщилась, как от пчелиного укуса. Матт надеялся, что у девочки хватит самообладания не закричать.
— А Матт этого... не делал.
Мария вздрогнула.
— О да, у него... был лауданум,— продолжала Фелисия.— Но он... не давал его собаке.
— Неужто песик сам достал бутылочку и покончил с собой?!
— О... нет...
Фелисия замолчала. Иногда ей требовалось несколько минут, чтобы собраться с разбегающимися в стороны мыслями и продолжить разговор. Матту ужасно хотелось посмотреть, что происходит в комнате, но сейчас никакая сила не смогла бы отогнать Марию от глазка.
— Я пошла к лотосовому пруду,— наконец сказала Фелисия.— Я так... разозлилась... из-за того, как с тобой обращались... на дне рождения. Я хотела убить... это дьявольское отродье, которое Эль-Патрон... таскает за собой по пятам.
Матт похолодел. Он и не догадывался, насколько сильно Фелисия его ненавидит.
— Но пришлось удовлетвориться... этим гадким крысенышем, которого Мария называла собачкой. У меня при себе... всегда есть немножко лауданума... нервы успокоить.