Тэм Лин задумчиво посмотрел на Матта, словно хотел что-то добавить.
— Извини,— прошептал Матт.
— Еще бы тебе не извиняться: Селия уже который час топчется под дверью. Сможешь выдержать хорошую порцию слез и причитаний?
— Только вытащи... колючку из пятки,— прохрипел Матт.
Телохранитель отдернул одеяло и мигом отыскал занозу.
— Костоправы несчастные,— проворчал он.— Бревна в глазу не замечают.
Он ловко вытащил занозу и протер ранку спиртом.
У Матта на языке вертелась целая куча вопросов. Например: «Ты сожалеешь о том, что убил двадцать детей?» Или: «Почему ты рассердился из-за Моховичка, хотя сам натворил нечто во много раз худшее?» Но сил спорить с Тэмом Лином у него сейчас не было.
Телохранитель был прав: слезы и стенания — именно это припасла для него Селия. Она долго причитала над Маттом, пока тот тоже чуть не расплакался. Но как же все-таки хорошо было чувствовать, что тебя любят. А еще лучше — видеть, как Селия, точно разъяренная тигрица, набросилась на больничных санитаров.
— Ничего ему больше не надо! Оставьте мальчика в покое! — кричала она по-английски и по-испански.
Затем Матта снова погрузили на носилки, выкатили на свежий, прохладный утренний воздух и отвезли в квартиру Селии. Она переложила его на кровать и целый день просидела над ним, охраняя.
Вспомогательное сердце Эль-Патрона работало неплохо, но было ясно, что старик перешагнул некий незримый рубеж. Он больше не носился по дому в своей инвалидной коляске с моторчиком. Специально приглашенные физиотерапевты разрабатывали ему руки и ноги, чтобы мышцы не атрофировались, но жизненная искра в старике угасла.
Когда-то Эль-Патрон покатывался со смеху, слушая рассказы Тэма Лина о том, как его враги в правительствах США и Ацтлана становятся жертвами нелепых, а то и трагических случайностей. Теперь же он лишь слегка кивал. Подобные невинные удовольствия стали недоступны стосорокавосьмилетнему старцу, и радостей в его жизни с каждым днем оставалось все меньше и меньше.
Тэм Лин приносил ему драгоценности из обширных кладовых, в которых хранились подарки. Эль-Патрон перебирал узловатыми пальцами бриллианты в коробке и вздыхал:
— В конце концов, это всего лишь камешки. Как-то Матт — в последнее время он подолгу сидел у постели Эль-Патрона — заметил:
— Они очень красивые.
— Я больше не чувствую в них жизни,— отозвался Эль-Патрон.— Тот огонь, из-за которого люди идут на битву, угас навеки...
И Матт понял, что Эль-Патрон скучает не по красоте камней, а по той радости, которую он испытывал раньше, владея красивыми вещами. Матт жалел старика, но не знал, как его утешить.
— Святой Франциск советует раздать свое имущество беднякам,— сказал Матт.— Он говорит, это благое дело...
В мгновение ока Эль-Патрон сделался неузнаваем. Он подскочил на кровати, глаза его яростно засверкали: словно фонтан невесть откуда взявшейся энергии взметнулся в немощном теле.
— Раздать... свое... имущество?! — заорал он, будто помолодев разом лет на сто.— Раздать свое имущество?! Ушам своим не верю! И это говоришь мне ты?! Какой дурак тебя этому научил?
— Я только предложил,— замялся Матт, испуганный этим неожиданным всплеском.— Святой Франциск жил давным-давно...
— Раздать свое имущество?! — не унимался старик.— Неужели ради этого я с боем прокладывал себе путь вверх из самого Дуранго? Неужели ради этого выстроил империю, более могущественную, чем империя Эль-Дорадо? Эль-Дорадо каждое утро купался в золоте. Ты об этом знал?
Матт знал. Эль-Патрон рассказывал ему эту историю не меньше ста раз.
— Он выходил на веранду своего золотого дома,— говорил Эль-Патрон, яростно сверкая черными глазами,— а слуги посыпали его золотым порошком, пока он не начинал сиять, как солнце. Люди поклонялись ему, как богу.
Старик погружался в свои фантазии, и глаза его устремлялись куда-то далеко-далеко, в непролазные джунгли, где некогда обитал сказочный царь.
Позже Тэм Лин похвалил Матта за смекалку.
— Когда ты предложил ему раздать его драконьи сокровища, то вернул краску на его щеки. Я с ним обращался слишком мягко. Вот что ему было надо — хорошего пинка под зад.
— А что такое драконьи сокровища? — спросил Матт. Они с Тэмом Лином сидели в садике у Селии и пили лимонад. В последнее время телохранитель практически безвылазно находился у постели перенесшего операцию Эль-Патрона, но сегодня, благодаря неосторожной реплике Матта, старик отправился в самостоятельную экскурсию по дому. Пересчитывает ложечки, сказал Тэм Лин.
— А, это,— вздохнул телохранитель.— В свою сокровищницу дракон складывает добро, награбленное в рыцарских замках. Держит свои богатства в глубокой, темной пещере в горах, а по ночам спит прямо на них. Неудобно, наверное, когда тебе в бока впиваются позолоченные кинжалы и всякая прочая дрянь, но дракон покрыт чешуей, он ничего не чувствует...
Матту очень нравилось, когда Тэм Лин рассказывал ему сказки, которые слышал в детстве. В эти редкие моменты в голосе телохранителя появлялась тихая, мелодичная нежность. В воображении Матт рисовал Тэма Лина маленьким мальчиком, каким суровый шотландец был задолго до того, как жизнь расплющила ему нос и усеяла шрамами его тело.
— Становится ли дракон счастливее от этого богатства?
— Становится ли дракон счастливее от этого богатства? — эхом отозвался Тэм Лин.— Если честно, я никогда об этом не задумывался. Наверное, становится. А какие еще радости остаются существу, которое всю жизнь только и делает, что приносит другим одни несчастья? Однако продолжим: знаешь, что самое удивительное в драконах? Они всегда чувствуют, когда из их сокровищницы пропадает хоть одна, самая завалящая ложечка. Даже если погружены в глубокую спячку... Только представь себе: ночь, темень, хоть глаз выколи. И вот какой-то глупый парнишка прокрадывается в пещеру к дракону и собирается стянуть у того пару монеток. Но не тут-то было: дракон тотчас же просыпается, и тогда этому парнишке не позавидуешь. Дракон сожжет его дотла. А потом зашвырнет оставшийся от парнишки уголек в груду других таких же угольков, где покоятся те, кого дурная башка привела в драконье логово...
В лучах жаркого послеполуденного солнца над цветочными клумбами гудели пчелы. Обычно Селия выращивала овощи, но в последнее время заинтересовалась цветоводством. По одной стене вились эхинацеи, другую украшали побеги страстоцвета. Посреди аккуратной клумбы, окаймленной цветами, названия которых Матт не знал, цвели наперстянка и живокость. Некоторые растения боялись солнечного света, и Тэм Лин соорудил над ними решетчатый навес. Матту казалось, что с цветами сад стал намного красивее.
— А Эль-Патрон знает, сколько сокровищ хранится у него в кладовых?
Матт, конечно же, понял, о ком говорил Тэм Лин в сказке про дракона.
— Наверное, нет. Но лично я не стал бы испытывать судьбу,— ответил Тэм Лин.
19Совершеннолетие
Всплеск энергии у Эль-Патрона продлился недолго. Вскоре он снова стал бледным и слабым. То и дело вспоминал детские годы, семерых братьев и сестер, которые умерли совсем маленькими. С удовольствием слушал, как Матт играет на гитаре, хотя пальцы мальчика были еще коротковаты для самых сложных пьес.
Голос у Матта был высокий и нежный — ангельский, как говорила Селия. Слушая его, Эль-Патрон впадал в тихую меланхолию. Матту нравилось смотреть на старика, когда тот, полузакрыв глаза и изогнув губы в мягкой улыбке, сидел в своем кресле. Это было лучше всяких похвал.
Однажды, когда Матт пел красивую испанскую балладу, его голос сорвался. Он взял на октаву ниже и издал звук, больше похожий на ослиный рев. Матт смутился, прочистил горло и начал заново. Поначалу песня шла гладко, но вскоре произошло то же самое. Матт в замешательстве отложил гитару.
— Итак, свершилось,— прошептал Эль-Патрон из подушек.
— Простите. Я попрошу у Селии таблетки от кашля,— сказал Матт.
— Ты понятия не имеешь, что с тобой произошло, верно? Ты живешь в таком отрыве от внешнего мира, что многого не понимаешь.
— К завтрашнему дню я буду здоров.
Старик рассмеялся. Смех вышел рассыпчатым и сухим.
— Попроси Селию или Тэма Лина, пусть они тебе объяснят. Не надо петь, просто поиграй мне. Ты хорошо играешь...
Когда Матт обратился с расспросами к Селии, женщина закрыла лицо фартуком и разразилась слезами.
— В чем дело? Что случилось? — воскликнул Матт. Он не на шутку встревожился.
— Ты стал взрослым! — прорыдала Селия из-за фартука.
— Разве это плохо? — Голос Матта, к его ужасу, гудел, как басовый барабан.
— Конечно хорошо, ми вида! — ответила Селия, утирая глаза и фальшиво улыбаясь.— Просто всегда делается немного страшно, когда маленький теленок вдруг расправляет рога и превращается в большого красивого быка. Но это хорошо, мой милый, это очень хорошо. И это надо отпраздновать.
Матт пошел к себе и, бренча на гитаре, долго слушал, как Селия на кухне гремит кастрюлями. Он не поверил ей, что стать взрослым — это очень хорошо. Он неплохо разбирался в настроениях Селии, как бы та ни прятала их за улыбками. Он понимал, что в глубине души женщина очень огорчена, и хотел узнать почему.
Он стал мужчиной. Нет, неверно: тот, кто не был мальчиком, не может стать и мужчиной. Он стал взрослым клоном. В памяти всплыла фраза врача о том, что клоны, когда вырастают, расходятся на части. Матт уже не боялся, что развалится на куски. Но что же происходит с ними на самом деле?
Матт ощупал лицо — не пробиваются ли усы. Но не нашел ничего, кроме пары бугорков от недавно заживших прыщиков.
«Может, тут какая-то ошибка»,— подумал он.
Снова попытался спеть балладу, но голос сорвался на первой же строчке. Это его крайне расстроило: новый голос был совсем не таким красивым, как прежний.
«Интересно, у Марии голос тоже изменится?» — мысленно спросил он.
В тот же вечер во внутреннем дворике был устроен скромный праздник. Селия и Тэм Лин, чокнувшись бокалами шампанского, поздравили Матта с его новым статусом. В виде исключения шампанского — правда, по настоянию Селии изрядно разбавленного лимонадом — налили и Матту. В теплой, влажной темноте сада мерцали светлячки. Новые цветы Селии наполняли воздух тяжелым ароматом. Эти растения чем-то тревожили Матта. Селия говорила, что заказала их у знакомой курандеры в Ацтлане.