Звук бьющегося фарфора заставил меня опомниться. Ваза, стоявшая в книжном шкафу, взорвалась и разлетелась по всему полу на сотни острых осколков.
Все повернулись к источнику шума, и я невольно всхлипнула от облегчения.
На верхней полке неожиданно начал двигаться мраморный бюст Понта, словно его толкала чья-то невидимая рука. Покачнувшись, он на короткий миг застыл в воздухе – будто ждал, пока все посмотрят, – и с грохотом рухнул на пол.
Онор и Мерси, стоявшие рядом, завизжали и бросились прочь. Обе были босиком – они наотрез отказались надевать моряцкие ботинки, которые выдал отец, – и теперь со слезами доставали из окровавленных ступней осколки.
Заглушая их всхлипы, сверху донесся долгий мучительный вопль. Звук становился все выше и пронзительнее, а потом неожиданно оборвался. Я почувствовала, как волосы на затылке встали дыбом.
– Что на этот раз? – спросил отец.
Ленор сползла на край оттоманки и выпрямилась. Впервые с того дня, как пропали Розалия и Лигейя, в ее взгляде появились четкость и осмысленность. Она молча указала на потолок. Воздух пронзил еще один душераздирающий вопль.
– Морелла, – прошептала Мерси, глядя на поднятый палец Ленор.
Я ощутила резкий спазм в желудке. Мысли мгновенно прояснились, зловещий смех в моей голове наконец замолк.
– Близнецы!
– Всем оставаться здесь! – выпалил отец.
Крики Мореллы, наполненные болью и отчаянием, становились все громче и раскатывались по дому, словно смертоносное цунами.
– С ней?!
Я оглянулась на Мерси и Онор. Они боялись меня!
– Мерси!
Они испуганно попятились назад, и я почувствовала жжение в глазах от досады.
– Папа, не оставляй нас, пожалуйста! – взмолилась Мерси, протянув руки, чтобы отец вынес ее из комнаты.
Отец нетерпеливо рыкнул и вернулся. Присев на корточки, он крепко обнял маленьких граций.
Я крепко сжала пальцы, до боли выкручивая суставы, не в силах посмотреть в глаза своим сестрам. Я напугала их. Они действительно считали, что я убила Верити. Неожиданно стало трудно дышать.
В ночь, когда я увидела мотыльков, призрак Эулалии обвинил меня в убийстве. Я списала это на плохой сон, на страшный приступ лунатизма. Но что, если я ошибалась?
Что, если Косамарас заставила меня столкнуть Эулалию с обрыва, а Эдгара – из окна? Когда это произошло, я точно не была рядом с Кассиусом.
Нет! Я никогда не смогла бы причинить вреда своим сестрам. Ни за что! Косамарас просто пытается меня одурманить. Или нет?
Если она могла вернуть к жизни мертвого, создать из ничего десятки роскошных балов и заставить меня поверить в существование человека, которого на самом деле не было, то я боялась представить, на что еще она способна. Что же я сделала со своей маленькой сестренкой?!
Папа разомкнул объятия.
– Я нужен Морелле и прошу вас проявить храбрость, – сказал он, целуя Мерси и Онор в лоб. – Мои маленькие храбрые морячки. Камилла… Мне может понадобиться твоя помощь.
Она побледнела:
– Но я ничего не знаю о родах. За ней ухаживала Аннали. Она общалась с акушеркой. Она помогала во время маминых родов.
Отец внимательно оглядел меня и вздохнул:
– Я не могу взять ее туда в таком состоянии.
Меня невероятно раздражало, что он говорит обо мне в третьем лице, будто я не в состоянии адекватно поддержать разговор. Но, посмотрев на столовый нож в его руке, я подумала, что у него есть на то основания.
Я постаралась успокоиться и говорить как можно более ровным голосом:
– Акушерка оставила здесь книгу, когда приезжала в последний раз. Там есть рисунки. Вы с Камиллой сможете ориентироваться по ним, там все очень подробно.
Папа с облегчением улыбнулся:
– Спасибо, Аннали. Можешь дать ее нам? Пожалуйста?
Словно марионетка, движениями которой руководили против ее воли, я осторожно подошла к книжному шкафу, откуда упала статуя. Достав с полки толстый том, я провела рукой по истрепанной обложке.
Возвращаясь к папе, я обошла груду обломков фарфора и мрамора… и оцепенела. Чьей-то невидимой рукой в пыли было выведено два слова:
«Я ЕСТЬ».
Рядом с этим местом находились только Мерси и Онор, но они отбежали сразу же после того, как разбился бюст Понта. Они не успели бы ничего написать. В моей душе забрезжила слабая надежда. Может, это все-таки Кассиус? В глазах потемнело: послание вполне могла оставить Косамарас, чтобы я извела себя сомнениями.
– Аннали! – поторопил отец.
Передав ему книгу, я снова оглянулась, почти не надеясь увидеть там заветных слов: скорее всего, это лишь очередные игры разума, как и все остальное. Но послание по-прежнему было на месте.
– Папа, я должна тебе кое-что показать…
Сверху раздался еще один вопль.
– Не сейчас, – отрезал отец и вместе с Камиллой выбежал из комнаты.
Воздух пронзила ослепительно-яркая молния; через несколько мгновений прогремел гром, эхом отозвавшись в моей груди. Я затаила дыхание. Даже рокот бури не мог заглушить криков на четвертом этаже.
– Нужно срочно послать за акушеркой. – Онор подошла к окну, завороженно наблюдая за грозой. – Как думаешь, кто-нибудь доплывет в такую бурю?
– Я могу.
Это было пустяковое поручение, но мне очень хотелось доказать сестрам, что я не чудовище, как им теперь казалось.
– Я могу взять шлюпку или динги[37], если ветер слишком сильный.
Прежде чем кто-либо успел мне ответить, с каминной полки соскользнули большие золотые часы, и по полу с грохотом разлетелись осколки стекла и шестеренки. В противоположном конце комнаты неожиданно заиграл рояль: клавиши опускались и поднимались сами по себе, издавая уродливые, фальшивые звуки. Казалось, будто кто-то топал по костяным клавишам из стороны в сторону. Полтергейст вернулся.
Мерси завизжала от страха и выбежала из комнаты, следом за ней бросилась Мерси. Ленор молча посмотрела на меня. Ей явно было не по себе наедине со мной.
– Иди за ними. Скорее всего, они побегут в комнату Мореллы, а им там сейчас делать нечего.
Ленор закусила губу и кивнула.
– Ленор! – окликнула я сестру у двери. – Ты правда не помнишь Кассиуса?
Она покачала головой.
– А балы? Танцы? Это я тоже придумала? Ты ведь была со мной почти на всех!
Ленор открыла рот, словно собиралась дать отрицательный ответ, но почему-то замялась. Затем она мотнула головой – один раз, другой, третий, – будто пыталась избавиться от морока. И тут она заговорила в первый раз после похорон Розалии и Лигейи.
– Я помню танцы, но…
Очередной раскат грома и несколько пронзительных воплей заставили ее остановиться.
– Иди. Я останусь здесь, обещаю.
Ленор развернулась и побежала по коридору вслед за младшими сестрами.
Молния сверкнула в опасной близости от окна, и я отпрянула, закрывая руками уши: за вспышкой последовал оглушительный грохот. В оконных рамах зазвенели стекла. А что, если молния попала в дом?
Сверху послышался леденящий душу вопль. В памяти всплыли воспоминания о маминых родах, но я почему-то думала, что Морелле еще рано рожать. Даже если близнецы были зачаты до свадьбы, о чем постоянно твердила Камилла, сейчас все равно шел только шестой месяц. Наверное. В любом случае было рано. Слишком рано.
Я мерила шагами комнату, словно зверь, загнанный в клетку. Истошные крики Мореллы становились все громче, разъедая мое сознание, словно смех Косамарас. Неужели близнецы тоже были частью сделки? Или Морелла? Скольким людям суждено умереть в этот день?
По дому прокатился долгий громкий вопль, и наступила зловещая тишина. За окнами бушевала буря, сверкали молнии и рокотал гром, но на четвертом этаже было тихо. Я осмелилась выйти в коридор и напрягла слух, чтобы услышать крик ребенка.
Тишина. И голос Камиллы:
– Аннали! Аннали, ты нужна нам прямо сейчас!
38
Ворвавшись в спальню, я ощутила резкий запах железа. Спутанные простыни напоминали кровавое месиво. Малыши родились.
Морелла откинулась на мягкие подушки в полубессознательном состоянии. На мгновение мне показалось, что она мертва, но потом я заметила, как вздымается ее грудь. Папа стоял на коленях рядом с кроватью, держа ее за руки, и шептал молитву.
– Что с малышами? – выпалила я, вдруг ощутив давящую тишину.
Камилла обернулась и показала мне сверток, укрытый одеялом. Я боялась, что она отшатнется от меня, как Онор и Мерси. По ее лицу струились слезы, и я поняла, что не ошиблась в расчетах. Роды начались раньше времени.
Камилла молча протянула мне малыша. Откинув запачканную кровью пеленку, я увидела красивое маленькое личико с закрытыми глазами, которым не суждено открыться. Это был мальчик. Единственный сын папы. Мертворожденный.
– Что случилось? – тихо спросила я. Второго ребенка нигде не было. Видимо, этот родился первым. Если в этот кошмарный день Морелле предстояло родить второго, ей срочно нужно было отдохнуть.
Камилла тревожно покосилась на кровать и поманила меня в коридор. Я не могла оставить брата – пусть даже такого маленького и мертвого, – поэтому взяла его с собой, поглаживая крошечную спинку в надежде на то, что он все-таки очнется.
– Она уже была в родах, когда мы пришли. По ее словам, схватки начались резко и сразу усилились. Утром, за завтраком, все было хорошо, но потом… Такое сильное кровотечение! Я не могла понять, нормально ли это. Но думаю, что нет. – Камилла запястьем смахнула прядь с лица. Я еще никогда не видела ее такой изможденной. – Она начала тужиться, и он появился вместе с потоком жидкости и крови. Папа поймал его и… он не закричал. Папа похлопал его по спине, но ничего не произошло. Я больше не могу. По крайней мере, одна. Я знаю, что ты не совсем в порядке, Аннали, но тебе нужно собраться. Мне нужна моя сестра, – закончила она, подавив всхлип.
– Ох, Камилла! – Я крепко обняла ее, не думая ни об ее окровавленной одежде, ни об обвинениях, ни о сделке. Когда она обняла меня в ответ, я испытала блаженное облегчение.