Первую волну атаки я пережил. Луч погас. То ли пушка перезаряжалась, то ли к стрельбе готовилось другое орудие. Я придумал, какой приказ отдать «Лентяю», но корабль снова меня опередил. Прямо с активированной оболочкой безопасности «Лентяй» открыл люки и выпустил несколько десятков миног — самоуправляемых мини-кораблей с маломощными скейн-двигателями и пушками на борту. Миноги разделились на отряды и направились к барьеру, который автоматически разредился, пропустил их, а затем восстановил непроницаемость. За считаные секунды под оболочку налетели осколки и забарабанили по корпусу «Лентяя», словно огромная стая голодных ворон.
Миноги выполняли два задания. Три отряда по четыре корабля остались у пузыря, заслонив его от предполагаемого источника луча. Остальные шесть отрядов на полной скорости унеслись прочь. Каждый кораблик бурил в облаке туннель, гамма-лучи ионизировали пыль и обломки, превращая их в плазму, которую можно отвести электростатикой. Из-за этого миноги отлично просматривались, однако мне было не до них.
Те, что остались у пузыря, толкали «Лентяя», синхронно воздействуя на его уплотнившееся поле. Через пару секунд они изменили курс корабля, лишив противника шанса прогнозировать мое перемещение. Мощность скейн-двигателей, даже совокупная, ничто в сравнении с мощностью главного двигателя, тем не менее ускорение получилось ощутимым, ведь я включил амортизаторы, и «Лентяй» летел по инерции.
Тут пушка снова вспомнила обо мне. Защитная оболочка едва восстановилась после первой атаки, а красная линия на пульте опять поползла вправо. На другой секции пульта я увидел, как поток энергии, отразившись от пузыря, спалил две миноги. Уцелевшие десять еще могли толкать корабль, но уже не так резво.
Тем временем двадцать четыре авангардные защитницы начали стрелять по источнику луча из тех же гамма-пушек, которыми буравили облако. На главном, во весь мостик, мониторе я видел их лучи. У границы с облаком они рассеивались до видимого спектра, давая яркий контур. Лучи миног напоминали спицы на колесе, осью которого был мой затаившийся противник. Красная линия на пульте показывала, что изменение курса «Лентяя» большой пользы не принесло, — враг подобрался так близко, что при баллистических расчетах мог компенсировать задержку на прохождение света между нами либо не учитывать ее вообще.
Раз! — луч переметнулся к авангардным миногам и уничтожил три подряд. Так колесо лишилось сразу трех спиц. Пока он не вернулся ко мне, я успел разредить поле и выпустить еще четыре миноги. Арсенал мой истощился, и я заказал синтезатору новые миноги. Вражеский луч отыскал меня — кто бы сомневался! — но красная линия на пульте отползла влево, ведь часть смертоносной энергии рассеялась.
Из новых защитниц две остались толкать «Лентяя», еще две помчались в разные стороны, чтобы влиться в колесо. Вражеский луч уперся в меня, лишь изредка переключаясь на спицы-миноги. Счастье, что пушка была только одна, две доконали бы «Лентяя». Я бы погиб или ждал бы скорой смерти, болтаясь в пузыре.
У меня оставалось восемь миног: четыре — в обороне и четыре — в контратаке, когда вражеское орудие взорвалось. В облаке пыли образовалась брешь размером со спутник, но нас тут же унесло в разные стороны. Одна за другой утекали секунды, атака не возобновлялась, и можно было вздохнуть чуть свободнее. Тем не менее я понимал, что отключать защитную оболочку рановато.
Собрав уцелевшие миноги перед «Лентяем», я запустил двигатель. На этот раз пузырь я убрал полностью, чтобы корабль летел на всех парах, — предпочел безопасности скорость, чтобы сбежать подальше от противника. Хоть пушка была уничтожена, но тревожный сигнал так и не стих.
Тут на связь вышел Геспер — передо мной возникло его зернистое изображение.
— Лихнис, похоже, на тебя напали, — начал он. — Ты получил повреждения? Серьезно пострадал?
— Жив! — гаркнул я, стараясь перекричать протестующий рев «Лентяя», которого гнал во весь опор. Двигатель выл, как адская молотилка на последнем издыхании. — Спасибо, что спросил. Тревожный сигнал был приманкой. Зря я на него полетел, видел ведь, что протоколы староваты, Горечавки такими не пользуются.
Геспер приблизился, теперь нас разделяла одна световая минута.
— Так ты в порядке?
— Да, мы с «Лентяем» целы и невредимы. Зато я убедился: не зря Овсяница велел держаться подальше от этой системы. Сущий террариум, нужно убираться отсюда подобру-поздорову.
— Связь тут посредственная, но Портулак у меня в зоне радиовидимости. Я сообщу ей, что ты цел. Чем тебе помочь?
— Мне главное — из облака выбраться, и все будет нормально. А ты позаботься о себе и о Портулак. Пусть ни на какие сигналы не реагирует.
— Ты уверен, что здесь не осталось живых?
— В этой системе? Сколько можно тешиться пустыми надеждами!
Не успел я ответить, как раздался звонок с пульта управления. Я раздраженно глянул на дисплеер — новостей мне уже было достаточно.
«Лентяй» перехватил новый сигнал от другого объекта. Этот оказался куда четче, а значит… Значит, кто-то следил за нами и мог нацелить сигнализатор.
На этот раз я не сомневался: сигнал от Горечавки.
Я потянулся к пульту, но остановил руку буквально в сантиметре от него. По уму сигнал следовало отклонить, особенно после сказанного Гесперу, но у меня не хватало духу.
— Лихнис, в чем дело?
— Поступил новый сигнал. Он от Горечавки, протоколы свежайшие.
— Опять сигнал бедствия?
— Да.
— Раз здесь нам устроили засаду, разве не логично, что они пойдут с многих кораблей? Уверен, что враги не перехватили ваш сигнал и теперь его не копируют?
— Если у них есть настоящий сигнал Горечавки, зачем начали с подозрительного?
— На этот вопрос ответить не могу, — тихо отозвался Геспер. — Я лишь прошу тебя быть осторожнее. Сообщить новости Портулак?
— Погоди! — Пульта я так и не коснулся. «Лентяй» обнаружил, что у сигнала есть вложение второго уровня — модуляция, которая распознается как аудиовизуальное сообщение.
Коснувшись пульта и вскрыв сообщение, я должен был действовать. А разве мне хотелось этого?
Можно было улететь отсюда и утверждать, что на вторую приманку я не отреагировал, хотя она вызывала больше доверия, чем первая. Видно, враги поняли, что я шаттерлинг Горечавки, и переключились на формат нашей Линии.
— Лихнис, — позвал Геспер, — прости за самоуправство, но я сообщил Портулак о новом сигнале.
Я больше удивился, чем рассердился:
— Я же не просил!
— Мне показалось, что новость крайне важна и утаивать ее неразумно. Теперь Портулак известно, что в этой системе есть некто способный копировать сигналы Горечавок. Некто может оказаться Горечавкой, а может не оказаться. Даже если нас обоих уничтожат, Портулак теперь предупреждена, а значит — вооружена.
Спорить с Геспером не было сил, тем более в глубине души я понимал, что он прав.
— Как она отреагировала?
— Считает, что сигнал разумнее проигнорировать. Свое мнение она отстаивала весьма активно.
Я улыбнулся — «активно отстаивала», это, конечно же, мягко сказано — и велел «Лентяю» вывести аудиовизуальное вложение на плоскую поверхность за дисковой панелью управления.
Появилось женское лицо. Я сразу узнал Волчник, она из нашей Линии.
— Надеюсь, что говорю с Лихнисом, — начала она. — Да, почти уверена, твой корабль с другим не спутаешь. Сколько раз советовала тебе его бросить, а сейчас рада, что ты такой упрямый. Знаю, тебя обстреляли, и очень сочувствую, хотя «Лентяя» заметила лишь тогда. Пожалуйста, не отвечай, пока мы не сблизимся. Я-то увидела тебя с другого конца системы, но сама замаскирована и надеюсь, что этот инфопоток не прослушивают. — Волчник облизала губы, бледные и пересохшие, как у измученного жаждой. В нашей Линии ее считают дурнушкой. Самые яркие черты Горечавок — высокие скулы, разные глаза, чувственный рот — у Волчник выразительными совсем не кажутся. Она стояла у стены, увешанной сенсорами и датчиками, — значит, вещала из своего корабля, — волосы собрала в хвост, такой тугой, что кожа на лбу натянулась как на барабане, и надела сиреневую блузку, обнажавшую одно плечо. — Думаю, о бойне тебе уже известно. Я находилась в латентности, корабль должен был разбудить меня, если что-то пойдет не так. Когда стали палить из «Плюющейся кобры», я поняла, что у нас незваные гости. — Лицо Волчник перекосилось от гнева. — Перебили не всех. На корабле у меня несколько шаттерлингов, которых я подобрала, когда разверзся ад. В системе наверняка прячутся и другие. На борту у меня и пленные, однако с места нам не стронуться — двигатель отказал. Выползти из облака могу, но рано или поздно меня поймают.
— Что я, по-твоему, должен сделать? — чуть слышно спросил я.
Волчник шумно втянула воздух:
— У нас мало времени. Синхросок кончился, девять жизней в стазисе я использовала. Мой корабль умирает — он уже не способен на авторемонт, из всех систем нормально работает лишь генератор защитной оболочки. — Глаза Волчник так и сверлили меня, словно мы играли в гляделки. — Дай знать, что ты получил сообщение. Даже если проигнорируешь его, слегка отклонись от курса. Хочу убедиться, что меня услышали. Если бросишь нас здесь умирать, я должна кое-что сообщить другим шаттерлингам. Я упомянула пленных. Овсяница не знал о них, значит и ты знать не можешь. Одного мы раскололи. Его зовут Синюшка, он паршивая овца из Линии Марцеллин. Вот откуда у врага гомункулярные пушки. Однако Марцеллинов винить не спеши, — кажется, Синюшка с приятелями действовали без их ведома. Не знаю, как отреагируешь, если ты настоящий Лихнис, но Синюшка твердит, что в бойне виноват ты. Нет, не так. — Волчник с досадой покачала головой. — Не виноват, а совершил невинный поступок, который привел к бойне. Нарочно или случайно, но спровоцировал ее ты.
— Как я мог ее спровоцировать? Как, если отродясь здесь не был? — ошеломленно вопрошал я.
Я переслал сообщение Портулак — пусть услышит про Марцеллинов и про мое якобы отношение к бойне — и тотчас, не дожидаясь ответа, стал поворачивать. Через пару секунд мой маневр повторил Геспер. Чтобы обогнать «Лентяя», он несся во весь опор. Небось под пять тысяч «же» ускорялся, не представляю, какой амортизатор тут справился бы.