— Собачью еду, пожалуйста, — попросила девочка, прежде чем заказать завтрак себе.
Пока Чармейн расправлялась с завтраком, её не покидала сторонняя мысль, как же всё-таки приятно сидеть на прибранной кухне, без грязной посуды. «Видимо, Питер знает толк в уборке,» — подумала девочка, допивая последнюю чашечку кофе. Покончив с трапезой, она встала и постучала по запястью. Она тут же осознала, что уже без шести девять, и в панике побежала к двери.
— Толком не собралась, а уже час прошёл! — причитала она, врываясь в спальню и надевая великолепного покроя жакет. Возможно, именно из-за возни с жакетом Чармейн повернула не в ту сторону на пороге и очутилась в странной комнатушке с десятками труб, которые тянулись к с огромному баку, покрытому странной синеватой накипью.
— Да что же опять! — в сердцах выпалила девочка, снова проходя через дверь.
Чармейн снова оказалась на кухне.
— Так-то лучше, — бросила она, затем выскочила в гостиную и распахнула входную дверь. На пороге Чармейн чуть не сшибла небольшой кувшинчик молока, предназначавшийся, по-видимому, Ролло.
— Он его не заслужил! — выкрикнула она, захлопывая за собой дверь.
Девочка пробежала по садовой дорожке между оборванными кустами гортензии и вышла за ворота, которые закрылись за ней с громким «клац». Тут Чармейн решила поумерить пыл, потому что не могла же она бежать несколько миль до королевского дворца. Тем не менее, она припустила размашистым энергичным шагом.
Не успела Чармейн отойти далеко, как позади раздалось ещё одно «клац». Деовчка обернулась и увидела Бродяжку, старательно семенящую своими коротенькими лапками. Чармейн вздохнула и направилась навстречу. Увидев, что её заметили, собачка побежала в припрыжку, радостно потявкивая на ходу.
— Нет, Бродяжка, — остановила её девочка. — Тебе нельзя со мной. Иди домой.
Она решительно ткнула пальцем в сторону домика двоюродного дедушки Уильяма и приказала: «Домой!».
Бродяжка села, прижала уши и жалостливо посмотрела на Чармейн.
— Нет, — тут же оборвала девочка и снова указала на дом. — Иди домой!
Собака припала к земле, прикинувшись белым сугробом, и робко завиляла хвостиком.
— Ох, прекрати! Я серьёзно! — сказала Чармейн. Похоже, Бродяжка твёрдо решила лежать на дороге и никуда не уходить, поэтому девочка подхватила её и вернулась к дому двоюродного дедушки Уильяма.
— Нельзя тебе со мной! — задыхаясь, объясняла она. — Я собираюсь на приём к королю. А собак на приём к королю никто никогда не пускает.
Чармейн открыла воротца и опустила собачку на садовую дорожку.
— Оставайся здесь. Место! — со всей суровостью приказала она и захлопнула железную калитку перед мордой собачки, глядящей на неё с укором. Чармейн развернулась и снова отправилась в путь. Она раздражённо постучала по запястью и произнесла: «Время». Однако заклинание не сработало, потому что она уже покинула дом двоюродного дедушки Уильяма. Всё, что девочка знала наверняка, — она теперь опаздывала ещё больше. Чармейн ускорила шаг.
«Клац,» — послышалось позади. Бродяжка снова со всех ног мчалась к девочке.
Чармейн застонала, резко развернулась, подхватила собачку и вернула её за ворота.
— Будь же послушной собакой! Место! — выпалила она и вернулась на дорогу.
Клацнуло ещё раз — и Бродяжка вновь торопливо трусила за Чармейн.
— Ты с ума меня сведёшь! — с отчаяньем выкрикнула девочка. В третий раз она подхватила собачку и посадила её на садовую дорожку.
— Сиди здесь! Вот здесь, глупая ты собачонка! — Чармейн захлопнула ворота и бросилась бежать.
Ворота клацнули, послышалось топанье коротеньких лапок.
Девочка вихрем развернулась и направилась навстречу Бродяжке.
— Чёртова собака! — чуть не плакала она. — Я из-за тебя совсем опоздаю!
На это раз Чармейн не вернула Бродяжку домой, а понесла с собой.
— Хорошо, ты победила, — раздражённо говорила она. — Мне придётся взять тебя, иначе я никогда не уйду. Но запомни, ты мне там не нужна! Понимаешь, Бродяжка? Я не хочу брать тебя с собой.
Бродяжка была довольна. Она изловчилась и со всей признательностью лизнула девочке щёку.
— Прекрати, — сказала Чармейн. — Мне противно. Ненавижу тебя. От тебя сплошные неприятности. Сиди спокойно, а то брошу.
Бродяжка поудобней устроилась в руках девочки и прямо-таки светилась от счастья Девочке оставалось лишь негодовать про себя и стараться не опоздать.
Прежде чем свернуть за скалистый выступ, возвышавшийся над дорогой, Чармейн собиралась внимательно осмотреть вершину: не подкарауливает ли её там лаббок, — однако она так торопилась в королевский дворец, что лаббоки и горные луга напрочь улетучились из её головы. Девочка обогнула скалы и с немалым удивлением обнаружила, что город маячит не где-то вдали, а расстилается буквально в нескольких шагах перед ней. «Видимо, пони тётушки Семпронии плелись куда медленней, чем казалось,» — подумала Чармейн, подходя к окраине города с уютными хижинками.
Дорога вела к реке и упиралась в мост, за которым начинались грязные улочки трущоб. Чармейн вспомнила отталкивающий вид бродяг и бедняков, живущих здесь, и решила поскорей проскочить мимо замызганных покосившихся лачуг. Но, несмотря на то, что люди вокруг и правда выглядели почти нищими, никто не обращал не девочку особого внимания, а если кто-то и глядел в её сторону, то непременно любовался Бродяжкой, с большим интересом рассматривающей всё вокруг.
— Какая очаровательная собачка, — улыбнулась встречная женщина, нёсшая на рынок зелёные стрелы лука.
— Разочаровательное чудовище, — буркнула Чармейн, а на лице женщины отобразилось удивление. Бродяжка недовольно заёрзала, категорически не соглашаясь с девочкой.
— Да-да, это про тебя, — настаивала Чармейн. — Ты хулиганка и шантажистка. Если я опоздаю во дворец, то в жизни тебя не прощу.
Улица тем временем становились шире, а дома по бокам — выше и ухоженней. Вскоре девочка вышла на рыночную площадь, где высокие башенные часы отзвонили десять утра. Чармейн подпрыгнула и заторопилась ещё больше, удивляясь, как же десятиминутная дорога до города обернулась получасовым походом. Когда до королевского дворца было уже рукой подать, девочка решила охладить свой пыл и сбавила шаг. Солнце преодолело горные вершины и наполнило город теплом и золотистым светом. Чармейн почувствовала, что медленно поджаривается. Она свернула к набережной, где от реки веяло прохладой, и не спеша пошла вдоль ряда книжных магазинов, которые она просто обожала. Встречные прохожие улыбались Бродяжке, то и дело повторяя:
— Что за милый пёсик! Прелестная собачка!
Девочка лишь фыркала и обращалась к Бродяжке:
— Вот ещё! Знали бы они тебя получше!
Когда они добрались до Королевской площади, часы начали отбивать половину одиннадцатого, и Чармейн радовалась про себя тому, что успела вовремя. Однако дорога до королевского дворца под оглушительный бой часов свели всю её радость на нет. Жар солнечных лучей перестал донимать девочку, внутри неё всё съёжилось в ледяной комок — она вдруг почувствовала себя крохотной, незначительной фигуркой на огромной пустынной площади. Невероятной глупостью было приходить сюда. Король выставит её вон, как только увидит. Ослепительный блеск золота дворцовых башен в конец запугал растерянную Чармейн. Тёплый шершавый язычок Бродяжки коснулся её щеки и немного приободрил. Девочка стала подниматься по лестнице, ведущей к высоким парадным дверям. Но едва она ступила на последнюю ступень, как ей тут же захотелось броситься обратно.
Чармей глубоко вздохнула и решила идти до конца, ведь разве не этого она добивалась и желала? «Хотя я сейчас и сама не понимаю, чего хочу, — заключила она про себя, а потом бодро добавила: — Да и каждый ребёнок знает, что золото на башнях — лишь чары, на самом деле никакие они не золотые!» Девочка приподняла позолоченный молоточек и уверенно постучала им в двери. Внезапно ослабевшие коленки подобной уверенностью не обладали, и Чармейн теперь оставалось только мечтать о возможности пойти на попятную. Она покрепче ухватила Бродяжку, чтобы хоть чуточку перестать дрожать.
Дверь услужливо открылась, и пред девочкой предстал древний старик. «Видимо, лакей, — подумала Чармейн. Её никак не покидало ощущение, что она и раньше где-то встречала этого старичка. — Верно я встречала его в городе, по пути в школу.»
— Эм, — произнесла девочка, — я Чармейн Бейкер. Король написал мне…
Она перехватила Бродяжку одной рукой, а второй принялась доставать из кармана письмо. Но прежде, чем Чармейн успела показать конверт и что-либо объяснить, старый лакей распахнул дверь, уступая ей дорогу.
— Прошу, входите, мисс Чаровница, — сказал он дрожащим голосом. — Его Величество ожидают Вас.
Чармейн вошла во дворец непослушными, ватными ногами. Её походка теперь ничем не отличалась от неспешного шага лакея. Годы сгорбили старика так, что его лицо находилось на одном уровне с мордочкой Бродяжки, сидящей на руках. Трясущейся рукой лакей остановил девочку и мягко попросил:
— Прошу, мисс, возьмите вашу собачку на поводок. Ей нельзя просто так разгуливать по дворцу.
— Надеюсь, я не сильно обеспокоила вас или кого-то, что привела её с собой, — неожиданно для себя залепетала Чармейн. — Не волнуйтесь, она послушная, она всюду следует за мной, вот увидите. Когда мы придём к королю, я возьму её на руки или могу…
— Тогда всё прекрасно, мисс, — успокоил её лакей, закрывая парадную дверь. — Его Высочество любит собак. Хотя его несколько раз кусали, когда он пытался подружиться с… Ох, мисс, дело тут вот в чём: у нашего рашпухтского повара есть пёс с прескверным характером. Говорят, он загрызает каждую собаку, осмелившуюся ступить на его территорию.
— Какой ужас, — слабо откликнулась Чармейн.
— Совершенно верно, — заметил старик. — Надеюсь, вы понимаете, о чём я.
Девочка крепко сжала Бродяжку, и та недовольно завертелась. Они шли по широкому каменному коридору, довольно прохладному и тёмному. Дворец оказался на удивление скромным: без замысловатых узоров и украшений на стенах или потолке, без пышности и роскоши, лишь два-три старых выцветших портрета в потёртых рамах. Всё остальное место на стенах усеивали бледные квадраты и прямоугольники снятых некогда картин. В любое другое время Чармейн непременно бы заинтересовалась, куда подевались почти все картины, и кто изображён на оставшихся, но дрожь и волнение притупили всё любопытство. Под огромными сводами девочка казалась себе всё крохотней и ничтожней, даже меньше чем Бродяжка.