— Да ну? И что при этом ожидается от меня? Вы же детективы — таки пойдите к нему и сами спросите!
— Мы не знаем, кто этот дилер, — объяснила Ханна.
— Хм, — произнес рабби, еще сильней потягивая себя за бороду. — И вы пришли ко мне просить совета? Наверное, в надежде на то, что Ха-Шем[31] там наверху мне что-нибудь шепнет на ушко?
— Мы… Кто? — Митчелл недоуменно посмотрел на него.
— Потому что я не вижу иных причин, по которым у вас, нудниким[32], хватило наглости появиться у моей двери! С чего это вдруг мне что-то знать про нарко…
Тут дверь вдруг распахнулась, и в комнату засунула голову немощная старушка лет восьмидесяти. Все ее лицо покрывала густая сеть морщин и старческой крупки, а вот глаза у нее были молодые — голубые и пронзительные, почти как у рабби.
— Барух! — почти выкрикнула она. — Джемайма опять приготовила пасту. Пасту!
Рука рабби оторвалась от бороды, а лицо превратилась в маску ужаса.
— Мама, — произнес он. — Я сейчас занят, и…
— Я просила тебя поговорить с ней! У меня от этой пасты запоры. Я говорила ей, но твоя балабуста[33] меня не слушает!
— Да, мама, я поговорю с ней…
— И на вкус это чисто дрек![34] Я не могу такое есть. Если б она позволила мне готовить, я сварила бы куриный суп.
При упоминании куриного супа лицо рабби смертельно побледнело. Быстро встав, он сказал:
— Ни к чему. Тебе надо отдыхать. Я поговорю с Джемаймой. Она приготовит что-нибудь действительно вкусное, пасты больше не будет.
— Что-нибудь с черносливом! — квакнула его мамаша. — Чтобы чутка прослабило.
— Да, мама, конечно, мама!
Выдворив ее из комнаты, рабби быстро захлопнул дверь. Порылся в карманах, выудил платок и вытер обильно вспотевший лоб.
— Весна, — пробормотал он, покосившись на Ханну. — Каждый год, за месяц до Песаха[35], моя маманя является сюда, чтобы побыть с нами. Этого достаточно, чтобы свести человека с ума!.. А вы празднуете Песах со своей семьей?
— Д-да, — нерешительно отозвалась Ханна.
— Это очень сложно! Заставляет меня думать, что лучше б мы оставались в Египте. Что, там и вправду было так плохо? Майн готт! И моя жена только что купила двадцать упаковок пасты. Двадцать! Сказала, что у нее были купоны. И, естественно, мы каждый день едим пасту — нам нужно уничтожить весь этот хамец[36] до наступления Песаха. Теперь даже у меня запоры!
Он опять уселся, глубоко дыша, а Ханна попыталась оправиться от бездны свалившейся на нее информации.
— Ладно, — произнес наконец рабби. — Итак, вы расследуете убийство. Хорошо. Вперед, шлеп! Ищите вашего убийцу, чтобы мы могли спокойно спать по ночам, зная, что полиция охраняет наш покой.
— Рабби, — сказала Ханна. — Насчет убийцы. Мы считаем, что это тот же человек, который похитил ребенка Лисманов.
Тот пристально посмотрел на нее и уточнил:
— Эбигейл Лисман?
— У нее бат-мицва[37] только в следующем году, — проникновенно произнесла Ханна.
— Не пытайтесь разжалобить меня этой бат-мицвой, в других странах она давно бы уже ее отметила, — сардонически отозвался рабби, проницательно глядя на нее. — Вы решили, что стоит вам тут появиться — коп-еврейка с копом-гоем, — и рабби сразу поможет?
— Она всего лишь маленькая девочка, — добавила Ханна.
— Кхе-кхе! — произнес рабби. Ханна впервые в жизни услышала, как кто-то действительно произносит «кхе-кхе», прочищая горло. — Ладно, дайте мне минутку. Сам я понятия не имею, чем могу помочь вам с наркоторговцами, естественно, но кто-то из конгрегации может что-то знать.
Он встал, открыл дверь и вышел из комнаты.
— Видела его лицо, когда она упомянула про куриный суп? — прошептал Митчелл.
— Тихо! Заткнись! — зашипела на него Ханна. — Не сейчас.
— Я думал, евреи любят куриный суп…
— Это как посмотреть.
— В смысле?
— Это зависит от того, заставляли ли тебя твои родители есть курицу. А теперь умолкни.
Они еще немного подождали, пока рабби не вернулся.
— Итак, — объявил он, — я сделал несколько звонков. Лично я знать не знаю никаких дилеров-шмилеров. Но один мой знакомый работает поблизости, и он ничего не видел. Однако он сказал, что там болтался какой-то бездомный небех[38]. Питер как-его-там.
— Питер Белл? — уточнил Митчелл.
— Точно!
— И этот ваш… знакомый считает, что Питер что-то видел? — спросила Ханна.
— Он не совсем уверен. Но думает, что это не исключено.
Ханна встала, и Митчелл последовал ее примеру.
— Спасибо вам, рабби, — поблагодарила она.
— Всегда пожалуйста, мэйдл[39], — отозвался тот, слегка поклонившись. — Надеюсь, вы найдете крошку Эбигейл и вернете ее домой целой и невредимой.
— Вон он, — сказала Ханна, показывая на тротуар. В двадцати футах перед их машиной своей обычной шаркающей походкой плелся Питер Белл.
Питер был одним из самых известных бедолаг Гленмор-Парка. С учетом морозных массачусетских зим мэр решил выделить средства, чтобы всем бездомным в городе с октября по апрель было с гарантией предоставлено теплое прибежище. Все работало сравнительно хорошо. Благодаря гибкому расписанию заселения и тому, что персонал закрывал глаза на всякую живность вроде собак и кошек, которых некоторые бездомные притаскивали с собой, никто из них не ночевал на улице.
За исключением Питера Белла.
Он отказывался объяснять, почему так и не заселился ни в одну из ночлежек. Пил он умеренно, наркотиков не употреблял. Время от времени, в особенно холодные ночи, копы получали задание присматривать за ним и по обнаружении задерживать за бродяжничество. Оказавшись за решеткой, Питер получал горячий суп и нотацию за беспрерывное шатание по улицам. На следующее утро его отпускали.
Ханна, как и все остальные копы, хорошо знала его по тем временам, когда еще сама патрулировала улицы в самую мерзкую ночную смену. И он до сих пор то тут, то там попадался ей на глаза, хотя последние три года у нее не возникало веских причин с ним общаться, поскольку ее повысили до детектива.
Митчелл остановил машину, и оба устремились вслед за Питером. Тот брел, сгорбившись и обхватив себя руками, как и всегда; его длинные ноги резко подрагивали при каждом шаге, словно он их не полностью контролировал. Когда они догнали его, он резко остановился и обвел их своим мягким взглядом.
— Привет, Питер, — сказал Митчелл.
Тот уставился на плитки тротуара и пробормотал:
— Здрасьте.
Одет Питер был в толстую черную куртку — подарок одного из милосердных граждан Гленмор-Парка. Голова его представляла собой спутанную массу длинных каштановых волос с сединой, опускающихся до самого подбородка, где они перепутывались с бородой. Губы у него были растрескавшиеся, зубы желтые.
В данный момент вид у него был еще более прибитый, чем обычно. С упавшим сердцем Ханна еще раз задалась вопросом, был ли в жизни Питера какой-то момент, когда его еще можно было спасти. Может, и был. А может, даже сейчас его было еще не поздно спасти…
— Питер, — продолжил Митчелл, — можно у тебя кое-что спросить?
— Ну да, спрашивайте.
— Ты был этой ночью на Сайприс-стрит?
Питер поднял взгляд и посмотрел сначала на Ханну, потом на Митчелла.
— Угу, — наконец произнес он.
— Вправду был? — удивленно переспросила она.
— Ну да. Я замерз, потому что кто-то спер мое одеяло, так что я ходил, вместо того чтобы спать. Я видел человека, которой подъехал на «Хонде».
— Ты помнишь, как он выглядел?
— Угу.
Ханна в полном изумлении уставилась на него. Она едва могла поверить в такую удачу.
— В самом деле? И как?
— На нем была черная маска. Вот почему я его запомнил. Люди обычно не носят масок.
— Ох, — выдохнула Ханна, сникая. Черт. — А можешь рассказать, что он делал?
— Угу, — кивнул Питер. — Он припарковал машину. А потом вылез и закрыл дверцу. А потом пошел от машины.
— И всё? — спросил Митчелл.
— А когда отошел на несколько шагов, снял маску, — закончил Питер.
— И ты увидел его лицо? — спросил Митчелл.
— Угу.
— И он тебя не видел?
— Меня вообще почти никто не видит, — сказал Питер. — А если и видит, то не замечает.
— Можешь описать его лицо?
— Угу.
— Можешь описать его нашему художнику?
— Думаю, что да. Нам нужно для этого поехать к вам в полицию?
— Это было бы лучше всего, но если ты не хочешь… — начала Ханна.
— Не, я не против.
— Отлично. — Кивнув, она мягко положила ему руку на плечо. — Пошли, мы тебя туда отвезем.
Художник все-таки согласился выйти на работу, несмотря на выходной день. Через полчаса он уже был в отделе со своим лэптопом и, пока включал его, болтал с Питером. Тот отвечал на его вопросы поначалу нерешительно, а потом освоился — его тон становился все более уверенным. Художник принялся делать несколько набросков лиц на экране, соответствующих подробному описанию Питера. Ханна наблюдала за процессом, надеясь, что память бездомного бедолаги настолько хороша, как тот уверял.
Припомнив его слова, что кто-то украл его одеяло и что он безостановочно бродил по округе, потому что замерз, она вышла из отдела и поехала в местный «Уолмарт», до которого было минут десять езды. Надолго задержалась в отделе постельных принадлежностей, разрываемая между несколькими имеющимися в продаже вариантами.
При покупке постельного белья для своих личных надобностей ее в основном заботили рисунок и расцветка. Попытки приобрести одеяло для человека, который ночует на улице, оказалось совсем другой историей. Ей нужно было что-то, не привлекающее внимания, — что не сделало бы его мишенью для всякого сброда. Но при этом ей требовалась вещь, которую было бы трудно порвать и которая не выглядела бы ужасно, когда к ней начнет неизбежно приставать грязь.