— Ваш камень?
— Простите. Конечно, он не мой, но я всегда прихожу сюда, чтобы побыть одному. Ещё с детства.
Фредерика, повинуясь неожиданному порыву, медленно проговорила:
— Идите сюда. Садитесь. Я всё равно собиралась уходить.
— Нет. Я сейчас уйду.
— Пожалуйста, задержитесь на минутку, — с некоторым удивлением услышала свой голос Фредерика. Ей неожиданно стало жаль молодого человека: он, знающий все леса Южного Саттона, безнадёжно заблудился в себе самом.
Роджер сел на камень пониже и повернулся к Фредерике спиной.
— Простите, если я кажусь невежливым, — тихо сказал он. — Дело не в вас. Просто… просто я не выношу, когда на меня смотрят.
— Знаю, — быстро ответила Фредерика. — У вас случайно нет сигареты?
Роджер достал из кармана смятую пачку и собрался было бросить её Фредерике. Потом передумал, поднялся выше, протянул ей сигарету, помог закурить и закурил сам. Она не смотрела ему в лицо, и он, немного постояв, сел рядом с ней. Они молча курили, потом Роджер сказал:
— Филиппина говорит, что следующая операция будет удачной. Тогда я, может, перестану быть объектом жалости — или отвращения. Но я ей не верю.
— Филиппина знает, что говорит.
— Да. Но она, скорее, пытается утешить меня. Дьявольщина! Не знаю! Мне уже всё равно. Филиппину я не пугаю. Она видела и похуже. Вы знаете, во время войны она была во Франции. Главным образом в концентрационном лагере.
— Да, я об этом слышала.
— Уже?
— Городок маленький. И кстати, она сама мне это сказала, — Фредерика чуть смущённо рассмеялась. — Понимаете, книжный продавец не может не поглощать городские сплетни, как губка.
Ответный смех прозвучал приятно и искренне, но неожиданно Роджер встал.
— Простите, но мне пора. Я… я не могу сидеть дольше.
— Простите и вы меня, — ответила Фредерика.
— Вы очень добры, — сказал Роджер. — Не помню, чтобы я столько разговаривал с кем-то… кроме мамы и Филиппины, — он неожиданно замолчал. Спрыгнул с камня, повернулся и с яростью добавил: — Всё уже приходило в норму. Но тут появилась Кэтрин…
Горечь и ненависть в его голосе поразили Фредерику, но она поняла, что если хочет удержать Роджера, не позволить ему, как дикое животное, убежать в лес, то не должна проявлять никаких эмоций. И поэтому негромко попросила:
— Не дадите ли ещё сигарету до ухода?
— Конечно, — сразу ответил он, и она облегчённо заметила, как расслабилось его тело. — Вы должны простить меня, — уже медленнее продолжал он. — Кэтрин с самого нашего детства делала мою жизнь несчастной. Она на четыре года старше меня и к тому времени, как ей исполнилось десять, превратилась в настоящего садиста. Она знала все мои тайные страхи, все мои слабости — и ненавидела меня, потому что мама любила меня больше, чем Кэтрин. Но, наверное, это старая история…
Он замолчал, и Фредерика посмотрела на него. Тень упала на его лицо в шрамах, ветер пошевелил листву над головой. И Фредерика увидела обнаженную ненависть в его взгляде и сжатых челюстях. Неужели этот человек убил свою сестру, человек, страдающий в собственном аду и доведённый до пределов выносливости? Почему он говорит с ней, с незнакомкой? Наверное, хочет продемонстрировать свою искренность. Теперь ей хотелось, чтобы он ушёл. Её охватила паника. Она встала и услышала, как сама жёстким неузнаваемым голосом говорит:
— Удивляюсь, как вы в этом признаётесь — сейчас.
Несколько мгновений Роджер смотрел на Фредерику, и лицо его ещё более исказилось. Потом он сделал шаг к камню, и Фредерика поняла, что он хочет ударить её. Но он подавил это безумное желание усилием, которое отразилось во всём его худом теле. Ни слова не говоря, он повернулся и исчез так же неожиданно, как и появился.
Снова в листве зашумел ветерок, дыхание его было влажным и прохладным. Фредерика спустилась с камня и, подавляя детское желание бежать к безопасности, пошла назад по тропе. Но чёрный демон собственного страха преследовал её по лесу Гензеля и Гретель, пока она не достигла убежища в четырёх стенах книжного магазина мисс Хартвел.
Глава 6
Если бы Фредерика не торопилась так уйти из города в лес, если бы она повернула не влево, а направо, когда выбралась из прохода, сделанного Марджи, то наверняка столкнулась бы со своим другом Питером Моханом и Джеймсом Брюстером. В этот горячий воскресный полдень они стояли на перекрёстке Еловой улицы и аллеи и разговаривали.
— Вы на самом деле собираетесь здесь строиться, Брюстер? — спрашивал Питер. Ему было слегка жаль поля, на которое он указал взмахом правой руки. Всё утро он искал Джеймса и застал его расхаживающим по дороге прямо напротив этой жалкой аллеи. Питер пропустил ланч, он устал, был голоден, ему было жарко. А Джеймс почти в открытую грубил ему.
— Мне кажется, это не ваше дело, Мохан, — Брюстеру тоже было жарко, он тоже устал, но зато он съел большой воскресный обед в гостинице и не был голоден. Напротив, сознавал, что съел слишком много. Его мучило несварение и тревожили мысли, которые пришли в полный беспорядок.
— Конечно, это не моё дело. Но об этом говорит весь город, так что тайны уже нет. Лучше факты, чем слухи.
— Простите, но не могу быть ничем полезным, — кисло ответил Джеймс. — В этом городе вообще слишком много говорят. А вы с Кэри создаёте ещё один несуществующий скандал. Не вам говорить о фактах и слухах.
Так-то лучше. Питер быстро выпалил:
— Вот об этом-то я и хотел с вами поговорить. Пойдёмте посмотрим, не найдётся ли пива в гостинице?
— После того, что вы сделали вчера ночью, говорить не о чём.
— А я думаю, есть.
Вдруг пиво поможет.
— В любом случае, давайте уйдём с жары.
Они прошли по Еловой улице, пересекли дорогу и подошли к «Каретам и лошадям». Питер заказал два пива, и они уселись в тени сада. В пустом саду было чуть прохладнее, чем внутри.
Несколько минут сидели молча, потом Питер сказал:
— Знаете, Брюстер, если будете продолжать так себя вести, город вас заподозрит.
— В чём заподозрит?
— В убийстве.
Джеймс с силой опустил кружку, пиво выплеснулось через край и ручейками потекло по столу.
— А кто, хотел бы я знать, говорит об убийстве?
— Ну, конечно, определённо мы ещё не знаем, пока не получили результатов вскрытия, но нам с доктором Скоттом и Кэри не понравилось это дело, как только мы увидели тело Кэтрин. Симптомы явно свидетельствуют об отравлении…
— Яд? Вздор! Она приняла слишком большую дозу. Мы все знали, к чему это когда-нибудь приведёт, если она не прекратит.
— Да. Все знали. Великолепный предлог, верно, Брюстер?
— Послушайте, на что вы намекаете?
— Вчера вечером вы попытались всё замять. Решили, что доктор Тед промолчит. Но он не промолчал. Даже если бы нас с Кэри там не было, он бы не стал молчать. Он не деревенщина, Джеймс. Тут вы просчитались.
Джеймс ухватился за край стола. Пиво показалось ему кислым.
— Вы меня оскорбляете, Мохан. И у вас нет никаких оснований…
— Ну, хорошо. Вчера днём вы отправились искать Кэтрин. Где вы её искали? Если вам нечего скрывать, вы должны охотно всё рассказать.
Лицо Джеймса позеленело. Он опустил голову на руки и ничего не ответил.
— Вам нужно оправдаться, Брюстер. Вы знаете это так же хорошо, как я. Почему бы не сделать это сейчас? После вскрытия будет сложнее.
Джеймс волосатым пальцем начал что-то выводить пивом по деревянной поверхности стола.
— Ну, хорошо, — начал он медленно, очень тщательно подбирая слова, — вначале я сходил на Ферму. Обыскал всё это проклятое место. Там не было ни души. Потом пошёл на поля. Вы, вероятно, слышали, что мы с Кэтрин собирались пожениться. Она этого хотела и была одержима мыслью о том, что я построю для неё дом…
— А вы не были одержимы?
— Нет. Дьявольщина, я не из тех, кто женится, Мохан. Вы это знаете. Мне уже под пятьдесят… До сих пор удавалось избежать, и я намерен и дальше так продолжать.
— Что же вы тогда здесь сегодня делаете?
— Что? О, просто смотрел в последний раз… — мрачно сказал Джеймс. Он достал носовой платок и вытер лоб.
— Ну… нашли вы Кэтрин?
— Да. Вернее, нашёл её тело.
— Что?
— Да. Её не было в полях, поэтому я пошёл в книжный магазин. Она сказала, что собирается отнести книгу, которую брала в воскресенье. Она и была там… как вы её увидели… мёртвая в этом проклятом гамаке. А книга лежала на земле. Я… я поднял её. А потом запаниковал. Боже, я не хотел жениться на этой… на этой женщине… но я не хотел, чтобы она умерла.
— Вы в этом уверены?
— Что? Послушайте, Мохан, вы ведь не обвиняете меня? Я вам правду говорю, хотя один Бог знает почему, — Джеймс неуверенно встал. — Мне плохо. Это всё, что я могу сказать. Больше того, я не отступлю от своих слов, что бы ни показало вскрытие. Я оставил… тело… как оно лежало. Книга у меня в квартире, если она вам нужна.
— Да. Я схожу с вами и возьму её. Кстати, Брюстер, — добавил полковник, выходя вслед за старшим мужчиной из гостиницы, — почему же вы не сообщили об этой… гм… своей находке… например, доктору Скотту?
— Слушайте, Мохан, я и так сказал слишком много. Признаюсь… я вёл себя глупо… мне… ну… просто не хотелось впутываться в это дело. Мне нужно думать о своих профессиональных интересах… и о своей репутации в городе. Она умерла. Тут я ничего не мог сделать. И решил, пусть лучше кто-нибудь другой обнаружит тело… Это правда.
— Понятно. Всё ясно, Брюстер. И вы пошли… куда?
— К себе на квартиру. Не хотелось смотреть на это сборище в церкви. Я выпил. Позже снова пошёл на Ферму… не спрашивайте когда… я сам не знаю. Но пробыл там недолго, и тут вы позвонили… И больше мне сказать нечего.
— Ну, спасибо, Брюстер. Как я уже сказал, всё абсолютно ясно.
Пока мужчины медленно шли по Буковой улице к квартире Джеймса, Фредерика приходила в себя в кресле в книжном магазине мисс Хартвел. Она всё ещё видела, как смотрит на неё Роджер, как сжимаются и разжимаются его кулаки. Но она вела себя как ребёнок. Марджи Хартвел повела бы себя лучше.