Она решила не обращать внимания на неприятное ощущение в низу живота, на странную боль между грудей. Она не собиралась пасовать перед незваными воспоминаниями и чувствами.
Черт побери! Ведь это был даже не секс, а грубые ласки, к тому же совершенно случайные. Она выпила лишку и потеряла бдительность. Стоит ли удивляться, что такой негодяй, как Колтрейн не преминул этим воспользовался.
В жизни есть одна несправедливая закономерность — чем больше обходишься без секса, тем меньше чувствуешь в нем потребность. Но только до тех пор, пока кто-нибудь снова не включит мотор. Джилли напомнили об этом быстро и без всякого предупреждения. Поэтому она не могла об этом не думать. Она не могла не думать о Колтрейне.
Джилли не хотела его больше видеть. Она содрогалась при мысли о том, что будет находиться с ним в одной комнате. Она не надеялась на то, что он поступит благородно, как настоящий мужчина — то есть сделает вид, что между ними ничего не произошло. От негодяя, вроде Колтрейна, только неприятностей и жди.
Возвращаться домой Джилли не хотелось. Ей было куда пойти, например, поехать в Беркли, навестить подругу Марджи и ее мужа. Или отправиться с визитом в Сан-Диего, к старой приятельнице Кристи. Она не обязана сидеть в La Casa целый день, под одной крышей с неприятным ей человеком.
Но в глубине души Джилли знала, что никуда не поедет. Она не позволит Колтрейну выжить ее из собственного дома. La Casa был очень важен для Джилли — не для того она годами боролась за этот дом, ухаживала за ним, чтобы сдать его на милость первого самозванца, пустившего в ход недозволенное оружие в виде секса.
Правда, на дом он пока не претендовал. Она вообще не знала, чего он добивался. Сначала Джилли думала, что ему нужна Рэйчел-Энн, но потом поняла, что ошиблась. Сама она тоже Колтрейну без надобности. И слава Богу! Она не сомневалась — то, что случилось прошлой ночью, было случайностью, временным заблуждением, ошибкой в игре. Именно так! Что поделать, Джилли никогда не умела играть в покер. Поэтому ей трудно было сказать, блефует Колтрейн или говорит правду.
Возможно, Колтрейн хотел втереться в доверие к членам семьи Мейера, чтобы добиться расположения главы семьи, стать незаменимым. Нет, для этого он был слишком умен. Он прекрасно знал, что Мейер и в грош не ставит свою семью.
Тогда что ему нужно? И каким образом избавиться от этого человека? Самое лучшее, что она могла сделать — это дать Колтрейну то, чего он хочет. Но как это сделать, если она даже не знает, что ему нужно?
Джилли села на влажном песке и стала смотреть на волны. Усталый и счастливый Руфус растянулся возле хозяйки, высунув язык и тяжело дыша.
У меня два выхода, подумала Джилли. Сбежать, поджав хвост, или вернуться и постараться уладить дело.
На самом деле, никакого выбора у нее не было. Она никогда бы не бросила дом, семью и свой образ жизни. И ради кого? Из-за какого-то Колтрейна! Но самое важное, она перестала бы себя уважать. Если бы она сбежала, то никогда не смогла бы посмотреть на себя в зеркало.
Она пережила гнусные проделки Алана, значит, переживет и Колтрейна. Да по сравнению с хитроумными кознями самовлюбленного Алана, Колтрейн — это просто невинный младенец.
Правда, оставался еще один неприятный момент. Ласки Колтрейна возбудили Джилли намного больше, чем полноценный секс с бывшим мужем.
День медленно клонился к вечеру. Джилли страстно хотелось сидеть до скончания века на пляже и наблюдать за тем, как солнце превращается в ярко-красный шар и тонет в океане. Однако чем больше оттягивать неминучее, тем хуже. Рано или поздно, ей придется померяться силами с врагом. Лучше это сделать раньше. И начать жить сначала.
Джилли решительно поднялась на ноги. Руфус воспринял это как сигнал к началу игры.
— Пойдем, малыш, — позвала она, направляясь к дорожке, ведущей к стоянке машин. — Мы возвращаемся домой. Пришло время встретиться с этим мужчиной.
Руфус побежал впереди, радостно виляя хвостом. Верный и наблюдательный пес не заметил, что его хозяйка попала в беду.
Глава пятнадцатая
- Интересно, почему я так нервничаю? — спросила Бренда, потянувшись за сигаретой, которую курил Тед.
— Лапушка, ты же знаешь, что по субботним вечерам ты всегда нервничаешь, как и пристало верной католичке. Тебе хочется сходить на мессу.
— Вряд ли, — кисло усмехнулась Бренда. — Я перестала посещать мессу с тех пор, как связалась с тобой, несносное чудовище. Нельзя исповедоваться в грехе прелюбодеяния, а потом вернуться домой и снова согрешить.
— Но ведь я говорил тебе тысячу раз, что не ты была замужем. Это я был женатым. И это я совершил грех прелюбодеяния, — мягко возразил Тед.
— Католическая церковь смотрит на это иначе, — сухо ответила Бренда. — Когда речь идет о покаянии, здесь торг неуместен. Если ты намерен грешить и дальше, то не стоит тратить время на исповедь.
— Мне очень жаль, дорогая.
— И совершенно напрасно, — улыбнулась она. — Ведь это я играла роль коварной соблазнительницы. И никогда в жизни об этом не жалела.
А про себя подумала, что она даже смерти не жалела. Ни своей, ни Теда.
Они сидели в гостиной на диване. Ноги Бренды лежали на коленях Теда, и он божественно массажировал ей ступни, обтянутые шелковыми чулками.
Она знала, что сейчас девушки носят колготы, которые хоть и выглядели очень удобными, но, по мнению Бренды, в них не было ничего эротичного. Тем не менее, было бы приятно дожить до того времени, чтобы самой попробовать это нововведение в мире моды.
Живи я до сих пор, то была бы очень старой, подумала Бренда. Старой, морщинистой и уродливой. Мне нужно благодарить Бога за то, что Тед никогда не увидит меня такой. Отныне и навеки я буду выглядеть так, как выглядела в свои лучшие годы. Или почти, как в лучшие годы. В семнадцать лет Бренда выглядела идеально. В двадцать три она почти не изменилась. Когда она умерла, ей было тридцать три года. Внимательно рассматривая себя в зеркале, она замечала, что ее прекрасная, гладкая кожа начинала терять упругость.
Злые языки утверждали, что именно по этой причине она убила Теда. Не раз и не два она слышала, как об этом говорили те гнусные, ограниченные, грязные создания, которые много лет назад угнездились в La Casa и погубили его красоту. Они утверждали, что в страхе потерять свою красоту, карьеру и мужчину, она убила и его, и себя. А еще они насмехались над ней. Над глупой актриской, с ее раздутым самомнением и ничтожными интересами, а Бренда кричала на них и молотила воздух кулаками.
Конечно, они даже не догадались о ее присутствии.
Хорошо, что Тед не слышал их болтовню. В то время он следил за Плохим Человеком, хотя и без особого результата.
А еще утверждают, будто мертвые могут кого-то напугать. Плохой Человек был во много раз страшней, чем Бренда и Тед вместе взятые, несмотря на то, что Рэйчел-Энн паниковала, как дурочка, каждый раз, когда их видела.
Он был таким молодым, таким красивым, таким обаятельным… Группа похожих на цыган молодых людей, живших в ту пору в La Casa, просто души в нем не чаяла.
Бренда слышала только об одном человеке, обладавшем подобной харизмой. Она была слишком молодой, чтобы помнить Рудольфо Валентино, но работала с актерами, которые хорошо его знали. Если бы Плохой Человек решил зарабатывать на жизнь актерским искусством, он бы поднялся на самую вершину.
О, каким талантливым лицедеем он был! Они наблюдали за тем, как он искусно манипулировал своими приятелями — лгал, очаровывал, обманывал. И никто из них не догадывался, что скрывается за внешним обаянием.
Конечно, они принимали самые разнообразные наркотики, и в какой-то мере, этим объяснялась их детская наивность и доверчивость. Они относились к Плохому Человеку, как к Божьему посланцу и не знали, на что он был способен. Ни один из этих бедных, наивных глупцов не знал его так, как знали Бренда с Тедом.
Они никогда не спрашивали, что случилось с юношей, который чудесно играл на гитаре, обладал ангельским голосом и пользовался медицинской иглой, чтобы колоться наркотиками.
Никто из них не догадывался о судьбе рыжеволосой девушки, которая однажды пошла в домик возле бассейна на свидание с Плохим Человеком. Эту девушку он утопил, хотя она отчаянно сопротивлялась и даже успела расцарапать ему лицо и руки. Ни о ребенке, которого он без зазрения совести собирался бросить в воду вслед за матерью.
И не важно, что после ужасной, долгой, словно вечность, минуты, он все же отошел от бассейна и даже прижал к себе плачущего ребенка. Бренда спрятала лицо на плече у Теда, дрожа от ужаса за свою беспомощность. Рыжеволосая женщина плавала в бассейне лицом вниз, она была уже мертва. А они ничего не могли сделать — только смотреть.
Младенцу пока ничего не угрожало, но они не знали, как долго это будет продолжаться. Возможно, мужчина придумал какой-то другой способ избавиться от ребенка.
Тогда они видели его в последний раз. И слава Богу. Ребенок плакал, не умолкая, в то время как Плохой Человек вынимал тело женщины из бассейна и грузил его в багажник своего автомобиля. Бренда и Тед, совершенно беспомощные, застыли на месте, словно каменные изваяния. Наконец, Бренда не выдержала и отстранилась от Теда.
— Я этого не вынесу, — сказала она.
Бренда обошла бассейн и присела возле маленького свертка с плачущим младенцем, лежавшим на земле. Она уже знала, что никто не может ее ни видеть, ни слышать. Тем не менее, она нежно погладила красное, рассерженное детское личико, и каково же было ее удивление, когда громкий рев понемногу стих и перешел в слабое хныканье.
— Бедная крошка, — причитала Бренда, чувствуя, как тает ее сердце.
У нее не было детей. Руководство киностудии запретила актрисе беременеть в течение двух ее коротких браков. Но сейчас она смотрела на этот крошечный сверток с человеческим созданием, и ей захотелось взять его на руки, крепко прижать к себе, успокоить.
Но она ничего не могла сделать. В ней не осталось тепла, чтобы согреть ребенка, голоса, чтобы прошептать слова утешения — она была совершенно бессильна.