— Ты и сам — редкое зрелище, теломен тоблакай. Меня зовут Маппо, я из народа треллей, родом из западного Ягг-одана. Мой целеустремлённый спутник — Икарий, ягг…
— Икарий? Это распространённое имя, Маппо? В легендах моего племени есть персонаж, которого так зовут.
Охряные глаза трелля мгновенно сузились.
— Распространённое? Не в том смысле, о котором ты спрашиваешь. Оно распространено в сказаниях и легендах бессчётных народов.
Карса нахмурился в ответ на такое педантство, если, конечно, правильно его распознал. Затем присел на корточки напротив Маппо и оторвал зубами кусок нежного мяса.
— Мне вдруг показалось, — проговорил Маппо, и по его звериным чертам скользнула усмешка, — что эта случайная встреча уникальна… слишком во многом, чтобы даже перечислять. Трелль, ягг и теломен тоблакай… и каждый из нас, скорее всего, единственный из своего народа во всех Семи Городах. И того удивительней, что, думаю, я тебя знаю — понаслышке, разумеется. У Ша’ик был телохранитель… теломен тоблакай в доспехе из окаменевших раковин и с деревянным мечом…
Карса кивнул, проглотил мясо и ответил:
— Да, я служу Ша’ик. Это делает тебя моим врагом?
— Нет, если только сам того не пожелаешь, — откликнулся Маппо, — и я бы не советовал.
— Все так говорят, — проворчал Карса, возвращаясь к трапезе.
— А, так ты не настолько ничего не знаешь о нас, как сказал вначале.
— Два десятка волков со мной говорили, — объяснил Карса. — Мало что прояснили, только предостерегли. Не знаю, что вас двоих делает такими опасными, да и знать не хочу. Встанете у меня на пути, убью вас. Вот так. Всё просто.
Маппо неторопливо кивнул:
— А есть у нас причина, чтоб становиться у тебя на пути?
— Нет, если сами того не пожелаете, — отозвался Карса.
Трелль улыбнулся:
— Ну, тогда, видно, лучше нам ничего друг о друге и не знать.
— Да, так будет лучше.
— Увы, — вздохнул Маппо, — Икарий уже знает всё, что ему нужно, о тебе, и что он собирается сделать, ведомо лишь ему одному.
— Если он думает, что знает меня, — прорычал Карса, — то обманывается.
— Что ж, давай всё обдумаем. На плечах у тебя — шкура одиночника. Которого мы оба знали — ты убил опасного зверя. К счастью, другом нам он не был, но твою боевую сноровку мы оценили. Дальше: тебя преследуют призраки — не только два сородича, что и сейчас парят у тебя за спиной, но духи тех, кого ты убил за свою короткую, но явно жуткую жизнь. Их до ужаса много, и они ненавидят тебя так, что это физически ощутимо. Но кто же будет тащить за собой своих мертвецов таким образом? Думаю, только про́клятый. И по долгому опыту знаю: проклятья — ужасная штука. Скажи, Ша’ик говорила с тобой о схождениях?
— Нет.
— Это… когда проклятья сталкиваются, так можно сказать. Изъяны и доблести, бесчисленные лики судьбоносных наваждений, навеки избранных целей. Силы и воли притягиваются друг к другу, словно по самой природе своей ищут погибели друг в друге. Потому вы с Икарием ныне оказались здесь, мгновения остались до ужасного схождения, и моя судьба — стать ему свидетелем. Беспомощным до безумия и отчаяния. К счастью для меня, это чувство я уже прежде испытывал.
Пока Маппо говорил, Карса продолжал есть. Теперь же оглядел кость в руке и отбросил её в сторону, вытер ладони о свой плащ из шкуры белого медведя, поднялся.
— Что ещё вы с Икарием узнали обо мне, Маппо?
— Кое-что. Рилландарас тебя оценил и решил, что вовсе не желает добавлять свои шкуры в твою коллекцию. Он мудр, старый Рилландарас. Говоришь, два десятка волков? Значит, сила его возросла: загадка тревожная и любопытная, учитывая, какой хаос царит в его сердце. Что ещё? Ну, остального я не стану говорить.
Карса хмыкнул. Развязал медвежий плащ, позволил ему упасть на землю, высвободил меч и повернулся лицом к завалу.
Из углубления вылетел валун — такого размера и веса, что даже Байроту Гилду пришлось бы с ним повозиться. Земля вздрогнула, когда камень упал и покатился в пыли, прежде чем остановиться.
— Он что, заставит меня ждать? — прорычал Карса.
Словно в ответ из пещеры возник Икарий, смахивая пыль с длиннопалых ладоней.
— Ты не фенн, — произнёс он. — Я полагаю, ты — теблор, сын павших племён Лейдерона. Далеко же ты забрался, воин, чтоб встретить свой конец.
— Если так рвёшься в бой, — прорычал Карса, — хватит болтать.
На лице ягга возникло обеспокоенное выражение.
— «Рвусь»? Нет. Я никуда не рвусь. Это трагическое мгновение, я полагаю. Впервые чувствую подобное, что странно.
Икарий повернулся к своему спутнику:
— Мы уже знавали такие мгновения в прошлом, Маппо Коротышка?
— Да, друг мой. Знавали.
— Ну, что ж, тогда бремя воспоминаний лежит лишь на твоих плечах.
— Как всегда, Икарий.
— Я скорблю по тебе, друг.
Маппо кивнул:
— Я знаю. Теперь лучше обнажи меч, Икарий. Этот теблор выказывает раздражение и нетерпение.
Ягг направился к своему оружию.
— Что выйдёт из этого, Маппо?
Трелль покачал головой:
— Не знаю, но меня одолевает ужас.
— В таком случае я постараюсь действовать практично, чтобы ты не так долго ощущал неудобство.
— Это вряд ли, — пробурчал Карса. — Вы же так любите болтать. — Он поднял меч. — Давайте уже, мне ещё нужно найти себе коня.
Брови Икария чуть приподнялись, затем он обнажил меч. Необычное оружие — древний клинок с односторонней заточкой. Ягг приблизился.
Удар оказался молниеносным, куда быстрее любого, какой только Карса видел прежде, но меч теблора метнулся вперёд, чтобы его встретить.
Клинки столкнулись.
Послышался своеобразный хруст, и в руках Карсы осталась одна лишь рукоять.
Ярость вспыхнула в душе теблора, он шагнул вперёд, и его огромный кулак кузнечным молотом врезался в лицо Икария. Ягг отлетел назад так, что его клинок закувыркался в воздухе, а затем с лязгом упал на камни завала. Икарий рухнул наземь с тяжёлым стуком и больше не шевелился.
— Вот ублюдок — меч мне сломал… — начал Карса, поворачиваясь к Маппо.
Ослепительный белый свет вспыхнул у него в черепе.
И теблор потерял сознание.
Маппо посмотрел на неподвижного тоблакая, заметил, что грудь великана медленно поднимается и опускается. Взвесив в руке свою дубину, он покосился на лежавшего рядом Икария, увидел, как с земли приподнялась рука, дёрнулась, затем снова упала на камень.
Трелль вздохнул:
— Ну, наверное, даже лучше, чем я мог надеяться.
Он вернул оружие в свой большой кожаный мешок и принялся сворачивать лагерь.
Пульсирующая боль в голове, рёв в ушах, точно быстрая река мчится по узкому руслу. Карса застонал.
Лишь через некоторое время он заставил себя встать на четвереньки.
Рассвет… опять.
— Молчи, Байрот Гилд, — пробормотал он. — И ты, Дэлум Торд. Я и сам догадался, что произошло. Этот ублюдочный трелль ударил меня сзади. Да, он меня не убил, но однажды он об этом пожалеет.
Теблор неторопливо, осторожно осмотрелся. Убедился в том, что остался один. Сломанный меч положили рядом — рукоять и клинок, а поверх них — небольшой букетик пустынных цветов.
От удара по голове Карсу мутило. Поднявшись на ноги, он заметил, что дрожит. Теблор снял свой помятый шлем и отбросил в сторону. Волосы слиплись от засохшей крови, которая покрывала также и шею.
— По крайней мере, ты хорошо отдохнул, Карса Орлонг.
— Что-то тебе не так весело, как хочешь показать, Байрот Гилд. Этот Икарий. О нём ведь говорят наши сказания, верно?
— И лишь ты один из всех живущих теблоров скрестил с ним клинки.
— Он мне меч сломал.
Ответа на эти слова не последовало. Карса приготовился снова пуститься в путь: опять надел медвежий плащ, забросил за плечи вещевой мешок. Обломки деревянного меча и букетик не тронул и собрался пойти дальше по дороге. Но задержался, обратив внимание на углубление, которое Икарий расчистил в завале.
Усилия ягга частично открыли статую, изломанную, покрытую трещинами, но всё равно узнаваемую. Гротескное изваяние, ростом с Карсу, из чёрного, зернистого камня.
Семиглавый пёс.
Завал полностью укрыл статую, так что никак нельзя было догадаться, что она скрывается под валунами. Но Икарий её нашёл, хотя всё равно невозможно было понять, зачем ему понадобилось открывать это чудище.
— Слишком долго он прожил, наверное, — пробормотал Карса.
Теблор вышел из углубления и свернул на дорогу.
Шесть дней спустя, оставив далеко позади город Лато-Ревай, теблор лежал в тени дерева гульдиндхи на краю рощи и следил, как двое пастухов гонят стадо коз в пыльный загон. За ним виднелась небольшая деревенька: низкие домики, крытые пальмовыми листьями. Небо над ней подёрнулось мороком дыма и пыли.
Солнце скоро зайдёт, и тогда теблор сможет продолжить путь. День он переждал в укрытии. Земли между Лато-Реваем и рекой Мерсин были густо заселены по сравнению со всеми, что он видел до сих пор. Впрочем, после высадки в Эрлитане все его странствия проходили преимущественно по дикой глуши. Пан’потсун-одан — да и сама Священная пустыня — были практически оставлены цивилизацией.
Но здесь… Равнину расчертили ирригационные каналы. Теснились колодцы, рощи и деревни. Здесь было куда больше дорог, чем он видел даже в землях натиев. В большинстве своём это были пыльные, извилистые грунтовки вровень с землёй, чаще всего ограниченные по сторонам парой канав. До сих пор исключениями служили только имперские тракты — насыпные, прямые, как стрела, и настолько широкие, что два фургона могли проехать навстречу и ещё остался бы запас. За последний год малазанские дороги пострадали: несмотря на их очевидную ценность, местные выкопали валуны из основания, вырвали лиговые столбы. Но канавы по сторонам трактов оставались широкими и глубокими, так что Карса прятался в них от лишних взглядов, продолжая упорно двигаться на юго-запад.
Деревня примостилась на перекрёстке малазанских трактов, в центре над низкими крышами высилась квадратная башня. Известняковые стены её почернели от копоти, полосами тянувшейся от окон и бойниц. Когда солнце наконец скрылось за горизонтом, свет в башне не зажёгся.