Смычок замешкался, затем собрался уйти.
— Подойди ближе, — окликнул его своим тонким голоском Нихил. — Быстрей! Солнце вот-вот взойдёт!
Нахмурившись, сержант приблизился. Оказавшись на краю лощины, он замер от внезапной тревоги. Вокруг него вились бабочки, всё вокруг заполонил бледно-жёлтый хаос — ветерок от крохотных крылышек касался кожи, точно тысяча дыханий. Сержант развернулся на месте, но ничего не видел за порхающим маревом.
— Ближе! Он хочет, чтобы ты был здесь! — снова прозвучал высокий, ломающийся голос Нихила.
Но Смычок уже не мог сделать ни шагу. Его окутал желтоватый саван, а в нём ощущалось… присутствие.
И голос:
— «Мостожог», Рараку ждёт тебя. Не отступай сейчас.
— Кто ты? — резко спросил Смычок. — Кто это говорит?
— Я теперь принадлежу этой земле. Чем я был прежде, уже не важно. Я пробудился. Мы пробудились. Иди к своей родне. В Рараку — там он тебя найдёт. Вместе вы должны убить богиню. Освободить Рараку от того, что пятнает её.
— Своей родне? Кого я там найду?
— Песнь блуждает, «мостожог». Ищет себе дом. Не отступай.
Внезапно ощущение чужого присутствия исчезло. Бабочки взмыли в небо, завертелись в солнечном свете. Всё выше и выше…
Маленькие ручки вцепились в него, и Смычок посмотрел вниз. Во взгляде Бездны читалась паника. В двух шагах за ней стоял Нихил, обхватив себя руками. В глазах юноши стояли слёзы.
Бездна закричала:
— Но почему ты? Мы звали и звали! Почему ты?!
Покачав головой, Смычок оттолкнул её:
— Я… я не знаю!
— Что он сказал? Отвечай! Он что-то нам передал? Что он сказал?
— Вам? Ничего, девочка… Да кто это был по-вашему, Худа ради?
— Сормо И’нат!
— Колдун? Но ведь он… — Смычок сделал ещё один неуверенный шаг. — Да прекратите же петь!
Виканцы ошеломлённо на него уставились.
И тут Смычок осознал, что они не пели — да и не могли петь, — поскольку пение звучало у него в голове.
Бездна спросила:
— Что петь, солдат?
Он снова помотал головой, затем развернулся и пошёл к лагерю. Сормо нечего было им сказать. И Смычку тоже. И видеть их лица он не хотел — беспомощное отчаяние, мольба к призраку, который ушёл — ушёл навсегда. Это был уже не Сормо И’нат, а что-то совсем иное — Худ знает что. «Мы пробудились». Это ещё что значит? И кто ждёт меня в Рараку? Моя родня? Да нет у меня никакой родни, кроме «Мостожогов»… ох, нижние боги! Быстрый Бен? Калам? Один — или оба? Ему хотелось кричать, хотя бы только для того, чтобы заглушить песню в голове, ужасную, болезненно-незавершённую музыку, которая грозила довести его до безумия.
Похоже, Рараку с ним ещё не закончила. Смычок беззвучно выругался. Да пропади оно всё пропадом!
На севере за дымным венцом лагеря с мохнатых холмов над Ватаром разлился золотой свет. На гребне за спиной Смычка завыли волки.
Гэмет поёрзал в седле, когда его конь начал спускаться к реке. Прошло слишком мало времени, и земля не успела полностью поглотить жертв бойни. В песчаной грязи у берега поблёскивали белёсые кости. Обрывки одежды, куски кожи и железа. И сам брод едва можно было узнать. Выше по течению сгрудились обломки понтонного моста, и на этот барьер нанесло ещё больше мусора. Пропитавшиеся водой, плотно скреплённые илом фургоны, деревья, трава и камыши — вся эта бесформенная масса сама превратилась в своего рода мост. И Кулаку казалось, что громада эта вот-вот развалится.
Разведчики перешли ещё пешком. Гэмет видел на другой стороне измазанных илом сэтийцев — они как раз карабкались по крутому склону.
Лес на обоих берегах реки оделся цветами, на ветвях трепыхались заплетённые в косички полоски ткани с нарисованными человеческими костями.
Меш’арн то’леданн. День Чистой крови. Выше по течению на обоих берегах насколько хватало глаз в ил воткнули под разными углами длинные шесты так, чтобы они нависали над бегущей водой. На шестах висели туши овец и коз. Одни ещё сочились кровью, другие уже как следует прогнили, так что в мясе кишели мухи, накидочники и птицы-падальщики. Белые крупинки сыпались вниз с жертвенных животных, и вода под ними бурлила от рыбы. Гэмет не сразу понял, что это за крупинки, — в реку валились опарыши.
Капитан Кенеб подъехал к Гэмету, и они вместе продолжили спуск к берегу.
— Не грязь ведь скрепила эту груду, да? Есть, конечно, и песок, и ил, но по большей части…
— Кровь, — тихо закончил Гэмет.
Офицеры ехали следом за адъюнктом, по обе стороны от неё скакали Нихил и Бездна. Все трое остановили коней у воды. За спинами Гэмета и Кенеба на склон вышли передовые роты десятого легиона, увидели реку и жуткий мост.
— Как думаешь, Кулак, эти жертвы оставлены как знак для нас? Не могу себе представить, чтобы такую бойню устраивали постоянно, — стада просто сойдут на нет.
— Некоторые здесь уже давненько, — заметил Гэмет. — Но ты, скорее всего, прав, капитан.
— Значит, переправляться будем через реку крови. Если эти треклятые дикари считают, что это благородный жест, значит, Королева покарала их безумием. Всегда меня с толку сбивает эта привычка — смотреть на мир метафорически. Местные жители всё видят не так, как мы. Для них сама земля — живая, не в смысле духов, а иначе, сложнее.
Гэмет покосился на Кенеба:
— Стоит эти верования изучать, капитан?
Тот вздрогнул, затем криво усмехнулся и уныло пожал плечами:
— Этот конкретный диалог говорил о восстании и только о восстании — за многие месяцы до того, как оно наконец вспыхнуло. Если бы мы озаботились и прочли эти знаки, Кулак, то оказались бы лучше подготовлены.
Оба натянули поводья позади адъюнкта и двух виканцев. Услышав слова Кенеба, Тавор развернула коня к капитану.
— Иногда, — проговорила она, — знать недостаточно.
— Виноват, адъюнкт.
Тавор перевела бесчувственный взгляд на Гэмета:
— Выводите вперёд морпехов, Кулак. Нам понадобятся сапёры и взрывчатка. Нам нужен брод, а не мост из мусора, который склеился от крови.
— Так точно, адъюнкт. Капитан, прошу за мной…
Оба развернули коней и поехали обратно вверх по склону. Оглянувшись на Кенеба, Гэмет заметил, что тот ухмыляется.
— Что тебя так развеселило, капитан?
— Взрывчатка, сэр. Сапёры будут рыдать.
— Если они не разнесут к демонам весь брод, я готов в виде утешения их обнять.
— Лучше бы им не слышать таких обещаний, сэр.
— Да, пожалуй, ты прав.
Как только офицеры оказались у передних рядов Десятого легиона, Гэмет жестом подозвал вестовую. Когда всадница поскакала к Кулаку, её нагнал Тин Баральта, так что подъехали они вместе.
— Сапёры? — спросил командир «Красных клинков».
Гэмет кивнул:
— Ага.
Тин Баральта кивнул в ответ и приказал вестовой:
— Передай лейтенантам морпехов. Адъюнкт требует взрывчатку. Немедленно.
— Так точно, сэр, — ответила она и развернула коня.
Офицеры проследили, как она скачет вдоль строя, а затем «красный клинок» обратился к Гэмету:
— Они сочтут это за оскорбление. Этот мост крови задуман как благословение.
— Она знает, Тин Баральта, — ответил Гэмет. — Но там же ногу толком поставить некуда. Это должно быть очевидно даже скрытым наблюдателям.
Крепкий воин пожал плечами так, что звякнули доспехи.
— Может, шепнуть пару слов этому хундрилу, Голл. Пусть пошлёт верхового, чтобы отыскал этих «наблюдателей». И сделает так, чтобы не возникло недоразумений.
— Хорошая идея, — отозвался Гэмет.
— Я этим займусь.
«Красный клинок» поскакал прочь.
— Прошу прощения за прямоту, Кулак, — пробормотал Кенеб, — но то, что сейчас произошло, как мне кажется, категорически не понравится адъюнкту.
— Думаешь, она не одобрит проявления инициативы среди своих офицеров, капитан?
— Я бы не сказал…
— Только что сказал.
— Кхм, да, понимаю. Виноват, Кулак.
— Никогда не извиняйся, когда ты прав, Кенеб. Жди здесь, пока не подойдут взводы.
Он поскакал туда, где адъюнкт по-прежнему сидела в седле над берегом.
Нихил и Бездна спешились и, склонив головы, стояли на коленях в мутной воде.
Оказавшись рядом, Гэмет заметил, что Тавор сдерживает гнев. О да, они всё ещё цепляются за свои цепи, и похоже, что не отпустят… по своей воле. Ну, я же сам говорил об инициативе.
— Вижу, детишки играют в грязи, адъюнкт.
Она резко повернула голову, прищурилась. Гэмет продолжил:
— Я бы предложил приставить к ним няньку, чтоб не поранились ненароком. В конце концов, адъюнкт, я сомневаюсь, что Императрица вам поручила с ними нянчиться, верно?
— М-да, — протянула Тавор. — Они должны были стать моими магами.
— Вот я и подумал, может, вы им поручили поговорить с призраками? Они хотят умилостивить духов реки?
— Нет, Кулак. Честно говоря, я понятия не имею, чем они заняты.
— У меня сложилось впечатление, что дети у вас разбалованы, адъюнкт.
— Не могу спорить. И поэтому позволяю вам действовать от моего имени, Кулак.
Нихил и Бездна наверняка слышали весь разговор, но позы не изменили. Громко вздохнув, Гэмет спешился и подошёл к кромке воды.
Протянул руки, ухватил обоих за шиворот кожаных рубах. И рывком поставил на ноги.
Громкий визг, затем яростное шипение — Кулак хорошенько встряхнул обоих, прежде чем развернуть лицом к адъюнкту.
— Так бы поступила виканская бабушка. Знаю, это пожёстче, чем принято у родителей-малазанцев. Но ведь и эти детишки — не малазанцы, верно?
Гэмет поставил обоих на землю.
— Возможно, уже слишком поздно, Кулак, — заметила Тавор, — но всё же напомню вам, что эти двое — колдуны.
— Что-то я не заметил, адъюнкт. Но если хотят меня проклясть — милости прошу.
Сейчас, впрочем, виканцы явно не собирались этого делать. Гнев миновал, и дети, похоже, скуксились.
Тавор откашлялась:
— Нихил, Бездна, я полагаю, нашей армии потребуются представители, которые разыскали бы местные племена в лесу и убедили их, что мы понимаем всё значение их жеста, однако же — должны обеспечить безопасную переправу для армии.