Корабб оглянулся в поисках Леомана, но не увидел его среди воинов, которых высветили языки пламени от огненных гранат малазанцев, — и мало кто из них ещё стоял на ногах. Он решил, что самое время отступить.
Корабб подобрал свой тулвар с земли, затем развернулся и побежал к гряде.
И наткнулся на целый взвод морпехов.
Раздались резкие крики.
Дюжий солдат в сэтийском уборе ударил обтянутым кожей щитом в лицо Кораббу. Пустынный воин отшатнулся, из носа и изо рта хлынула кровь. Он наугад взмахнул тяжёлой саблей. Клинок тулвара с треском врезался во что-то — и обломился у самой крестовины.
Корабб тяжело грохнулся на землю.
Мимо пробежал солдат и уронил что-то ему на колени.
Где-то на гряде ночь вспорол ещё один взрыв — намного громче, чем все предыдущие.
Оглушённый, Корабб сморгнул слёзы и увидел, как к самой его промежности подкатился круглый глиняный шар.
От него поднимался дымок — шипящая кислота пробивалась внутрь.
Всхлипнув, Корабб перекатился набок — и нащупал брошенный кем-то шлем. Воин схватил его и метнулся обратно к «шрапнели», накрыл её бронзовой каской.
И зажмурился.
Взвод продолжал быстро отступать — склон позади был весь усыпан телами, жертвами второй «ругани» Скрипача — а с фланга в оставшихся врагов уже врезались «Выжженные слёзы». Спрут ухватил сержанта за плечо и развернул к себе.
— Вот сейчас ублюдок, которого Корик повалил, удивится, Скрип.
Скрипач взглянул на фигуру, которая только что села на земле.
— Оставил ему в подарок горячую «шрапнельку», — добавил Спрут.
Оба сапёра остановились, чтобы посмотреть:
— Четыре…
Воин обнаружил взрывчатку и откатился в сторону.
— Три…
А затем метнулся обратно к «шрапнели».
— Два…
И накрыл её шлемом.
— Один.
Несчастный ублюдок взлетел в воздух на столбе огня высотой с человека.
Но продолжал держаться за шлем, хотя тот уносил его всё выше и выше. А затем, бешено суча ногами, он рухнул обратно на землю, подняв тучу дыма и пыли.
— Ну, вот такого…
Но закончить Спрут не успел, и оба сапёра ошеломлённо уставились на пустынного воина, который поднялся на ноги, оглянулся, подобрал брошенное кем-то копьё и побежал вверх по склону.
Гэмет ударил пятками в бока коня. Скакун влетел в долину с западной стороны, а хундрилы въехали с восточной.
Три группы пустынных воинов сумели вынести арбалетный обстрел со взрывами и теперь взялись штурмовать один из опорных пунктов. Два взвода прикрытия они тоже отогнали на курган, и Кулак заметил, как морпехи оттаскивают в траншеи раненых товарищей. Из всех трёх взводов бой продолжало меньше десятка солдат, которые отчаянно пытались удержать налётчиков.
Гэмет обнажил меч и погнал коня прямо к осаждённой позиции. Пока скакал, увидел, как ещё два морпеха упали под ударами одной из групп нападавших — и курган заполонили враги.
Всё вокруг снова смешалось, Гэмет принялся беспорядочно дёргать поводья — ошеломлённый, сбитый с толку рёвом вокруг.
— Кулак!
Он поднял меч, а конь будто по своей воле устремился к кургану.
— Кулак Гэмет! Отходите оттуда!
Слишком много голосов. Крики умирающих. Пламя — угасает. Тьма сгущается. Мои солдаты гибнут. Повсюду. Провалился… весь план провалился…
На него бросилась дюжина налётчиков. Движение справа — ещё взвод морпехов, будто они шли на помощь осаждённому кургану, но теперь помчались к нему.
Не понимаю. Не сюда — в другую сторону! Туда бегите, спасайте моих солдат!..
Он увидел, как из руки одного из морпехов вырвалось что-то большое, упало среди напавших на него воинов.
— Кулак!
В него метнулись два метательных копья.
А потом ночь взорвалась.
Гэмет почувствовал, как коня подбросило, так что его самого прижало к задней луке седла. Голова скакуна вскинулась невозможным образом, а всё тело продолжало выгибаться назад, потом рухнуло за миг до того, как он, оставив сапоги в стременах, покатился через круп животного.
И упал в кровавый, зернистый туман.
Гэмет моргнул, открыл глаза, увидел, что лежит в мокрой грязи среди тел и кусков тел внутри небольшого кратера. Шлем куда-то пропал. Меч исчез из руки.
Я ведь… был на коне…
Кто-то съехал по скату и остановился рядом с ним. Гэмет попытался выбраться, но крепкие руки стащили его обратно вниз.
— Кулак Гэмет, сэр! Я — сержант Геслер. Из девятой капитана Кенеба. Вы меня слышите?
— Д-да… я подумал, ты…
— Да, Кулак. Но мы их хлопнули, и теперь остальные ребята из моего взвода и Бордукова помогают морпехам третьей роты. Нужно вас доставить к целителю, сэр.
— Нет, всё в порядке. — Он попытался сесть, но с ногами что-то случилось — они не слушались. — Занимайся солдатами на кургане, сержант…
— Занимаемся, сэр. Пэлла! Давай сюда, помоги мне поднять Кулака.
Возник ещё один морпех — помоложе. О, нет! Он слишком молод для этого всего. Попрошу адъюнкта отправить его домой. К отцу и матери, да. Негоже ему тут умирать…
— Ты не должен умирать.
— Сэр?
— Только конь его прикрыл от «ругани», — пояснил Геслер. — Контузило его, Пэлла. Давай-ка под руки…
Контузило? Нет, мой разум ясен. Совершенно ясен. Наконец-то. Они все слишком молоды для этого всего. Это война Ласиин — вот пусть сама и воюет. Тавор… она ведь была когда-то ребёнком. Но потом Императрица убила этого ребёнка. Убила её. Нужно сказать адъюнкту…
Скрипач устало опустился на землю рядом с потухшим костром. Положил рядом арбалет и вытер с глаз пот и грязь. Рядом плюхнулся Спрут.
— Голова у Корика ещё гудит, — сообщил сапёр, — но, похоже, ничего нового он себе там не сломал.
— Не считая шлема, — ответил Скрипач.
— Ага, не считая шлема. Единственная настоящая стычка для нашего взвода за всю ночь — кроме того, что дюжину стрел выпустили. И мы даже не убили этого ублюдка.
— Ты с ним слишком нежно обошёлся, Спрут.
Тот вздохнул:
— И то правда. Старею, должно быть.
— Я так и понял. В следующий раз просто воткни в ублюдка «свинокол».
— Да я и так поверить не могу, что он выжил.
Погоня увела хундрилов далеко за гряду, и то, что начиналось как налёт на лагерь малазанцев, превратилось в племенную войну. До рассвета оставалось два колокола. Пехота вышла в долину, чтобы собрать раненых, уцелевшие стрелы и снять обмундирование с трупов малазанцев — ничего не оставить врагу. Мрачное, жуткое завершение всякой битвы — на счастье, укрытое сейчас тьмой.
Из мрака вынырнул сержант Геслер и тоже уселся у холодного кострища. Стащил рукавицы и бросил их в пыль, затем потёр лицо.
Спрут сказал:
— Говорят, один курган захватили.
— Ага. Всё у нас было в руках — поначалу, во всяком случае. Мы туда рванули на полной скорости. Большинство этих несчастных ублюдков могли бы на своих ногах уйти оттуда. А так — только четверо.
Скрипач поднял глаза:
— Из трёх взводов?
Геслер кивнул, затем сплюнул в пепел.
Молчание.
Затем Спрут крякнул:
— Всегда что-то да пойдёт не так.
Геслер вздохнул, подобрал перчатки и поднялся.
— Могло быть и хуже.
Скрипач и Спрут некоторое время смотрели ему вслед.
— Что случилось, как по-твоему?
Скрипач пожал плечами:
— Думаю, скоро узнаем. А сейчас найди-ка капрала Битума, и пускай соберёт остальных. Буду объяснять, что и как мы сегодня сделали неправильно.
— Начиная с того, что ты нас всех потащил вверх по склону?
Скрипач поморщился:
— Ага, с этого и начну.
— Только учти, если бы не потащил, — задумчиво протянул Спрут, — ещё больше этих подонков добрались бы до кургана. «Ругань» твоя кстати пришлась, отвлекла их. До тех пор, пока не подоспели хундрилы, а уж те их заняли и развлекли.
— Пусть так, — согласился сержант. — Но если бы мы остались с Геслером, может, могли бы спасти ещё нескольких морпехов.
— Или всё только испортили бы, Скрип. Ты-то уж знаешь, что нельзя так думать.
— Ты прав, наверное. А теперь собирай их.
— Есть.
Гэмет поднял глаза, когда адъюнкт вошла в шатёр лекарей. Она была бледна — недостаток сна наверняка — и сняла шлем, так что показались коротко остриженные мышиного цвета волосы.
— Возражать не буду, — сказал Гэмет, когда целитель наконец отступил в сторону.
— Против чего? — поинтересовалась адъюнкт, поворачивая голову, чтобы осмотреть койки, на которых лежали другие раненые солдаты.
— Против того, что меня снимут с должности, — ответил Гэмет.
Тавор снова посмотрела на него:
— Вы проявили неосмотрительность, Кулак, когда поставили себя под угрозу. Но это уж никак не повод лишать вас звания.
— Моё присутствие отвлекло морпехов, которые спешили на помощь своим товарищам, адъюнкт. Моё присутствие привело к потерям.
Она некоторое время молчала, затем шагнула ближе.
— Любая схватка приводит к потерям, Гэмет. Таково бремя командования. Ты думал, что эту войну мы выиграем, не пролив ни капли крови?
Он отвёл взгляд, поморщился от волн глухой боли, которую оставило по себе насильственное исцеление. Хирурги вытащили у него из ног дюжину глиняных осколков, которые изодрали мускулы. Но всё равно он понимал, что сама Госпожа даровала ему удачу сегодня ночью. Чего не скажешь про несчастного коня.
— Я был когда-то солдатом, адъюнкт, — прохрипел он. — Но больше я не солдат. Это я узнал сегодня ночью. Что до того, чтобы быть Кулаком: командовать домашней стражей — вот точное отражение моего уровня компетентности. Целый легион? Нет. Мне очень жаль, адъюнкт…
Тавор некоторое время пристально смотрела на него, затем кивнула:
— Некоторое время потребуется на то, чтобы вы полностью оправились от ран. Которого из капитанов вы рекомендуете на пост временно исполняющего обязанности Кулака?
Да, вот так всё и должно быть. Хорошо.
— Капитана Кенеба, адъюнкт.