— Что ты имеешь в виду? — спросил Монок Охем. — В чём мы потерпели поражение?
— Мы решили рассматривать поражение как предательство, заклинатель костей. Но в нашем суровом осуждении павших собратьев мы сами совершили акт предательства. Тэнаг Ильбай стремился преуспеть в свой задаче. Его поражение не было выбором. Скажи, мы хоть раз преуспели в сражении с форкрул ассейлами? Исходя из этого, Тэнаг был обречён с самого начала. И всё же он согласился с тем, что было ему приказано. Отлично зная, что его уничтожат и потом осудят. Я осознал это, Монок Охем, и подумал, что тебе стоит сказать это Логросу и всем т’лан имассам: эти отступники — дело наших рук и наших ошибок.
— Тогда и расправиться с ними — наша обязанность, — прорычал Ибра Голан.
— А что будет, если мы потерпим неудачу? — спросил Онрак.
На это ни один из т’лан имассов не ответил.
Трулл Сэнгар вздохнул:
— Если мы планируем перехватить этих отступников, пора отправляться в путь.
— Мы пойдём по Пути Телланна, — сказал Монок Охем. — Логрос разрешает вам присоединиться к нам.
— Щедро с его стороны, — пробормотал Трулл Сэнгар.
Готовясь открыть Путь, Монок Охем остановился на миг и вновь окинул Онрака взглядом.
— Когда ты… починил себя, Онрак Разбитый… куда делись останки тела?
— Я не знаю, их… забрали.
— И, что самое важное, кто их уничтожил?
И впрямь вызывающий беспокойство вопрос.
— Я не знаю, Монок Охем. И ещё одно меня встревожило.
— Что же?
— Отступницу рассекли пополам одним ударом.
Извилистый путь, ведущий на засыпанный валунами склон, выглядел настолько знакомым, что Лостара Йил ощутила, как лицо морщится в гримасе. Жемчуг держался в нескольких шагах позади, бурча под нос всякий раз, когда из-под её ботинок вырывались и катились вниз камни. Она слышала, как Коготь разразился проклятьями, когда один из булыжников врезал ему по голени, и почувствовала, как губы растягиваются в улыбке.
Холёная маска этого ублюдка сходила, обнажая неприглядные черты, и Лостара находила в этом одновременно объект для насмешки и странную безвкусную привлекательность. Она была слишком взрослой, чтобы мечтать о совершенстве. Вместо этого Лостара начала находить определённую привлекательность в пороках, а у Жемчуга в них не было недостатка.
Больше всего он раздражался от потери главенства, но эта местность принадлежала Лостаре и её воспоминаниям. Прямо перед ними лежал древний выщербленный пол храма, где она выпустила стрелу прямо в лоб Ша’ик. И если бы не те двое телохранителей — особенно тоблакай, — это был бы день величайшего триумфа, когда «Красные клинки» вернулись бы в Г’данисбан с головой Ша’ик на копье. Закончив восстание ещё до его начала.
Столько бы жизней было спасено, случись всё так, сложись всё в реальности так, как она множество раз представляла себе. Такая мелочь — и судьба всего континента свернула на ужасающую, непоправимую тропу, залитую кровью.
Этот проклятый тоблакай. Со своим проклятым деревянным мечом. Каким был бы этот день, если бы не он? Что точно — нас бы здесь не было. Фелисин Паран не потребовалось бы пересечь все Семь Городов, спасаясь от разъяренных повстанцев, желающих ей смерти. Колтейн был бы жив, нещадно топча имперскими сапогами каждый тлеющий уголёк сопротивления прежде, чем вспыхнул бы пожар. А Первый Кулак Пормкваль отвечал бы перед Императрицей за свои прегрешения, коррупцию и некомпетентность. Всё из-за одного вонючего тоблакая…
Она миновала огромные валуны, за которыми они тогда скрывались, затем тот, к которому она подкралась вплотную, чтобы убедиться, что выстрел был смертельным. И там, в десяти шагах впереди на полу храма были разбросаны останки последних «красных клинков», павших при отступлении.
Лостара ступила на каменный пол и остановилась.
Жемчуг подошёл и встал рядом, с интересом оглядываясь по сторонам.
Лостара указала рукой.
— Вон там она сидела.
— Стражники не стали возиться с погребением «красных клинков», — отметил он.
— С чего бы им?
— Зато, — продолжил Коготь, — с Ша’ик они повозились.
Он подошел к затемнённому месту между двумя опорами древних арочных ворот.
Лостара следовала за ним, сердце отчего-то колотилось в груди.
Крошечная фигурка, завёрнутая в истрёпанную грубую ткань. Чёрные волосы отросли — и росли ещё долго после смерти, так что зрелище — Жемчуг наклонился и отбросил ткань, обнажив иссохшее лицо и череп, — было ужасающим. Дыра, проделанная арбалетной стрелой во лбу, позволила черепу наполниться песком. Глазницы, ноздри и раскрытый рот трупа были щедро засыпаны мелкой крупой.
— Рараку берёт своё, — прошептал Жемчуг чуть погодя. — И ты уверена, что это была Ша’ик, дорогая?
Она покачала головой:
— Как я и говорила, Книгу Дриджны передали ей в руки. В ней было предсказано, что случится возрождение и что ответом ему станет явление Вихря, Апокалипсис… восстание.
— Опиши мне ещё раз этих телохранителей.
— Тоблакай и второй, известный как Леоман Кистень. Самые близкие телохранитени Ша’ик.
— Может статься, что восстанию не нужны ни Ша’ик, ни Вихрь. Всё затевалось, ещё когда Фелисин прибыла на место. Так что же тогда случилось? Ты полагаешь, телохранители просто… ждали? Здесь? Ждали чего?
Лостара пожала плечами:
— Возможно, возрождения. Прелесть пророчеств в том, что они легко поддаются бесчисленному количеству толкований, выбирай по вкусу. Дураки ждали и ждали…
Нахмурившись, Жемчуг выпрямился и осмотрелся:
— Но возрождение произошло. Вихрь явился, положив начало, породив яростное сердце восстания. Всё случилось так, как было предсказано. Интересно…
Лостара наблюдала за ним из-под полуприкрытых век. Она отметила некоторое изящество его движений. Элегантность, которая смотрелась бы женственной в исполнении кого-то менее смертоносного. Он был похож на пустынную змею — спокойный, самодостаточный… до броска.
— Но взгляни на неё, — сказала она. — Не было никакого возрождения. Мы зря теряем здесь время, Жемчуг. Возможно, так и Фелисин задержалась здесь, прежде чем двинуться дальше.
— Ты намеренно строишь из себя дурочку, дорогая, — пробурчал Жемчуг, разочаровав её тем, что не заглотил наживку.
— Разве?
Улыбка, которой он её одарил, вызвала в Лостаре ещё одну вспышку гнева.
— Ты совершенно права в том, что из этого трупа ничего не могло возродиться. Отсюда можно сделать лишь один вывод. Ша’ик, пребывающая в добром здравии в самом сердце Рараку, не та же самая Ша’ик. Эти телохранители нашли… замену. Самозванку. Кого-то, кто смог как следует вжиться в роль, и в этом им прекрасно помогла гибкость в толковании пророчеств, о которой ты недавно упомянула. Возрождённая. Прекрасно. Моложе с виду, да? Так ведь старуха не может повести армию на войну. И что важнее, старой женщине может оказаться сложнее убедить всех, что она переродилась.
— Жемчуг.
— Что?
— Я отказываюсь в это верить. Да, я знаю, о чём ты думаешь. Но это невозможно.
— Почему? Только это объясняет…
— Мне плевать, что там объясняет! Это всё, на что годны мы, смертные? Жертвы уродливой иронии, увеселяющие безумную стаю богов?
— Стая ворон, стая богов — мне это по нраву, милая. Что до уродливой иронии — больше похоже на изящную шутку. Ты не думаешь, что Фелисин с радостью ухватилась за возможность стать инструментом возмездия против своей сестры? Против Империи, отправившей её на каторгу? Судьбоносное сочетание обстоятельств может возникнуть само собой, но за возможности нужно хвататься изо всех сил, со всей жадностью. Тут куда меньше случайностей или совпадений, чем своевременного схождения желаний и необходимости.
— Мы должны вернуться к адъюнкту, — заявила Лостара.
— Увы, между нами — Стена Вихря. В зоне её действия я не могу ускорить наше передвижение Путями. А обход займёт слишком много времени. Не бойся, мы постараемся добраться до Тавор вовремя и принести эти ужасные откровения. Но нам ещё предстоит пройти через Вихрь и через саму Рараку, причём осторожно и тихо. Если нас обнаружат… что ж, последствия могут быть фатальными.
— И тебя это радует, не так ли?
Его глаза расширились — она осознала, что теперь Коготь выглядит ещё более довольным, и это её разозлило.
— Несправедливо, дорогая моя Лостара Йил. Меня радует, что загадка разгадана, что наше задание — определить судьбу Фелисин — исполнено. Насколько это возможно сейчас. Вот и всё.
— А что же с твоей охотой на Главу Перстов?
— О, думаю, и в этом вопросе я вскоре буду удовлетворён. По сути, всё складывается как нельзя лучше.
— Я так и знала, что ты доволен!
Он развёл руками:
— Ты предпочла бы, чтоб я рвал на себе волосы от отчаяния? — Он пристально с подозрением уставился на её приподнятую бровь, затем выдохнул и продолжил: — Наша миссия почти окончена, милая. Вскоре мы сможем наконец насладиться прохладным вином в уютном шатре, предаваясь на досуге размышлениям о совершённых открытиях.
— Жду не дождусь, — едко ответила она, скрестив руки на груди.
Жемчуг обернулся лицом к Вихрю. Воющий, свистящий ураган бушевал в небе, закручивая бесконечный песчаный поток.
— Конечно, вначале нам придётся миновать защиту богини незамеченными. В тебе течёт пардийская кровь, так что ты ей без надобности. Я же, с другой стороны, на четверть тисте анди…
Она остановилась перевести дух:
— Да?
Он удивлённо оглянулся:
— Ты не знала? Моя мать была с Плавучего Авали, красивая светловолосая полукровка — ну, так мне говорили, сам-то я ничего не помню, ведь она покинула моего отца, едва отлучив меня от груди.
Воображение Лостары нарисовало образ Жемчуга, сосущего материнскую грудь, и эта картинка ей не понравилась.
— Так ты живорождённый?
И усмехнулась в ответ на его обиженное молчание.
Они направились вниз по тропе в сторону низины, где яростная буря Вихря ярилась, не стихая ни на миг; по мере приближения она нависала над ними, вздымаясь словно башня. Дело шло к закату. Еды практически не осталось, зато у них было вдоволь воды, набранной в ручье у развалин храма. Сапоги Лостары разваливались на ногах, а мокасины Жемчуга нынче больше напоминали изорванные тряпки. Швы одежды истёрлись и выгорели на бесконечном солнцепёке. Кожа потрескалась, а железные пластины после прохода через Путь Тирллан покоробились и покрылись патиной и пятнами ржавчины.