— Убийцы?
— Калам Мехар, — ответила Апсалар. — Он оставил знаки — давняя привычка «мостожогов».
— Он вернулся? Что случилось?
Она пожала плечами:
— Похоже, Престол Тени и Котильон нашли дело для каждого из нас. Могу предположить, что Калам собирается прикончить как можно больше офицеров Ша’ик.
— Что ж, Могора подняла интересный вопрос. Котильон отправил нас сюда. Но зачем? Что теперь?
— У меня нет для тебя ответов, Крокус. Кажется, Котильону ты нужнее, чем я. Что неудивительно.
— Разве? Не для меня. Откуда такие мысли?
Некоторое время она изучала его, затем отвела глаза.
— Потому что я не желаю быть его слугой. Я храню слишком много его воспоминаний, в том числе о его смертной жизни, жизни Танцора, так что я мало заслуживаю доверия.
— Не сильно-то это воодушевляет, Апсалар…
В тени послышался новый голос:
— Есть нужда в ободрении? Проще простого, никаких усилий — всё запросто решается! Сказать какую-нибудь глупость — это я легко. Разве нет?
Вскоре из тьмы выплыл Искарал Прыщ и принюхался.
— Она… готовила?! — Его взгляд упал на тарелки на столе. — А вы это ели?! С ума сошли? Почему, по-вашему, я прятался столько месяцев? Почему, вы думаете, мои бхок’аралы обыскали её тайники в поисках съестного? Боги, ну вы и дурни! Да уж, хороша еда… если едок — антилопа!
— Мы справляемся, — ответил Резчик. — Тебе что-то от нас нужно? Если нет, в одном я согласен с Могорой: чем реже я тебя вижу, тем лучше…
— Она хочет видеть меня, глупый даруджиец! Иначе зачем всё время меня выслеживает?
— Да, притворяется знатно, не спорю. Но будем реалистами, Прыщ, она куда счастливее, когда ты не мозолишь ей глаза. Тебя здесь не хотят. Ты не нужен. По сути, Прыщ, ты совершенно бесполезен.
Глаза верховного жреца округлились, и он с ворчанием рванул обратно в угол, растворившись в тени.
Резчик с улыбкой откинулся в кресле:
— Вышло даже лучше, чем я предполагал.
— Ты влез между мужем и женой, Крокус. Неразумно.
Он пристально посмотрел на неё:
— Куда ты хочешь направиться отсюда, Апсалар?
Она старалась не встречаться с ним глазами.
— Я ещё не приняла решение.
Но Резчик знал, что она уже всё решила.
Деревянное копьё оказалось неожиданно удобным, несмотря на размер и вес. В вертикальном положении заострённый кончик кремнёвого острия достигал ладони поднятой вверх руки Трулла Сэнгара.
— Коротковато для моего боевого стиля, но пойдёт. Благодарю тебя, Ибра Голан.
Т’лан имасс развернулся и зашагал к ожидавшему его Моноку Охему.
На глазах у Онрака Трулл Сэнгар подул на ладони, затем потёр их о драные штаны из оленьей кожи. Эдур ещё раз взвесил в руке копьё, затем опустил его на одно плечо и обернулся к Онраку.
— Я готов. Хотя меха не помешали бы — на этом Пути холодно, и ветер смердит льдом. До заката пойдет снег.
— Мы отправимся на юг, — сказал Онрак. — В скором времени доберёмся до кромки леса, и тогда снег перейдёт в дождь.
— Звучит ещё хуже.
— Наше путешествие, Трулл Сэнгар, займёт не более нескольких дней и ночей. И за это время мы из тундры доберёмся до саванны и джунглей.
— Веришь, что мы достигнем Первого престола раньше изменников?
Онрак пожал плечами:
— Вероятно. Путь Телланн для нас не таит препятствий, в то время как у наших врагов нет прямых путей, хаос замедлит их.
— Нет прямых путей, да уж. Эта мысль меня и нервирует.
О. Так вот что я чувствую.
— Согласен, Трулл Сэнгар, это повод для беспокойства. Но, тем не менее, мы столкнулись с угрозой пострашнее, и, достигнув Первого престола, мы должны будем его защитить.
Дорогу указывал Ибра Голан; Монок Охэм дождался, пока Онрак и тисте эдур проедут мимо, затем присоединился.
— Нам не доверяют, — шепнул Трулл Сэнгар.
— Верно, — согласился Онрак. — Но в нас нуждаются.
— Наименее выгодный из союзов.
— Но и наиболее надёжный, пока нужда не минует. Необходимо быть бдительными, Трулл Сэнгар.
Тисте эдур хмыкнул в знак согласия.
Дальше двигались молча. И каждый шаг всё дальше уводил их на юг.
Как и на многих других дорогах Телланна, Онрак видел и ощущал шрамы Омтоз Феллака. По ледяным рекам, взрезавшим равнину, можно было отследить историю вторжения и последовавшего затем отступления, которое оставило по себе наносы в руслах, осыпи, повороты и широкие проходы с ямами, промытыми до скальных пород. В конечном итоге вечная мерзлота отступила перед влажными торфяниками и болотами, на островках посреди них чёрные ели застыли причудливыми фигурами, склонившись над гнилыми остатками древних деревьев. Острова окружали озерца чёрной воды, затянутые туманной дымкой и бурлящие пузырями разложения.
В воздухе роились насекомые. Ни т’лан имассы, ни одинокий смертный не были им по вкусу, однако они кружили над путниками плотным жужжащим облаком. Через некоторое время болота отступили перед выходами горных пород. В низинах между камнями щетинились мёртвые сосны. Затем каменные выступы слились воедино, формируя широкую возвышенность, которая значительно облегчила дорогу четверым путникам.
Начался дождь. Базальт почернел под непрерывной капелью и стал скользким.
Онрак слышал тяжелое дыхание Трулла Сэнгара и ощущал усталость спутника. Однако тисте эдур ни разу не заговорил об отдыхе, даже когда начал всё чаще при подъеме опираться на копьё.
Вскоре каменистая дорога сменилась лесом, тот медленно перешёл из хвойного в лиственный, холмы же сменились равниной. Деревья становились всё тоньше, пока после завалов бурелома путники наконец не вышли на открытую местность. Дождь стих. Онрак поднял руку.
— Остановимся здесь.
В десяти шагах впереди Ибра Голан встал и оглянулся по сторонам.
— Зачем?
— Еда и отдых, Ибра Голан. Если ты забыл, смертным это нужно.
— Я не забыл, Онрак Разбитый.
Трулл Сэнгар уселся на траву, скривился в улыбке и заявил:
— Это называется безразличие, Онрак. В конце концов, я наименее ценный участник отряда.
— Изменники не будут стоять на месте, — ответил Ибра Голан. — И нам не до́лжно.
— Тогда иди вперёд, — предложил Онрак.
— Нет, — отрезал Монок Охем. — Мы идём вместе. Ибра Голан, короткий привал не принесет много неудобств. К тому же я бы хотел, чтобы с нами поговорил тисте эдур.
— О чём, заклинатель костей?
— О твоём народе, Трулл Сэнгар. Как вышло, что он склонился перед Скованным?
— На этот вопрос нет простого ответа, Монок Охем.
Ибра Голан вернулся к остальным.
— Время охоты, — сказал воин и исчез в вихре пыли.
Тисте эдур некоторое время изучал зазубренное остриё своего нового оружия, затем со вздохом опустил копьё.
— Это долгая история. Да и я больше не тот, кто может сплести её тебе на пользу…
— Почему?
— Потому, Монок Охем, что я острижен. Меня больше нет. Для моих братьев и моего народа меня никогда не было.
— Эти утверждения бессмысленны перед лицом правды, — сказал Онрак. — Ты здесь, перед нами. Ты существуешь. Как и твои воспоминания.
— Некоторых имассов изгнали, — проскрежетал Монок Охем. — Но мы говорим о них. Мы должны говорить о них, чтобы другие усвоили урок. Какой прок в рассказе, если он не поучителен?
— Очень просвещённая точка зрения, заклинатель костей. Но мой народ не ищет просвещения. Да и правды. Наши сказания создаются, чтобы облачить быт в великолепие. Или чтобы придать моментам величайшей трагедии и важности атмосферу неизбежности. Кто-то, возможно, назвал бы их «поучительными», но цель их не в этом. Каждое поражение оправдывает грядущая победа. Каждая победа — предрешена. Тисте эдур не оступаются, потому что танцуют с самой судьбой.
— А ты больше не танцуешь.
— Именно так, Онрак. Точнее, никогда не танцевал.
— Значит, изгнание вынуждает тебя лгать даже самому себе, — отметил Онрак.
— В некотором роде так оно и есть. Вот почему я вынужден изменять историю — а это непросто. В то время я многого не понимал — тогда, когда всё случалось. Многие мои знания пришли куда позже…
— После острижения.
Миндалевидные глаза Трулла Сэнгара впились в Онрака, затем он кивнул.
— Да.
Как знание, что постиг мой разум, после разрушения Обряда Телланна. Что ж, это я понимаю.
— Приготовься рассказывать свою историю, Трулл Сэнгар. Если в ней будет поучительное зерно, поиск его ляжет на плечи тех, кому её рассказывают. Ты освобождён от этой необходимости.
Монок Охем проворчал:
— Это лживые слова. Любая история поучает. Рассказчик на свой страх и риск искажает истину. Если нет иного выхода, Трулл Сэнгар, исключи себя из истории. В том лишь один урок — смирение.
Трулл Сэнгар ухмыльнулся заклинателю:
— Не бойся, меня никогда не было среди первых игроков. А насчёт Острижения — что ж, оно уже случилось, и поэтому я расскажу историю тисте эдур, обитавших к северу от Летера, так, как рассказали бы они сами. С одним лишь исключением, что, признаю, потребует от меня особых усилий, — в моём рассказе не будет превозношений. Ни наслаждения триумфом, ни пустых слов о судьбе и неизбежности. Я попытаюсь отличаться от того тисте эдур, которым кажусь, разорвать свою культурную идентичность и тем самым очистить историю…
— Плоть не лжет, — сказал Монок Охем. — А значит, мы не обмануты.
— Плоть не лжет, но дух — может, заклинатель. Узри уроки равнодушия и слепоты, а я, в свою очередь, намерен попытаться сделать то же.
— Когда ты начнёшь рассказ?
— У Первого престола, Монок Охем. Пока мы будем ждать прибытия изменников… и их союзников, тисте эдур.
Вернулся Ибра Голан, принёс тушку зайца со сломанной шеей; одним движением он содрал с животного шкурку и бросил окровавленное тельце на землю возле Трулла Сэнгара.
— Ешь, — скомандовал воин, отбросив шкурку.
Пока тисте эдур разводил огонь, Онрак отошёл в сторону. Слова Трулла Сэнгара задели его. Острижение во многом исказило физический облик Трулла Сэнгара, отличая ег