ли в чести у теблоров.
С другой стороны, подумал он, может, эти нижеземцы болеют от того, что дух в них умирает. В древних легендах сохранился шёпот о том, что некогда у теблоров тоже были рабы — это слово, понятие было ему знакомо. Владеть жизнью другого, поступать с ней, как заблагорассудится. Неудивительно, что дух у рабов голодает.
Карса не собирался морить свой дух голодом. Его защищала тень Уругала.
Он спрятал наконечник в поясе. Прислонившись спиной к стенке ямы, упёрся стопами в бревно по обе стороны от прута, затем медленно выпрямил ноги. Цепь натянулась. С другой стороны ствола железный прут с хрустом и треском начал уходить в глубь древесины.
Оковы врезались в укрытые шкурами лодыжки.
Карса удвоил усилия. Послышался громкий хруст, а затем прут застыл и уже не поддавался. Карса медленно расслабился. Пнул прут стопой, и тот вновь выскочил с противоположной стороны. Теблор немного передохнул, затем опять принялся за дело.
Дюжина попыток позволила выбить штырь на три пальца вверх от начального положения. Грани прута смялись от борьбы с деревом. Оковы прорезали шкуры и теперь поблёскивали от крови.
Карса опёрся спиной на влажную глину, ноги его дрожали.
Наверху вновь прогрохотали сапоги, затем крышка люка поднялась. По лестнице спустился свет фонаря, в котором Карса различил безымянного охранника.
— Эй, урид, — окликнул тот. — Ты ещё жив?
— Подойди поближе, — низким голосом прорычал Карса, — и я тебе покажу, насколько оправился.
Нижеземец расхохотался:
— Похоже, мастер Сильгар был прав! Видно, придётся попотеть, чтобы сломить твой дух. — Охранник продолжал стоять на середине приставной лестницы. — Твои родичи-суниды вернутся через день-другой.
— Нет у меня родичей, которые приняли рабскую жизнь раба.
— Странно, ведь если так, ты бы уже попытался покончить с собой.
— Думаешь, я раб потому, что закован в цепи? Тогда подойди ближе, ребёнок.
— «Ребёнок», да. Всё то же удивительное презрение, хотя ты сам оказался отдан на милость нам, «детям». Ладно, не важно. Цепи — это только начало, Карса Орлонг. Мы тебя сломаем. Если бы тебя взяли охотники за головами на плато, сейчас ничего бы уже не осталось от хвалёной теблорской гордыни, не говоря уж о непокорстве. Суниды обожествят тебя, Карса Орлонг, за то, что ты перебил целый лагерь охотников за головами.
— Как тебя зовут? — спросил Карса.
— А что?
Урид улыбнулся в полумраке:
— Что бы ты ни говорил, а всё равно боишься меня.
— Вот уж нет.
Однако Карса расслышал тревогу в голосе охранника и заулыбался шире.
— Так назови своё имя.
— Дамиск. Меня зовут Дамиск. Я был следопытом в армии Серого Пса во время малазанского завоевания.
— Завоевания. Видно, вы проиграли. Так чей же дух сломлен, Дамиск Серый Пёс? Когда я напал на ваш отряд у нагорья, ты сбежал. Оставил тех, кто тебя нанял, на произвол судьбы. Сбежал, как сбежал бы трус, сломленный человек. Поэтому теперь ты здесь. Ибо я скован и не могу до тебя добраться. Ты пришёл не для того, чтобы сказать мне слова, но потому, что не можешь от этого удержаться. Хочешь насладиться триумфом, злорадствовать, но пожираешь сам себя изнутри и потому не испытываешь истинного удовлетворения. Но мы оба знаем, что ты придёшь снова. И снова.
— Я, — прохрипел Дамиск, — посоветую своему господину отдать тебя выжившим охотникам за головами. И приду — посмотреть…
— Разумеется, придёшь, Дамиск Серый Пёс.
Нижеземец попятился вверх по лестнице. Свет фонаря бешено заметался по рабской яме.
Карса расхохотался.
В следующий миг крышка люка с грохотом захлопнулась, и вернулась тьма.
Воин-теблор замолчал, затем вновь упёрся стопами в бревно.
Его остановил слабый голос на другом конце траншеи.
— Великан!
Сказано было по-сунидски, но голос принадлежал ребёнку.
— Мне нечего тебе сказать, нижеземец, — прорычал Карса.
— А мне и не нужно ничего говорить. Я чувствую, что ты тормошишь это Худово бревно. Ты преуспеешь в том, что начал?
— Я ничего не начал.
— Ну и ладно. Значит, показалось. Мы тут умираем — все остальные. Смертью ужасной и крайне унизительной.
— Видно, вы совершили великие проступки…
Ответный смех сорвался в хриплый кашель.
— Вот уж да, великан. Воистину так. Мы не приняли владычества малазанцев, поэтому не сдали оружие, а скрылись в холмах и лесах. Совершали набеги, устраивали засады, беспокоили их как могли. Отлично веселились. Пока эти ублюдки нас не изловили.
— Ты был беспечен.
— Вы втроём с горсткой треклятых собак напали на целый город! И это меня ты зовёшь беспечным? Что ж, тогда уж можно сказать, что мы оба такие, раз здесь оказались.
Карса поморщился, ибо в этих словах была правда.
— Что тебе нужно, нижеземец?
— Твоя сила. Нас, живых, тут ещё четверо, хотя лишь я ещё не потерял сознания… и почти не утратил ясности мысли. Настолько, чтобы понимать всю унизительность своего положения.
— Слишком много болтаешь.
— Это ненадолго, уверяю тебя. Можешь ты поднять это бревно, великан? Или провернуть его несколько раз?
Карса довольно долго молчал.
— Какой в этом прок?
— Укоротятся цепи.
— Мне незачем укорачивать их.
— Лишь на время.
— Зачем?
— Проверни это треклятое бревно, великан. Тогда наши цепи намотаются на него. И с последним поворотом затянут нас вниз. И мы захлебнёмся.
— Хочешь, чтобы я тебя убил?
— Я восхищён твоим умом, великан. Добавь душ к своей тени, теблор, — ведь так у вас говорят, верно? Убей меня, и я с честью пойду в твоей тени.
— Я не занимаюсь благодеяниями, нижеземец.
— А трофеи?
— Я не могу до тебя добраться, чтоб забрать их.
— Ты хорошо видишь в таком мраке? Говорят, что теблоры…
— Вижу. Достаточно, чтоб заметить, как ты сжимаешь кулак. Что в нём?
— Зуб. Только что выпал. Уже третий с тех пор, как меня приковали здесь.
— Брось его мне.
— Попробую. Боюсь, я сейчас… не в лучшей форме. Готов?
— Бросай.
Поднятая рука нижеземца дрогнула.
Зуб полетел высоко и не совсем туда, куда нужно, но рука Карсы рванулась вперёд так, что за нею громко лязгнула цепь, и ухватила зуб в воздухе. Теблор поднёс его к лицу, чтобы получше рассмотреть, затем хмыкнул:
— Гнилой.
— Видно, потому и выпал. Годится? Ещё учти вот что: так ты сможешь залить воду прямо в канал, и древесина ещё больше размягчится. Тебе ведь больше всё равно нечем заняться.
Карса медленно кивнул:
— Ты мне нравишься, нижеземец.
— Отлично. Теперь утопи меня.
— Хорошо.
Карса скользнул вниз и оказался по колено в зловонной жиже, от которой вспыхнули болью свежие раны на лодыжках.
— Я видел, как тебя несли сюда, великан, — сказал нижеземец. — Ты больше любого из сунидов.
— Суниды — самые низкорослые из теблоров.
— Наверное, примешалась когда-то нижеземная кровь.
— Они пали глубоко.
Карса опустил руки, волоча цепи, пока не ухватился за бревно снизу.
— Спасибо, теблор.
Карса поднял, провернул бревно, затем вновь положил его, тяжело дыша.
— Быстро не выйдет, нижеземец. За это — прости.
— Я понимаю. Не спеши. Бильтар уже ушёл под воду, и Альрут, похоже, следующий. У тебя хорошо выходит.
Теблор вновь поднял бревно, провернул его ещё на полкруга.
С другого конца послышались всплески и бульканье. Затем хрип:
— Уже почти всё, теблор. Я последний. Ещё один разок — я подберусь под бревно, чтобы оно меня придавило.
— Тогда тебя раздавит, а не утопит.
— В этой жиже? Это не беда, теблор. Тяжесть, конечно, большая, но особой боли я не успею почувствовать.
— Лжёшь.
— Что с того? Не средства важны, а результат.
— Всё важно, — проговорил Карса и вновь приготовился. — На этот раз я проверну бревно полностью, нижеземец. Теперь будет легче — мои цепи тоже укоротились. Готов?
— Одно мгновение, — пролепетал человек.
Карса поднял бревно, закряхтел от его огромного веса.
— Знаешь, я передумал…
— А я нет.
Карса провернул бревно. Затем уронил его.
С другого конца послышался шум, цепи звенели в воздухе, затем — надсадный кашель.
Карса с удивлением поднял голову. Измазанная коричневой жижей фигура размахивала руками, отплёвывалась, брыкалась.
Карса вновь опёрся спиной на стенку ямы, подождал, пока человек оправится. Некоторое время с другого конца бревна слышалось лишь тяжёлое дыхание.
— Ты сумел проползти под бревном, а потом перекатиться сюда через верх. Я поражён, нижеземец. Видно, ты всё же не трус. Не думал, что есть среди детей такие, как ты.
— Чистая отвага, — прохрипел человек. — Это мой конёк.
— Чей это был зуб?
— Альрута. Больше не надо вертеть бревно, пожалуйста.
— Прости, нижеземец, но я должен его прокрутить обратно, пока бревно не ляжет так, как прежде.
— Будь проклята твоя мрачная логика, теблор.
— Как тебя зовут?
— Торвальд Ном, хотя мои враги малазанцы знают меня под именем Кастет.
— И как же ты выучил наречие сунидов?
— Этот язык давно известен среди торговцев. До охотников за головами к ним ходили натийские торговцы. Вели взаимовыгодную торговлю с сунидами. По правде говоря, ваш язык состоит в близком родстве с натийским.
— Солдаты только невнятно блеяли.
— Ясное дело, они же солдаты, — человек помолчал и добавил: — Понятно, такой юмор тебе не по нраву. Ладно. Солдаты эти, скорее всего, малазанцы.
— Я решил, что малазанцы — мои враги.
— Это у нас общее, теблор.
— У нас нет ничего общего, кроме этого бревна, нижеземец.
— Как хочешь. Но в одном я обязан тебя поправить. Малазанцы, конечно, народ омерзительный, но по нынешним временам натии ничуть не лучше. Союзников среди нижеземцев у тебя нет, теблор. В этом не сомневайся.
— А ты натий?
— Нет. Я даруджиец. Из города далеко на юге. Дом Номов велик, и некоторые его семьи почти богаты. Один из Номов даже оказался в Совете Даруджистана. Правда, мы незнакомы. Увы, активы моей семьи несколько… м-м-м… скромнее. Оттого и пришлось мне много странствовать и обучиться подлым ремёслам…