Карса вновь посмотрел на рыбу. Она, похоже, никак не могла проглотить Борруга — одна из его рук легла поперёк горла. Рыбина застыла в воде почти вертикально, дёргая головой взад и вперёд.
Зарычав, Карса поплыл к ней.
Как только теблор приблизился, рука Борруга высвободилась и труп скрылся в утробе чудовища. Набрав полную грудь воздуха, Карса взбрыкнул ногами и приподнялся над водой. Его кровный меч описал кривую, оставляя за собой хвост воды, и впился в нос огромной рыбы.
Тёплая кровь брызнула на предплечья Карсы.
Рыба отдёрнулась всем телом.
Карса рывком подплыл ближе и обхватил чудовище ногами под парой боковых плавников. Рыба попыталась вывернуться, но не смогла преодолеть хватку теблора.
Карса перехватил меч, вонзил его в брюхо и рванул вниз.
Вода вдруг стала горячей от крови и желчи. Тело рыбины обмякло и потянуло его в глубину. Урид вложил меч в ножны; затем, продолжая погружаться вместе с рыбиной, засунул руку в открытую рану. Ладонь наткнулась на бёдро Борруга — изодранное месиво плоти — и пальцы сомкнулись на кости.
Карса протащил нижеземца сквозь облако белёсой жидкости, которая жгла глаза, и вынырнул на поверхность вместе с телом.
Теперь кричал Торвальд. Обернувшись, Карса увидел, что даруджиец стоит в воде по пояс и размахивает обеими руками. Рядом Сильгар и Дамиск брели по отмели на берег.
Волоча за собой Борруга, Карса поплыл вперёд. Полдюжины гребков спустя он коснулся ногами песчаного дна. Теблор встал, продолжая держать Борруга за ногу. В следующий миг он уже был на берегу.
Остальные сидели или стояли на коленях на бледной полосе песка и пытались перевести дух.
Бросив тело на землю, Карса встал, запрокинув голову, принюхиваясь к тёплому, влажному воздуху. За усыпанной ракушками линией прилива высился густой лиственный лес. Жужжание и писк насекомых, тихий шорох — что-то маленькое пробежало среди сухих водорослей. Торвальд подобрался ближе к теблору.
— Карса, он мёртв. Умер ещё до того, как акула его прихватила…
— Значит, это была акула. Моряки на малазанском корабле говорили об акулах.
— Карса, когда акула кого-то проглотила, не стоит бросаться за несчастным ублюдком. Ему всё одно конец…
— Он был под моей опекой, — пророкотал теблор. — Акула не имела на него никаких прав, мёртв он был или жив.
Сильгар уже поднялся на ноги и стоял в нескольких шагах от них. Услышав слова Карсы, он визгливо расхохотался и сказал:
— Из желудка акулы на обед чайкам и крабам! Жалкий дух Борруга несомненно весьма тебе благодарен, теблор!
— Я принёс нижеземца, — ответил Карса, — и теперь возвращаю его под твою опеку, работорговец. Если хочешь оставить его чайкам и крабам — это твоё решение.
Урид вновь обернулся к тёмному морю, но не увидел и следа мёртвой акулы.
— И ведь никто мне не поверит, — пробормотал Торвальд.
— Во что не поверит, Торвальд Ном?
— Ну, я себя вообразил стариком, много лет спустя: вот сижу я в «Умниковой корчме» в Даруджистане и рассказываю эту историю. Своими глазами всё видел, и то едва могу поверить. Ты ведь до пояса из воды выскочил, когда мечом махнул, — хорошо, небось, иметь четыре лёгких. Но даже так…
Он покачал головой. Карса пожал плечами.
— Сомы были хуже, — заметил он. — Сомы мне не понравились.
— Предлагаю, — громко объявил Сильгар, — немного поспать. На рассвете разведаем всё, что можно разведать. Пока же возблагодарим Маэля за то, что по-прежнему живы.
— Уж прости, — проворчал Торвальд, — но я лучше возблагодарю какого-нибудь упрямого теблора, чем морского бога.
— Значит, вера твоя печальнейшим образом ослабла, — насмешливо бросил работорговец и отвернулся.
Торвальд медленно встал.
— Карса, — прошептал он, — учти, что избранный морской зверь Маэля — акула. Так что не сомневаюсь: всё это время Сильгар неустанно молился…
— Не важно, — ответил Карса. Он глубоко вдохнул воздух, наполненный запахами джунглей, и медленно выдохнул. — Я на суше, и я свободен. Потому сейчас я пройдусь по берегу — испробую эту новую землю.
— Я с тобой, друг. По-моему, я видел свет где-то справа, чуть выше этого пляжа. Хочу там осмотреться.
— Как пожелаешь, Торвальд Ном.
Оба зашагали вдоль берега.
— Карса, ни у Сильгара, ни у Дамиска нет ни капли совести. А у меня есть. Ровно капля, не спорю, но всё же есть. И поэтому — спасибо тебе.
— Мы спасали друг другу жизнь, Торвальд Ном, и я рад назвать тебя другом и считать тебя воином. Не теблоским воином, конечно, но всё же воином.
Даруджиец долго молчал. Они уже давно потеряли из виду Сильгара и Дамиска. Берег по правую руку от них вздымался огромными ступенями бледного камня, вымытую волнами скалу покрывали ползучие побеги, спустившиеся по скале из густого леса наверху. Из разрыва в тучах струился призрачный звёздный свет, отражался на идеально ровной глади воды слева. Песок под ногами уступил место гладкому, волнистому камню.
Торвальд коснулся руки Карсы и остановился, указывая на верхнюю часть склона.
— Там! — прошептал даруджиец.
Теблор тихо хмыкнул. Над спутанными кустами возвышалась приземистая, уродливая башня. Прямоугольное, резко сужающееся кверху строение нависало над берегом шишковатой чёрной тенью. На третьей четверти её общей высоты, в обращённой к морю стене виднелось глубоко посаженное треугольное окно. Тусклый жёлтый свет бежал по краям закрытых ставней.
К берегу сбегала узенькая тропа, а рядом — в пяти шагах от линии прилива — лежали обломки рыбацкой лодки, выгнутые рёбра каркаса оплели водоросли и выбелил птичий помёт.
— Заглянем на огонёк? — поинтересовался Торвальд.
— Да, — ответил Карса и зашагал к тропинке.
Даруджиец быстро догнал его.
— Только трофеев брать не будем, ладно?
Пожав плечами, теблор сказал:
— Зависит от того, как нас примут.
— Чужаки на пустынном берегу, один из них — великан с мечом длиной почти в мой рост… Среди ночи. Стучатся в двери. Если нас примут с распростёртыми объятьями, это будет чудо. Хуже того, вряд ли мы поймём язык друг друга…
— Слишком много слов, — перебил его Карса.
Спутники поднялись к основанию башни. С обращённой к морю стороны входа не оказалось. Хорошо вытоптанная, покрытая известняковой пылью тропинка уводила за угол, на другую сторону. Вокруг лежали грудами крупные глыбы желтоватого камня: многие из них явно приволокли издалека, на других виднелись следы зубила. Сама башня была выстроена из того же материала, однако шишковатая форма оставалась загадкой, пока Карса и Торвальд не подошли ближе.
Даруджиец протянул руку и провёл пальцами по одному из угловых камней.
— Эта башня сложена из окаменелостей! — прошептал он.
— Что такое окаменелости? — спросил Карса, разглядывая странные узоры, выдавленные в камне.
— Древняя жизнь, обратившаяся в камень. Думаю, учёные мужи уже придумали объяснение тому, как такое превращение могло произойти. Увы, образование я получил несистемное и… хм, получил неохотно. Смотри, вот — какая-то здоровенная раковина. А вот это похоже на позвоночник какой-то странной змеи…
— Это просто резьба, — заключил Карса.
Глубокий, рокочущий хохот заставил их обернуться. У поворота тропинки стоял мужчина — большой по нижеземским меркам, с очень тёмной, почти чёрной кожей. На нём не было рубахи, только изрядно проржавевшая кольчужная безрукавка. Мощные, напрочь лишённые жира мускулы вились по его рукам, плечам и торсу, точно крепкие канаты. Пояс поддерживал набедренную повязку из какого-то бесцветного материала. Голову нижеземца укрывала шапка, сделанная, похоже, из остатков капюшона, но Карса видел густую, посеребрённую сединой бороду.
Никакого оружия при незнакомце не было видно — даже ножа. Его зубы блеснули в улыбке.
— Сперва вопли с моря, а теперь парочка пришлых болтает по-даруджийски прямо под моей башней. — Мужчина чуть вздёрнул голову, чтобы посмотреть в лицо Карсе. — Я было подумал, что ты фенн, но ты ведь никакой не фенн, правда?
— Я — теблор…
— Теблор?! Ого, парень, далеко же ты забрался от дома!
Торвальд шагнул вперёд:
— Господин, ты прекрасно говоришь по-даруджийски, но я уверен, что слышу лёгкий малазанский акцент. Более того, по цвету кожи я бы предположил, что ты — напанец. Выходит, мы в Квон-Тали?
— А вы не знаете?
— Увы, господин, боюсь, не знаем.
Незнакомец хмыкнул, затем повернулся обратно к тропе:
— Резьба, ха!
Торвальд покосился на Карсу, затем пожал плечами и пошёл за напанцем.
Карса последовал за ними.
Дверь располагалась с противоположной стороны. Перед ней возникла развилка: одна тропа уходила к башне, а другая вела к насыпной дороге, которая отделяла побережье от тёмной полосы леса.
Напанец толчком открыл дверь и нырнул внутрь.
Торвальд и Карса невольно задержались на развилке, глядя на огромный каменный череп, который выполнял роль дверной перемычки. В длину он был в теблорский рост и протянулся от одного края стены до другого. Ряды похожих на кинжалы зубов заставили бы завидовать даже седого медведя.
Незнакомец вновь появился снаружи:
— Производит впечатление, да? Я собрал бо́льшую часть тела этого ублюдка. Должен был догадаться, что он окажется больше, чем я подумал сначала, но первыми нашлись предплечья, понимаете, а они такие крохотные, что я вообразил себе зверя не выше тебя, теблор, но с головой такого же размера. Ничего удивительного, что они вымерли, говорил я себе. Конечно, именно такие ошибки приучают человека к смирению и скромности, и — видит Худ — эта тварь меня посрамила от души. Входите — я чаю заварил.
Торвальд ухмыльнулся Карсе:
— Видишь, что бывает, если долго жить в одиночестве?
Оба вошли в башню.
И были ошарашены тем, что увидели внутри. Башня оказалась полой — только хлипкие леса тянулись к одинокому окошку в обращённой к морю стене. Пол хрустящим ковром покрывали каменные осколки. Со всех сторон протянулись под разными углами высохшие жерди, их соединяли перемычки и стягивали многочисленные верёвки. Эта конструкция окружала нижнюю часть каменного скелета: зверь стоял на толстых задних ногах, похожих на птичьи, но трёхпалых и с громадными когтями. Хвост вился по одной из стен цепью отдельных позвонков.