Впереди лежал горный кряж. Калам подъехал к подножию и мягким галопом послал лошадь вверх по склону.
Кроме того, Минала, похоже, держала всё под контролем. Она была прирождённым тираном, на людях и наедине с ним — на спальных мешках в полуразрушенной хижине, которую они делили друг с другом. Странно, но он понял, что, вообще-то, не питает отвращения к тирании. Всё работает, если есть кто-то непреклонный и способный командовать. И Калам был достаточно опытен, чтобы исполнять приказы, не оспаривая её главенство. Вместе с демоницей-аптор Минала поддерживала известную степень порядка, прививала кучу жизненно важных умений… Маскировка, выслеживание, подготовка засад, установка ловушек на двуногих и четвероногих, верховая езда, преодоление преград, замирание на месте, метание ножей и обращение с бесконечно разнообразным оружием, подаренным безумными правителями Пути, оружием, половина из которого была проклята, содержала в себе вредоносные чары или совсем не подходила для человеческой руки. Дети воспринимали эти уроки с пугающим рвением, и блеск гордости в глазах Миналы вызывал у убийцы… дрожь.
Армия, создаваемая для Престола Тени. Тревожная картина, мягко говоря.
Он достиг вершины. И внезапно остановился.
Огромные каменные врата венчали холм напротив — два столба, соединённых аркой. Внутри — вихрящаяся серая стена. По эту сторону травянистую вершину окутали бесчисленные, ничем не отбрасываемые тени, которые будто выпали из портала только затем, чтобы роиться у преддверия подобно потерянным призракам.
— Осторожно, — пробормотал голос рядом с Каламом.
Он развернулся и увидел в нескольких шагах от себя высокую фигуру в плаще и капюшоне, с двумя Гончими по бокам. Котильон и пара его любимцев — Крест и Бельмо. Звери сидели на покрытых шрамами задних лапах, устремив горящие глаза — зрячие и незрячие — на портал.
— С чего мне быть осторожным? — спросил убийца.
— О, из-за теней у врат. Они потеряли своих владельцев… но им сгодится любой.
— Так эти врата запечатаны?
Голова в капюшоне медленно повернулась:
— Дорогой Калам, это что, бегство из нашего мира? Сколь… постыдно.
— С чего бы вдруг я…
— Тогда почему твоя тень так целеустремлённо тянется вперёд?
Калам взглянул вниз и нахмурился:
— Откуда я знаю? Может, думает, что вон среди них ей будет лучше.
— Лучше?
— Веселее.
— А. Злишься, да? Я бы ни за что не догадался.
— Врёшь, — сказал Калам. — Минала меня выгнала. Но ты уже знаешь об этом. И потому решил найти меня.
— Я Покровитель убийц, — произнёс Котильон, — и не занимаюсь семейными ссорами.
— Даже если они очень бурные?
— А вы что, готовы поубивать друг друга?
— Нет. Я лишь хотел кое-что прояснить.
— И что же?
— Что ты здесь делаешь, Котильон?
Молчание бога было долгим.
— Я часто задаюсь вопросом, — сказал он наконец, — почему ты, убийца, не оказываешь почтения своему покровителю.
Брови Калама поползли вверх:
— С чего ты вдруг ждёшь этого? Побери нас Худ, Котильон, если бы ты был жаден до фанатичного поклонения, то на убийц даже смотреть не стоило. По своей природе мы несовместимы с самой мыслью о раболепии, если ты ещё не заметил. — Калам прервал тираду и повернулся взглянуть на окутанную тенями фигуру перед собой. — Вспомни, ты стоял за Келланведа до самого конца. Похоже, Танцор знал, что такое верность и подчинение…
— Подчинение?
В голосе бога прозвучал намёк на усмешку.
— Чистая целесообразность? Трудно поверить, если учесть всё, через что прошли вы оба. Ну да хватит об этом. О чём ты просишь, Котильон?
— Я о чём-то просил?
— Ты хочешь, чтобы я… послужил тебе, как последователь — своему богу. Выполнил некое задание, возможно, сомнительное. Я нужен тебе зачем-то, только ты никак не научишься просить.
Крест медленно поднялся с задних лап и потянулся, длинно и томно. Затем повернул массивную голову, упёрся взглядом блестящих глаз в Калама.
— Что-то Псы беспокоятся, — пробормотал Котильон.
— Я заметил, — сухо ответил убийца.
— Передо мной стоят некие задачи, — продолжал бог, — и они займут бо́льшую часть моего времени в ближайшем будущем. В то же время необходимо… предпринять некоторые… действия. Одно дело — найти верного подданного, и совсем другое — того, кто очень кстати оказался под рукой для, так сказать, практического использования…
Калам отрывисто засмеялся:
— Ты пошёл на охоту за верными слугами и обнаружил, что подданные твои — непригодны.
— Мы можем упражняться в интерпретации хоть целый день, — процедил Котильон.
Слова бога, прозвучавшие с заметной иронией, порадовали Калама. Несмотря на свою осторожность, он признавал, что Котильон ему нравится. Дядя Котильон, как называл его маленький Панек. Конечно, из Покровителя убийц и Престола Теней только первый, похоже, обладал какими-то остатками самокритики — а значит, был действительно способен к смирению. Даже если вероятность этого на самом деле была невысока.
— Согласен, — произнёс Калам. — Хорошо. Минала не желает видеть моё милое личико некоторое время. Так что более-менее я свободен…
— И без крыши над головой.
— …И без крыши над головой, ага. К счастью, в твоём мире, похоже, никогда не идёт дождь.
— Ах, — пробормотал Котильон, — мой мир.
Калам смотрел на Креста. Зверь упорно не отводил глаз. Убийца начал нервничать из-за этого непоколебимого взгляда.
— Вашу с Престолом Теней власть кто-то оспаривает?
— Трудно сказать, — пробормотал Котильон. — Были… потрясения. Волнение…
— Ты сам сказал, Псы беспокоятся.
— Действительно.
— И вы хотите узнать больше о возможном противнике.
— Да, хотим.
Калам посмотрел на врата, на кружащиеся тени у преддверия.
— Откуда мне начать поиски?
— Полагаю, оттуда, куда тебя приведут твои собственные желания.
Убийца посмотрел на бога и медленно кивнул.
Море успокоилось. В тусклом свете сумерек чайки перестали кружить над отмелями и уселись на пляже. Из прибитых к берегу брёвен Резчик соорудил костёр — больше от необходимости чем-то заняться, нежели из-за нехватки тепла, поскольку климат канского побережья был субтропическим, а бриз вздыхал слабо и жарко. Даруджиец набрал воды из источника у начала тропинки и теперь заваривал чай. Над головой замерцали первые ночные звёзды.
Вопрос, который задала ему днём Апсалар, остался без ответа. Резчик ещё не был готов вернуться в Даруджистан и вовсе не чувствовал спокойствия, которое, как он ожидал, должно было прийти после выполнения задания. Реллок и Апсалар наконец вернулись домой, но лишь затем, чтобы найти воцарившуюся здесь смерть, чей фатальный аромат проник в душу старика, — и на покинутом берегу одним призраком стало больше. Теперь для них здесь ничего не осталось.
Резчик хорошо понимал, что его собственные впечатления здесь, в Малазанской империи, были искажёнными и неполными. Единственная зловещая ночь в городе Малазе, затем три напряжённых дня в Кане, которые закончились убийствами. Конечно же, Империя была чужой страной, и стоило ожидать известного расхождения между нею и тем, к чему он привык в Даруджистане. Как бы там ни было, все виденные им картины повседневной городской жизни внушали твёрдое ощущение законности, порядка и спокойствия. Но даже так, именно мелочи его коробили больше всего. И подтверждали тот факт, что он здесь чужак.
В отличие от него Апсалар уж точно не чувствовала себя уязвимой. Казалось, она сохраняет абсолютное спокойствие и непринуждённость, что бы с ней ни происходило, — уверенность бога, который когда-то одержал её и оставил нечто, навек отпечатавшееся в её душе. Не просто уверенность. Резчик подумал снова о той ночи, когда она убила человека в Кане. Смертоносные навыки и ледяная точность, необходимая для их использования. Он с содроганием вспомнил, что многое из собственной памяти бога осталось при ней, уводя в прошлое, в те времена, когда бог был смертным человеком по имени Танцор. Среди этих воспоминаний была и ночь убийств — когда женщина, что стала затем Императрицей, повергла Императора… и Танцора.
По крайней мере, всё это она поведала сама — без каких-либо чувств и сентиментальности, так же небрежно, словно говорила о погоде. Воспоминания об ударах ножей, о пропитанной кровью пыли, что шариками раскатилась по полу…
Он снял котелок с углей и бросил горсть трав в дымящуюся воду.
Она ушла прогуляться на запад вдоль белого пляжа. В опустившихся сумерках он потерял её из виду и уже начинал волноваться, вернётся ли Апсалар когда-нибудь.
Бревно внезапно взорвалось искрами и просело. Море стало совершенно чёрным, невидимым; он даже не слышал плеска волн за потрескиванием костра. Дыхание бриза стало холодным.
Резчик медленно поднялся и отвернулся от моря — к чему-то, что двигалось во мраке позади костра:
— Апсалар?
Никакого ответа. Слабая дрожь под ногами, как если бы песок дрожал от шагов чего-то огромного… и четвероногого.
Даруджиец выхватил ножи и шагнул прочь от мерцающего света костра.
В десяти шагах на высоте своего роста он увидел два пылающих глаза, широких, золотых и, казалось, бездонных. Голова и тело под нею тёмным пятном чернели в ночи. От вида этой неясной громады Резчика бросило в дрожь.
— А-а, — донёсся голос из тени слева от него, — даруджийский отрок. Бельмо нашла тебя, прекрасно. Где твоя спутница?
Резчик медленно вложил клинки в ножны.
— Проклятая Гончая испугала меня, — пробормотал он. — Если у неё бельма на глазах, почему она смотрит прямо на меня?
— Ну, у неё не совсем точное имя. Она видит, но не так, как видим мы, — фигура в плаще вышла в световой круг костра. — Ты знаешь, кто я?
— Котильон, — ответил Резчик. — Престол Тени гораздо ниже ростом.
— Не так уж сильно, но, возможно, его жеманство излишне подчёркивает определённые черты.
— Что тебе нужно?