Жужжание мух и ос стало плотным, раздражающим шумом. Воздух в ущелье был жарким, а вонь невыносимой. Кулак Гамет ослабил застежку плаща, стащил потрепанный шлем. Фетровый подшлемник пропитался потом, кожа зудела, но из-за обилия назойливых мух ему не хотелось обнажать голову.
С небольшого южного бугра он следил, как Адъюнкт объезжает бойню на дне ущелья.
Три сотни сетийцев и почти сто коней мертвы, утыканы стрелами; их заманили в овраг с крутыми стенами. Времени много не понадобилось, даже учитывая необходимость объехать и собрать оставшихся лошадей. Хундрилы отстали от быстрых конников Сетийских равнин менее чем на звон, и не прикажи Темул виканам держаться позади, прикрывая основную армию… «да, их мы тоже потеряли бы». А так виканы предотвратили новый налет на обоз, само их присутствие вызвало неожиданное бегство врага — и не пролилось ни капли крови. Вожак воинов пустыни слишком осторожен, чтобы рисковать, попав между двух огней.
«Слишком хорош, чтобы надеяться на… необдуманные решения. Сетийцы же нарушили приказы, не выставив дозоры всадников по бокам авангарда, и поплатились жизнями. Все, чего ублюдку от нас нужно — новых глупостей».
Почему-то сцена внизу заставляла подниматься волоски на шее. Адъюнкт одиноко едет по бойне, выпрямив спину, и не мешает лошади двигаться по своей воле.
Проблема не в мухах, а в осах. Одно жало, и породистая лошадь сойдет с ума. Может вздыбиться и сбросить ее, сломав шею. Или помчаться в ущелье, а потом попробовать взбежать по отвесной скале — как пытались иные сетийские кони…
Однако животное только пробиралось среди тел, а облачка ос взлетали с пути, снова принимаясь за пиршество, едва лошадь с седоком пройдет мимо.
Старый солдат, стоявший рядом с Гаметом, харкнул и плюнул, а потом пробормотал извинения.
— Не нужно… капитан. Тяжелое зрелище, а мы так близко…
— Не потому, сэр. Но… — Он замолчал, качая головой. — Забудьте, сэр. Старые воспоминания.
Гамет кивнул: — У меня тоже есть несколько. Итак, кулак Тене Баральта желает знать, не нужно ли послать целителей. Ответ ты сам видишь.
— Так точно, сэр. — Мрачный старик-солдат развернул коня и ускакал. Гамет снова сосредоточился на Адъюнкте.
Та доехала до дальнего края, где тела были нагромождены у забрызганных кровью стен и, бросив долгий взгляд, натянула поводья, возвращаясь тем же путем.
Гамет надел шлем, застегнул ремешок.
Адъюнкт подъехала и встала рядом.
Никогда он не видел на ее лице столь сурового выражения. Женщина без женского очарования, говорили ему иногда люди почти с жалостью. — Адъюнкт.
— Он оставил многих ранеными. Думал, должно быть, что мы подоспеем вовремя. Ведь раненый малазанин лучше мертвого.
— Если их вождь желал задержать нас здесь.
— Так и было. Даже с запасами хундрилов наши ресурсы скудны. Потеря любого фургона скажется на всех.
— Тогда почему Ша'ик не послала своего воеводу против нас до переправы через Ватар? До Стены Вихря менее недели пути. Она купила бы себе месяц или больше, а мы подошли бы в гораздо худшей форме.
— Вы правы, Кулак. И ответа у меня нет. Темул оценил силы отряда налетчиков в две тысячи — совершенно уверен, что дневная атака на фланг показала все силы врага. Он видел запасных коней, в том числе забранных у сетийцев. Скорее это целая армия для набега.
Гамет чуть поразмыслил и хмыкнул. — Наш противник как будто смущен и спорит сам с собой.
— Мне то же самое подумалось. Но на данный момент нужно решить дело с вождем, или он заставит нас истечь кровью.
Гамет повернул коня. — Значит, пора поговорить с Желчем, — ответил он и скривился. — Сумей мы стащить с них прадедушкины доспехи, они могли бы въехать на гору и не вспотеть.
— Этой ночью мне нужна вылазка морпехов, кулак.
Его глаза сузились. — Морпехов? Не на лошадях? Для усиления пикетов?
Она глубоко вздохнула. — В году одна тысяча сто сорок седьмом Дассем Альтор столкнулся с подобной ситуацией, но армия у него была много меньше, а три кочевых племени нападали почти каждую ночь.
Чуть помолчав, Гамет кивнул: — Помню тот сценарий, Адъюнкт, и помню его ответ. Ночью морпехи поработают.
— Позаботьтесь, чтобы они поняли, что требуется.
— Там есть ветераны. Но я планирую лично руководить операцией.
— Это не…
— Что вы, Адъюнкт… Простите, но я пойду.
— Хорошо.
«Одно дело — сомневаться в способностях командира, и совсем иное — в собственных».
В одхане были распространены три типа скорпионов, причем одни не терпели других. На второй неделе Смычок отвел товарищей-сержантов в сторонку и объяснил план. И Геслер и Бордюк оказались сговорчивыми, особенно в части равной дележки прибылей. Бордюк первым вытянул камешек необычного цвета и быстро выбрал Краснозадого Ублюдка — похоже, здесь это был самый крутой тип скорпионов. Геслер пожелал себе янтарного Всё Наружу — названного так за прозрачный панцирь, под которым, если глядеть внимательно, можно видеть вихревое движение разнообразных ядов.
И тут оба сержанта с жалостью посмотрели на компаньона. Вот подстава Повелителя — человек, первым всё придумавший, получает Какашку, крошечного, плоского, черного и весьма похожего именно на воробьиное это самое. Разумеется, прибыль все равно будет поровну, и только в приватных пари между троими Смычок останется с носом.
Но Смычок выказал лишь слабое разочарование, оставшись с Какашкой. Ответил легким пожатием плечами и подобрал горсть камушков для жребия. Ни Геслер, ни Бордюк не заметили ухмылки старого сапера, как и якобы случайного взгляда в сторону сидящего на валуне Каракатицы — взгляда, на который было отвечено легчайшим из кивков.
Они занимались ловлей своих чемпионов во время перехода, но преуспели только на закате, когда мерзкие мелкие твари выползают из укрытий в поисках всего, что можно убить.
Слухи разлетелись быстро, начались ставки; солдата Бордюка, Навроде, выбрали в букмекеры, ибо он был наделен необычайной способностью запоминать мелочи. Затем в каждом взводе был выбран Заводчик, а они выбрали Тренеров.
В день после набега и резни сетийцев Смычок замедлил шаг, оказавшись рядом с Бутылом и Тарром. Хотя на лице была написана беззаботность, правду сказать, в желудке у него бурлила желчь. Четырнадцатая нашла себе большого скорпиона в пустошах, и он уже успел ужалить. Настроение у солдат было никакое, уверенность заколебалась. Ясно, никто взаправду не верил, что им придется омыться собственной кровью. Нужно было что-то менять.
— Как наш Радостный, Бутыл?
Маг пожал плечами: — Голоден и зол как всегда, сержант.
Смычок кивнул. — А как идет тренинг, капрал?
Тарр нахмурился из-под низкого шлема: — Думаю, хорошо. Надо только придумать, как его тренировать, и пойдет дело.
— Чудно. Ситуация кажется идеальной. Первый бой ночью, через звон после остановки.
Оба солдата завертели головами. — Ночью? — спросил Бутыл. — После всего…
— Ты меня слышал. Геслер и Бордюк натаскивают своих красавцев, как и мы. Мы готовы, парни.
— Толпа соберется, — покачнул головой Тарр. — Лейтенант непременно удивится…
— Думаю, не один лейтенант, — ответил Смычок. — Но большой толпы не будет. Мы используем старую систему «передай-словечко». Новости пойдут по всему лагерю.
— Радостного нашпигуют, — пробурчал Бутыл, и лицо его омрачилось. — А я его кормил каждую ночь. Сочными плащовками… он ловко их проткнул и начал есть, пока не остались два крылышка и катышек. А потом он провел полдня, чистя жвалы и облизывая губы…
— Губы? — спросила Улыба, шагавшая на трех позади. — Какие губы? У скорпионов нет губ…
— Тебе откуда знать? — возмутился Бутыл. — Ты даже близко…
— Если я подхожу к скорпиону близко, то убиваю. Как и должен делать любой разумный…
— Разумный? — крикнул маг. — Ты берешь их и начинаешь отрывать части! Хвостик, ножки, жвалы — ничего более жестокого за жизнь не видал!
— Ну разве это не близко, чтобы разглядеть губы?
— И до чего ты дойдешь, вот интересно… — пробормотал Тарр.
Бутыл кивнул: — Знаю, это удивительно. Он такой крошечный…
— Наша тайна, — спокойно отозвалась Улыба.
— Э?
— Вот почему я выбрала Какашку.
— Ты не выбира…
В наступившей тишине подозрения Смычок молча кивнул. И пожал плечами. — Охота — такое дело. Легкое. Какашке не нужно быть… умелым, убивая бабочку без крыльев. Но когда им приходится драться, защищая территорию или потомство — вот тогда бывают сюрпризы. Думаешь, Бутыл, Радостный сегодня проиграет? Ждешь, что твое сердце разорвется? Расслабься, парень, старый Смычок всегда помнит о нежности твоих чувств…
— Могли бы оставить этого «Смычка», сэр, — не сразу ответил Бутыл. — Мы все знаем, кто вы. Знаем настоящее имя.
— Ох, вот невезение. Дойдет до командования…
— Нет, Скрипач, не дойдет.
— Намеренно — нет, но в пылу боя?
— Кто в бою будет слушать наши панические вопли, сержант?
Скрипач метнул на молодого человека оценивающий взгляд и кивнул. — Верно замечено. Но все же будьте осторожнее, когда что-то где-то рассказываете.
— Да, сержант. А вы объясните, о каком сюрпризе шла речь?
— Нет. Подождете — увидите.
Смычок замолчал, заметив едущую вдоль колонны группу. — Прямее спины, солдаты. Офицеры близко.
Кулак Гамет, видел сержант, постарел и стал казаться измученным. Снова встать в строй — всегда плохо, потому что первое, от чего избавляется старый солдат, это «становая жила», и вернуть ее трудно, а скорее всего невозможно. Скрипач смотрел на скачущего мужчину и ощущал дрожь беспокойства.
С Гаметом были капитан Кенеб и лейтенант — последний столь мрачный на лицо, что это казалось почти комическим. Маска офицера, надевая которую, тот хочет казаться бывалым профессионалом. Но на самом деле похоже на гримасу страдающего запором. Кто-нибудь должен ему намекнуть…