— Спасибо, Гамет. А теперь идите спать. В шатер…
— Т'амбер. Да, Адъюнкт.
Она вздернула бровь: — Я слышу неодобрение?
— Так точно. Не мне одному нужно поспать. Возьми нас Худ, эта ночь хуже хищника.
— До утра, Кулак.
Он кивнул. — Да. Спокойной ночи, Адъюнкт.
Один лишь человек сидел около гаснущего костра, когда вернулся Смычок.
— Что ты делаешь, Каракатица?
— Уже выспался. А ты будешь утром ноги волочить, сержант.
— Не думаю, что хоть кто-то спит, — буркнул Смычок, садясь скрестив ноги напротив грузного сапера.
— Все это слишком далеко, — прогудел Каракатица, бросая в огонь последний кизяк.
— А чувствуется как свое.
— Не ты идешь по следам павших товарищей, Скрип. И все равно — слишком далеко.
— Ну, не знаю, о чем ты. Верю на слово.
— Кстати, спасибо за припасы.
Смычок хмыкнул: — Чертовская штука, Карак. Мы ищем и ищем, и вроде бы они для боя предназначены — а мы их копим, никому не показываем — на случай, если нам прикажут их использовать.
— Вот ублюдки!
— Да, ублюдки.
— Один я использовал бы, — признался Каракатица. — Подползя под ноги Корболо Дому. И пусть меня Худ с ним заберет, все равно.
— Что-то мне подсказывает: Еж так и сделал. Он всегда кидал слишком близко — в этом типе глиняных осколков столько, что можно полку заполнить. — Он неспешно качал головой, не сводя глаз с умирающего огня. — Хотелось бы там быть. И всё тут. Вискиджек, Ходунок, Колотун, Хватка, Быстрый Бен…
— Быстрый не умер. После твоего ухода я слышал: Тайскренн сделал вашего колдуна Верховным Магом.
— Ну, это не удивляет. Значит, выжил. Интересно, Паран еще был капитаном…
— Он умер с ними.
— Брат Адъюнкта. Интересно, горюет ли она?
— Интерес — напрасная трата времени, Скрипач. У нас здесь под началом парни и девчонки. Воины Корболо знают, как сражаться. Думаю, нас побьют, мы поплетемся к Арену поджав хвосты — но второй Упряжки не будет. Далеко не уйдем.
— Какое замечательное пророчество, Карак.
— Да ладно. Я убью предателя-напана и его мага. Если сумею.
— А если близко не подберешься?
— Тогда возьму их побольше. Назад не вернусь, Скрип. Хватит.
«Только вспомни, когда момент настанет». — Что там насчет заботы о новобранцах?
— Э, тут не прогулка, верно? Поход. Мы доведем их до битвы, если сможем. А потом поглядим, какое железо они держат.
— Железо. — Смычок улыбнулся. — Давно я не слышал этих слов. Раз мы жаждем мести, ты мечтаешь о горячем железе?
— Ты ошибся. Погляди на Тавору — от нее жара не дождешься. В этом она похожа на Колтейна. Все очевидно, Скрипач. Железо должно быть холодным. Холодным. Если охладимся в достаточной мере, кто знает, может, и имя заслужим.
Смычок протянул руку над костром, постучал по костяшке на поясе сапера: — Думаю, начало положено.
— Возможно, сержант. Это и знамена. Начало. Она знает себя, помяни мое слово. Она знает.
— А нам выпало показать это всем.
— Да, Скрип, именно нам. Ну, иди. Эти часы я проведу в одиночестве.
Кивнув, сержант встал. — Похоже, я все же смогу заснуть.
— Тебе помогла моя искрометная речь.
— А то.
Пока Смычок пробирался к небольшой палатке, что-то в словах Каракатицы не желало уходить из памяти. «Железо, холодное железо. Да, в ней это есть. А мне нужно хорошенько поискать его в себе».
КНИГА ТРЕТЬЯ ЧТО-ТО ЛОМАЕТСЯ
Искусство Рашана исходит из напряжения, связующего игры света, но имеет аспект растворения — создания тени и тьмы, хотя тьма в нем не абсолютна, как в старинном садке Куральд Галайн. Нет, эта темнота особенная — она существует не из-за отсутствия света, но по праву зримости.
Глава 12
Свет, тень и тьма — Война бесконечная.
Блестящие серебром доспехи висели на Т-образной стойке. Масло капало с кольчуги длиной до колен, образовав лужицу на каменном полу. Рукава были длинными и довольно узкими; эта вещь явно использовалась много раз, ряды колец чинились вставками из более темного железа.
Рядом на отдельной железной подставке с крюками ждал двуручный меч. Ножны покоились на крюках, расположенных ниже. Меч был необычайно тонким, с удлиненным скошенным острием и заточкой по обеим краям. Поверхность, кроме желобка посредине, была покрыта странными пятнами синего, красного и серебристого оттенков. Рукоять — круглая, обмотанная шелковой нитью — заканчивалась навершием в виде полированного гематитового шара. Ножны черного дерева были скреплены двумя серебряными полосами, а более ничем не отделаны; перевязь сделана из тонких, кажущихся ненадежными черных цепей.
Кольчужные перчатки лежали на деревянной полке; тусклый шлем представлял собой обычный шишак с решеткой из тупых прутьев впереди. Полосы железа опускались, словно пальцы мощной руки, защищая нос, щеки и рот. С заднего гребня свисал кольчужный «хвост омара».
Стоя на пороге скромной, с низким потолком комнаты, Резак следил за готовившимся к облачению Даристом. Юный дарудж не мог поверить, что такие прекрасные доспехи и оружие, видевшие десятилетия, если не столетия практического использования, принадлежат этому седовласому старику, более походящему на рассеянного ученого — взор его имел постоянно недоуменное выражение, он двигался, словно старался беречь хрупкие кости…
«Однако я испытал на себе силу старого Анди. Есть в его движениях некая обдуманность… узнаю, я видел то же в другом Тисте Анди, за океан отсюда. Расовая черта? Возможно, но она отдается шепотом тревоги в моих костях».
Дарист стоял перед доспехами, словно застыв в каком-то внезапном размышлении — или он забыл, как все это надевать?
— Тисте Эдур, Дарист, — сказал Резак. — Сколько их?
— Выживем ли мы в схватке, ты об этом? Вряд ли. По меньшей мере пять кораблей пережили шторм. Два дошли до берега и высадили экипаж. Могло быть и больше, но они сцепились с малазанским флотом, случайно оказавшимся поблизости. Мы следили за битвой с утеса Пураль… — Тисте Анди неспешно оглянулся на Резака. — Твои люди были хороши, куда сильнее, чем воображали Эдур.
— Морская битва между малазанами и Тисте Эдур? Когда это было?
— Возможно, неделю назад. Было всего три малазанских дромона, и каждый ушел в пучину не один. Среди людей был сильный маг — обмен колдовскими ударами произвел на нас впечатление…
— Вы и ваши родичи следили? И не помогли? Вы же знали, что Эдур ищут остров!
Дарист шагнул к кольчуге, без видимых усилий снял его со стойки. — Мы больше не покидаем острова. Много десятков лет назад мы решили остаться в изоляции.
— Почему?
Тисте Анди не отвечал. Он влез в рукава, надел кольчугу — та скользнула легко, словно была сделана из воды. Потянулся за мечом.
— Похоже, он готов сломаться от удара более тяжелого оружия.
— Не сломается. У этого необычного меча много имен. — Дарист снял меч с крюков. — Создатель назвал его Мщением. Тэн Арк на нашем языке. Но я называю его К» орладис.
— Что означает?
— Горе.
Резака пробрал холодок. — Кто его сделал?
— Мой брат. — Он вложил клинок в ножны, надел перевязь на плечи. Потянулся за перчатками. — Прежде чем нашел другой, более соответствующий его природе. — Дарист повернулся, окинул Резака взглядом относа до пят и обратно. — А ты хорошо умеешь обращаться с ножами, которые держишь при себе?
— Достаточно хорошо. Но я не люблю лить кровь.
— Тогда для чего они? — спросил Тисте Анди, надевая шлем. Резак пожал плечами; он сам хотел бы знать точный ответ. — Ты намерен сразиться с Эдур?
— Если они ищут трон, да.
Дарист неспешно склонил голову набок. — Не твоя битва. Почему ты решил помогать нашему делу?
— На Генабакисе, моей родине, Аномандер Рейк и его последователи решили сражаться против Малазанской Империи. Это не была их битва, но они решили вступить в нее.
Он с удивлением заметил, что лицо старика за кривыми пальцами забрала исказилось кривой усмешкой. — Интересно… Хорошо, Резак, иди со мной — но предупреждаю: это будет последней твоей схваткой.
— Надеюсь, что нет.
Дарист вывел его из комнаты в широкий вестибюль, сквозь низкую, отделанную черным деревом арку. Коридор казался вырезанным из массива древесины — громадного ствола поваленного дерева? Конец терялся в сумраке. Пологий путь вел вверх.
Резак шагал за Анди. Кольчуга старика тихо шелестела, словно дождь на песчаном пляже. Проход вдруг закончился вертикальной шахтой. Узкая лестница из корней вела к бледному кругу далекого света.
Дарист поднимался медленно, размеренно; Резак подпрыгивал на ступенях на шаг позади, пока мысль о скорой смерти не овладела им, наполнив мышцы тупой усталостью. Он уже с трудом поспевал за дряхлым Тисте Анди.
Наконец они оказались на засыпанных листьями плитах. Солнце посылало лучи из узких окон и прорех в крыше, высвечивая пыль. Казалось, буря без вреда миновала это место. Одна из стен почти целиком рухнула. К ней и двинулся Дарист.
Резак поспешил следом. — Немного починки, и это место стало бы удобно защищать, — пробормотал он.
— Постройки на поверхности не андийские, а эдурские. Они были в руинах, когда мы прибыли.
— Близко ли враги?
— Прочесывают лес. Осторожно — знают, что не одни.
— Многих ли вы чувствуете?
— В первой партии около двух десятков. Мы встретим их во дворе. Там достаточно места для игры мечей и есть стена, чтобы прижаться в последний миг.
— Дыханье Худа, Дарист! Если мы отгоним их, вы, похоже, помрете от потрясения.
Тисте Анди искоса глянул на даруджа и махнул рукой: — За мной.
Они пересекли шесть разрушенных комнат, прежде чем оказаться во дворе. Увитые лозами стены были вдвое выше человеческого роста, под растительностью виднелись тусклые фрески. Напротив дверного проема, из которого они вышли, виднелась арка ворот; дальше неразбериха усыпанных иголками хвои корней и валунов уводила в заросли громадных деревьев.