Тень скользнула по лицу Калама, разбудив его. Он открыл глаза.
Сверху, размываемое волнами жары, нависло морщинистое лицо старика. Дальхонезец, почти лысый, торчащие уши, губы скривились в усмешке. — Я искал тебя! — обвиняюще заорал он по-малазански. — Где ты был? Зачем лежишь тут? Не знаешь, что пора?
Калам снова закрыл глаза. — Искал меня? — Он потряс головой. — Никто меня не ищет, — продолжил он, заставляя себя снова разлепить веки, хотя даже отраженный от почвы свет ослеплял. — Ну, то есть с недавних пор…
— Идиот. Сварившийся на солнце дурак. Глупец… Но, может, мне лучше сюсюкать над ним и даже ободрять? Это его обманет? Надеюсь. Изменить тактику, да. Ты! Убил эн» карала? Впечатляет! Поражает! Но воняет. Ничего нет хуже гнилого эн» карала, хотя если подумать… ты обгадился. К счастью, твой обильный мочой друг нашел меня и привел сюда. Ох, он пометил эн» карала — что за вонь! Шкура дымится! Но он тебя понесет. Да, в мое зловещее убежище…
— Кто ты, во имя Худа? — спросил Калам и попытался сесть.
Хотя паралич прошел, но он весь был в засохшей крови, раны жгли как уголья, все кости казались сломанными.
— Я? Ты не знаешь? Не опознаешь источаемую мной всезнаменитость? Всезнаменитость? Должно быть такое слово! Я его использовал. Знаменитость всем. Разумеется. Самый преданный служитель Тени! Высочайший Архижрец Искарал Паст! Бог бхок'аралов, проклятие пауков, Владыка Обманщик для всех на свете Солтейкенов и Д'айверсов! А теперь и твой спаситель! Кажется, ты должен был мне кое-что доставить. Костяной свисток? Может, маленький мешочек? Данный тебе в тенистом королевстве особо затененным богом? Мешок, дурачина, полный сумрачных диамантов!
— Так это ты? — каркнул Калам. — Спасите нас боги. Да, диаманты со мной… — Он попытался сесть, потянулся за кошелем в поясе — мельком заметил в тенях за спиной старика демона-азалана — и впал в беспамятство.
Очнувшись снова, обнаружил себя лежащим на каменной плите, подозрительно похожей на алтарь. На стенах мерцали масляные лампы. Воздух в комнатке был спертым.
Наложенные мази — и, похоже, магические приемы — заставили его ощутить себя свежим, хотя суставы и оставались скованными, словно он давно не шевелился. Вместо одежды его укрывала жесткая от грязи накидка. Горло совсем пересохло.
Ассасин не спеша сел, поглядел на розовые шрамы от когтей эн» карала и чуть не подпрыгнул от шелеста на полу. Какой-то бхок'арал метнул на него через узловатое плечо испуганный, странно виноватый взгляд и метнулся в дверь.
На тростниковом мате стоял кувшин с водой и глиняная чашка. Сбросив покрывало, Калам пошел к ним.
Появившийся в углу узел теней привлек его внимание, и чашка в руке Калама не дрогнула, когда на месте теней оказался Искарал Паст.
Жрец горбился и тревожно глядел за дверь. Потом он на цыпочках подкрался к ассасину. — Теперь лучше, да?
— Зачем шептать?
Старик вздрогнул: — Тихо! Жена!
— Она спит?
Крошечное лицо Искарала Паста так походило на морду бхок'арала, что Калам начал гадать о его происхождении. «Нет, Калам, не будь смешным…»
— Спит? — подскочил жрец. — Она никогда не спит! Нет, дурак, она охотится…
— Охотится? На кого?
— На меня, разумеется. — Глаза блестели, голова дергалась. — Но нашла она меня? Нет! Мы не видели друг дружку месяцы! Хе, хе! Идеальный брак. Я никогда не был счастливей. И ты попробуй.
Калам налил себе вторую чашку. — Хочу есть… — Но Искарал Паст исчез. Ассасин удивленно огляделся.
Сандалии шлепали в коридоре; в дверном проеме появилась диковолосая старуха. Дальхонезка, что не удивительно. Вся в паутине. Женщина сверкала глазами: — Где он? Был здесь, верно? Чую его! Ублюдок был здесь!
Калам пожал плечами. — Слушай, я голоден…
— А я аппетитна? — буркнула старуха. Быстрый оценивающий взгляд. — Потерпи уж. — Она начала обыскивать комнатку, нюхать в углах, даже в кувшин заглянула. — Я знаю все комнаты, все укромные места, — бормотала она, покачивая головой. — Почему бы нет? Перетекая, я повсюду…
— Ты Солтейкен? Ага, пауки…
— Ох, ну разве ты не умен и не высок!
— Почему бы не перетечь сейчас? Ты нашла бы…
— Тогда на меня бы охотились! О нет, старая Могора не глупа, ее не проведешь! Я его найду! Следи! — Она выбежала их комнаты. Калам вздохнул. Если повезет, с этой парочкой придется ютиться недолго…
Искарал Паст шепнул в самое ухо: — Почти!
Скула и лобная кость были разбиты, куски болтались на полосах сухой кожи и сухожилий. Если бы глаз Онрека не стал твердым орешком в глубине орбиты, удар белого как слоновая кость скимитара Лиосан заставил бы его вывалиться.
Конечно, его зрение не ухудшилось, ибо зависело лишь от призрачного огня Ритуала Телланна, незримой ауры вокруг изувеченного тела, обжигающей памяти о здоровье и целостности. И все же потеря левой руки породила какое-то неудобство, словно созданный ритуалом призрак истекал вполне осязаемой кровью. Уходила сила и самость, воин-Имасс ощущал, как путаются мысли, как его забирает некая эфемерная немочь.
Он неподвижно наблюдал, как сородичи готовят обряд. Он отныне оказался снаружи, ему не дано соединиться с их духами. Он видит лишь физическую оболочку, а призрачные формы стали незримыми.
Иссохшие трупы. Зловещие. Лишенные величия, насмешка над всей прежней славой. Долг и смелость во плоти, вот что такое Т'лан Имассы уже сотни тысяч лет. Но раз выбора нет, и долг и смелость стали пустыми, бессмысленными словами. Без дара жизни, висящего над головами словно меч, любые деяния и мотивации лишены ценности. Любые.
Онрек понял, что видит ныне Т'лан Имассов так, как видят их все чужаки. Видит жутких неупокоенных воинов.
Пережитки прошлого, не желающие рассыпаться пылью. Грубые напоминания о решимости и черствости, о верности обетам, доведенной до безумия.
«Таким видели и меня. Возможно, и сейчас видят. Тралл Сенгар и эти Лиосан. Что же мне ощутить? Должен ли я ощутить хоть что-то? Уже давно чувства перестали иметь значение…»
Тралл Сенгар сказал сзади: — Будь на твоем месте кто-то другой, Онрек, я решил бы, что он глубоко задумался.
Он сидел на низкой стене, у ног был ящик с морантскими припасами.
Тисте Лиосан разбили лагерь неподалеку, отмерив линии дозоров, сложив обломки камней в вал и поставив отдельные палатки для каждого. Лошади стояли в огороженном веревками загоне. Во всем была видна тщательность, граничащая с одержимостью.
— С другой стороны, — продолжил чуть спустя Тралл, — вы можете быть поистине великими мыслителями, решившими все важнейшие загадки. Владельцами единственно верных ответов… Надо только правильно задать вопрос. Я благодарен за дружбу, Онрек, но признаюсь: нахожу тебя неизмеримо разочаровывающим.
— Разочаровывающим? Да. Мы такие.
— А спутники хотят разбросать то, что от тебя осталось, едва мы выберемся отсюда. На твоем месте я уже бежал бы за горизонт.
— Бежать? — Онрек поразмыслил и кивнул: — Да, так и сделали ренегаты, те, за которыми мы гонимся. Теперь я их понимаю.
— Они не просто сбежали. Они нашли кого-то или что-то, чтобы служить, чтобы заключить союз. А для тебя сейчас такого выбора нет. Или ты решишь выбрать Лиосан?
— Может, тебя.
Тралл метнул ему удивленный взгляд и усмехнулся. — Забавно.
— Конечно, — кивнул Онрек, — Монок Охем увидит в этом преступление, равное преступлению ренегатов.
Т'лан Имассы почти закончили приготовления. Гадающий очертил в грязи круг двадцати шагов в ширину, использовав острое ребро бхедрина, разбросал внутри какие-то семена и распылил споры. Ибра Гхолан и двое воинов поставили в дюжине шагов некий монумент, наложив рядами кирпичи из развалин. Монок Охем отдавал им распоряжения. Свет и тени от двух солнц старались им помешать, как только могли.
— Нелегкое дело, — заметил Тралл, следя, как Т'лан Имассы поддерживают груду кирпичей. — Похоже, кровь еще побудет со мной.
Онрек неспешно развернул изуродованную голову и вгляделся в Тисте Эдур. — Это тебе нужно бежать, Тралл Сенгар.
— Твой Гадающий объяснил, что нужна одна или две капли.
«Мой Гадающий… Уже не мой». — Да, если все пройдет хорошо.
— Тисте Лиосан. Куральд Тюрллан, так они назвали свой садок. Сенешаль Жорруде не колдун, а воин-жрец.
Тралл наморщил лоб:- У моего народа, Тисте Эдур, это одно и то же….
— Сенешаль должен склоняться перед своей силой. А колдун силой повелевает. Твое положение опасно, Тралл Сенгар. Ты решил, что силу дает добрый дух. Но если дух сменился, ты даже не заметишь этого. И станешь жертвой, орудием, которым манипулируют ради непонятных целей.
Онрек замолчал, уставившись на Тралла… ибо глаза Тисте Эдур заволокла смертельная бледность, словно он узрел ужасающее откровение. «Итак, я дал ответ на вопрос, который ты даже не придумал. Увы, я не всезнающ». — Дух, даровавший сенешалю силу, может быть испорченным. Нет способа узнать… пока все не случится. Но даже тогда… злобные духи искусно умеют прятаться. Тот, кого зовут Оссерик, потерян. Люди зовут его Озриком. Нет, я не знаю, откуда Монок Охем почерпнул свои сведения. Итак, рука за силой сенешаля принадлежит, возможно, не Оссерику, а некоей другой сущности, принявшей вид и имя Оссерика. Но Тисте Лиосан ничего не знают.
Было очевидным, что Тралл сейчас не способен ответить или задать вопросы, так что Онрек просто продолжил, удивляясь, куда делась обычная его скромность: — Сенешаль говорил об их охоте. Они преследуют нарушителей, прошедших сквозь их яростный садок. Но это не наши ренегаты. Куральд Тюрллан не изолирован. Он лежит близко к нашему Телланну, ведь Телланн пьет из него. Огонь есть жизнь и жизнь есть огонь. Огонь — война против холода, убийца льда. Наше спасение. Гадающие по костям использовали Куральд Тюрллан. Возможно, это могут и другие. Враждебность Тисте Лиосан не принималась во внимание, ведь никто не знал, что они еще существуют.