ко дома, сидя в обнимку с маминой фотографией.
Тетя Тоня забрала Варю с собой в Зеленоград, сказала, что ребенка нужно обследовать в хорошей больнице, что девочка уж больно худенькая для своих шести лет, может, там и еще какие проблемы имеются, не приведи господь.
В Зеленограде диагноз доктора со «Скорой помощи» подтвердился. У Вари обнаружили бронхиальную астму и аллергию на кошачью шерсть, выписали какие то таблетки и странную штуку под названием «ингалятор», лекарством из которого нужно было дышать во время приступа. Варя пробыла в гостях у тети целое лето. За все это время у нее не случилось ни одного приступа и, что самое главное, Черная дама ей больше не снилась. Она уже начала надеяться, что и болезнь, и кошмары ушли навсегда, но стоило только вернуться в родной город, как все началось сначала: и ингалятор стал вещью жизненно необходимой, с которой Варя не расставалась ни на минуту, и Черная дама продолжала преследовать ее во снах.
К тому времени, когда Варя перешла в девятый класс, папа стал уже запойным. Теперь он пил не таясь, по большей части не дома, а где то в городе с «друзьями». И с работы его уволили. Три года закрывали глаза на его бесконечные пьянки – жалели. А потом по вине отца случилась авария, и жалеть его сразу перестали. Неделю после увольнения папа пил беспробудно, не обращая внимания ни на Варины уговоры, ни на слезы. Он пришел в себя только тогда, когда у нее случился жуткий приступ астмы и ее забрала «Скорая». Вечером того же дня он явился к ней в больницу, помятый, измотанный, но тщательно выбритый и трезвый, как стеклышко. Отец просил дать ему второй шанс, обещал завязать с выпивкой и взяться за ум. Вообще то шанс этот был не второй и даже не третий, но Варе хотелось верить. Она любила отца и знала, что он ее тоже любит.
Намного дольше, чем Варю, пришлось уговаривать районного участкового и строгую тетеньку из социальной службы. Тетенька считала, что Варю следует немедленно оформить в детский дом и тем самым «оградить неокрепшую детскую душу от тлетворного влияния такого морально неустойчивого и неуклонно деградирующего типа, как ее отец». А участковый просто поговорил с папой по мужски и убедил, что если тот не прекратит безобразничать, то дочки ему не видать как своих ушей. Наверное, в папе еще оставалось что то от себя прежнего, ответственного и со всех сторон положительного, а может быть, подействовали угрозы. Во всяком случае, отцу удалось продержаться почти год, до Вариного шестнадцатилетия…
Тетя Тоня приехала накануне ее дня рождения, привезла много вкусностей и ворох красивой одежды для Вари.
– Варвара, ты уже большая и должна одеваться как настоящая леди.
У тети Тони был хороший глазомер и отличный вкус. Все ее подарки приходились Варе впору и смотрелись умопомрачительно, настолько умопомрачительно, что Варя не отваживалась их надевать…
В тот памятный день, помимо одежды, у тети Тони нашелся для нее еще один удивительный подарок. Золотой медальон в виде остроухой кошачьей мордочки на цепочке затейливого плетения. Вместо глаз у кошки были искрящиеся зеленые камешки.
– Это мне? – Медальон был таким красивым, что Варя не решалась взять его в руки.
– Тебе, Варвара, – грустно улыбнулась тетя.
– А откуда он?
– Этот медальон – фамильная драгоценность. Твоя покойная мама рассказывала, что он передается из поколения в поколение более трех веков. От матери к дочери.
– Трех веков?!
– Да, она так говорила.
Медальон и в самом деле казался не новоделом, а старинным украшением. Металл на ощупь был теплым и, казалось, светился изнутри.
– Очень красиво. Можно мне его надеть?
– Да, твоя мама, когда заболела, передала медальон мне на хранение, велела отдать его тебе в день твоего шестнадцатилетия. Теперь, Варвара, он твой. Надеюсь, он принесет тебе счастье.
– Спасибо, тетя Тоня! – Варя повисла у тети на шее. – Спасибо тебе большое!
– Мне то за что? Считай, что это подарок от твоей мамы.
Отец вернулся с работы вечером. Варя с тетей Тоней к тому времени уже накрыли праздничный стол.
– Что это?!
Варя еще не успела ничего рассказать про подарок. Папа увидел все сам и побледнел так сильно, что она испугалась, что ему станет плохо.
– Папа, это…
– Я спрашиваю, что это?! – Отец смотрел теперь только на тетю Тоню.
– Это подарок, – та обняла Варю за плечи.
– Я же велел тебе избавиться от этой мерзости! Сжечь! Утопить! Зарыть в землю!
– А твоя покойная жена просила передать его Варе. Саша, я не понимаю, почему ты злишься? Посмотри, какая красивая вещь, и девочке она к лицу.
– Дьявольская игрушка! – Отец рухнул на стул, сжал виски руками. – Это она убила Анну.
– Саша, не говори глупостей! – прикрикнула тетя Тоня. – Анечку никто не убивал. Это болезнь, трагическая случайность, и украшение тут совершенно ни при чем.
– Доча, – отец с мольбой посмотрел на Варю, – умоляю – сними это!
Она любила своего отца, старалась ничем его не расстраивать и слушалась его беспрекословно, но сейчас все внутри нее воспротивилось этой просьбе. Снять медальон, который триста лет принадлежал женщинам ее рода?! Ни за что! И мама хотела, чтобы она его носила. Медальон нагрелся чуть сильнее и, кажется, даже заурчал, одобряя ее решение.
– Ты должна его снять! – Отец встал из за стола, в его голосе послышалась угроза: – Сними его немедленно!
Варя накрыла медальон ладонью, испуганно попятилась. На какое то мгновение ей показалось, что отец ее ударит, но он лишь обреченно покачал головой, сказал, глядя прямо перед собой:
– Все как всегда. Я не в силах это остановить.
День рождения получился безрадостным. Тетя Тоня пыталась восстановить мир, но получалось у нее не слишком хорошо. Отец молчал и о чем то сосредоточенно думал, а Варю обуревали два противоречивых чувства: радость из за обладания медальоном и вина перед отцом.
Тетя Тоня уехала на следующее утро, а вечером папа не вернулся домой ночевать. Варя знала, что это может означать: отец сорвался, в который уже раз ушел в запой. Его не будет два или три дня, может, даже неделю, а потом он вернется, грязный, дурно пахнущий, с глазами несчастными и просительными, как у побитого пса. И с ним надо будет возиться, точно с младенцем: уговаривать сначала помыться, потом переодеться, потом покушать и лечь спать. А ночью папа непременно проснется и станет проверять, хорошо ли заперты окна и двери или, того хуже, гонять по дому невидимых черных кошек.
Вот так, для кого то вестниками белой горячки были зеленые черти, а для Вариного папы – черные кошки. Таких моментов она боялась больше всего, запиралась в своей комнате, с головой накрывалась одеялом и молила бога, чтобы отец побыстрее угомонился, а соседи не вызвали милицию. Она очень хорошо запомнила подозрительно осуждающий взгляд тетеньки из соцслужбы и угрозы участкового, поэтому старалась не выносить сор из избы, в школе никому и никогда не жаловалась на отца, в доме поддерживала такой идеальный порядок, что ни одна строгая тетенька из соцслужб не смогла бы придраться.
Варя делала все возможное и невозможное, а отец продолжал пить и ловить по ночам невидимых черных кошек…
* * *
Старый Новый год пришелся на выходные, и Жуан предложил отметить это дело. А что? Старый Новый год – не самый плохой повод для вечеринки. К тому же родители Жуана свалили на три дня в Москву к родственникам.
Гулять решили по взрослому: с выпивкой, сигаретами и девчонками. Если с первым и вторым пунктами особых проблем не возникло, то с девчонками случился напряг. Все они: и Влад, и Жуан, и даже Лешка Саморуков, из за тяги к физике и изобретательству прозванный Эйнштейном, – сходились во мнении, что на вечеринку нужно обязательно пригласить Юльку Сивцову, первую красавицу школы, кокетку и разбивательницу мужских сердец. Именно из за этого единодушия и возникли проблемы. Они все трое втайне были влюблены в Сивцову, поэтому рассматривать остальные кандидатуры никому не хотелось.
– Одна она не согласится, – сказал Лешка Эйнштейн и глубоко затянулся сигаретой.
– Значит, нужно пригласить еще какую нибудь телку, – резонно заметил Жуан, любуясь новенькими наручными часами, новогодним подарком родителей.
– Какую? – спросил Влад, стараясь не смотреть на запястье Жуана. Уж больно клевыми были часы: стальной корпус, автоподзавод, изумительная зеленая подсветка и даже будильник. Конечно, жуановский батяня – председатель горисполкома – постоянно мотается по столицам и заграницам. Для него купить единственному сыну такие часики – сущий пустяк. Мысли эти были суетными и мелкими, недостойными настоящего мужчины, вот Влад и старался не смотреть на часы, чтобы лишний раз не поддаваться соблазну.
– А пусть Юлька сама решит, кого из девчонок позвать, – предложил Эйнштейн. – Какая нам разница, кого она с собой притащит?
– Золотые слова, Леха! – Жуан одобрительно похлопал приятеля по плечу. – Сразу чувствуется рационализаторская мысль. Ну что, пошли?
– Куда? – Эйнштейн загасил сигарету.
– К Юльке, на вечеринку ее звать.
Дверь им открыли не сразу, к тому же не Юлька, а Варька Савельева, отличница, тихоня и вообще личность серая и ничем не примечательная.
– Вам чего? – спросила она не слишком приветливо.
– Вообще то мы к Сивцовой, а ты что тут делаешь? – Жуан окинул ее удивленным взглядом.
Простой вопрос привел Савельеву в полное замешательство: она покрылась нездоровой бледностью, со свистом втянула в себя воздух и попыталась захлопнуть двери прямо перед их носами.
– Эй, чокнутая! – Жуан дернул дверь на себя. – Ты чего?! Ну ка, Юльку нам позови!
Юльку звать не пришлось, она уже нарисовалась за спиной у Савельевой.
– И что это за делегация? – спросила Юля тоном потревоженной королевы.
– Да мы тут это, – заблеял было Эйнштейн, но Жуан не дал ему договорить:
– Юль, мы к тебе по делу.
– Ну? – Она слегка выгнула бровь и сразу же стала похожа на удивленную королеву.