Он опять посмотрел на нее. Катарина была очень возбуждена. Он впервые видел ее такой раскованной, естественной, без всякой маски на лице. Езда целиком захватила ее. «Быстрее, еще быстрее!» Он чувствовал, что его возбуждение тоже нарастает. Катарина была просто в экстазе.
Остаток пути Катарина проделала без его подсказок. Теперь она слегка остыла, казалась утомленной и довольной. Платье прилипло к потному от возбуждения телу.
— Проезжай вон туда останови машину, — сказал ей Рикки, показывая на бокс за гаражом, где мыли машины.
Она сделала все, как он сказал.
Здесь было сумрачно прохладно и тихо. Как раз то, что надо.
Катарина вышла и устало прислонилась к автомобилю, оставив дверцу открытой. Рикки пересел на место водителя. Лицо Рикки оказалось как раз напротив низа ее живота.
— Боже мой! Это фантастика! Я мечтала о такой езде. Не могу выразить, что я чувствовала. Это было прекрасно! — говорила она, лениво выгибая затекшую спину.
Рикки смотрел на ее лицо. «Пора или нет?» Инстинкт никогда не подводил его, всегда подсказывал ему, когда наступало время действовать.
Она все еще стояла, прислонившись всем телом к машине. Рикки придвинул голову к ее ногам и очень осторожно, очень нежно коснулся языком ее платья. На мгновение он замер. Катарина глубоко вздохнула, но не сдвинулась с места. «О'кей, Рикки, надо продолжать! Вперед!» Он нагнул голову и, действуя языком, словно пальцем, стал приподнимать подол платья все настойчивее и выше. Катарина застонала. Она помогла ему, сдвинув в сторону лоскуток шелка, прикрывавший ее прелести, придвинулась ближе, помогая ему языком достичь цели.
— О Боже! — прошептала она, когда Рикки нашел ее.
Мэтч научила его, как правильно это делать, и теперь реакция Катарины превзошла все его ожидания. Она кричала, вцепившись руками в машину.
— Не могу поверить… Такого со мной еще не было, — выдохнула она, когда он отпустил ее.
«Что? Неужели он разбудил фригидную принцессу?»
Он вышел из машины и улыбнулся ей. Ее глаза были полузакрыты.
— Я провожу тебя, — очень нежно, но уверенно сказал он.
Рикки обнял ее и прижал к себе. Она почувствовала его. Ее трясло. Он крепко поцеловал ее, и она всем телом прильнула к нему. Она стонала и извивалась в его объятиях, но он знал, как надо сейчас поступить. Он знал, как выиграть в этой игре.
Он отступил на шаг, продолжая обнимать ее, и прошептал на ушко:
— Не сейчас, крошка, — и, поддерживая ее, словно жертву аварии, повел прочь из бокса.
Катарина была слишком ошеломлена, чтобы понять, что происходит.
ГЛАВА 4
Каждое летнее воскресенье в Хамптоне происходило событие, уже ставшее ритуалом как для местных, так и для отдыхающих. Это — соревнование по бейсболу. К нему относились достаточно серьезно.
Самые престижные соревнования проводились в Саг-Харборе и Ист-Хамптоне. Игры всегда сопровождались здесь помпезными церемониями. В них участвовали самые опытные игроки. Следует отметить, что быть принятым в команду — дело достаточно сложное. Каждый желающий должен пройти стаж кандидата. Претенденту должно было быть не менее тридцати пяти лет. Принятые в команду чувствовали себя крутыми ребятами. Все они ходили в шортах и майках, на которых обязательно должна была быть эмблема команды и надпись, например: «Пока я играю — я молод».
Хорошим стилем считалась небрежность внешнего вида. Потертые и изношенные шорты и майки, порой не первой свежести. Потные и грязные игроки чувствовали себя превосходно. За сутки до игры они не брились и не причесывались: взъерошенные волосы и небритое лицо а ля Джек Клагман из фильма «Странная парочка».
Все игроки должны «знать» игру. Знать ее досконально. Игры в Саг-Харборе известны своими участниками, допускающими в свой круг только одержимых. Главное условие для кандидата — безумное и непреодолимое желание стать бейсболистом. Порой испытания на прочность доходили до абсурда. Пузатые, прихрамывающие, не привыкшие быстро бегать, но одержимые желанием играть, бедолаги проходили весь этот мучительный испытательный срок. Бейсбол — игра для настоящих мужчин. Претенденты, достигшие цели, чувствовали себя на недосягаемой высоте.
У игроков был свой особый язык. Специальный набор фраз, выражений, слов делал его понятным только для посвященных. Говорили они коротко, отрывисто. Своеобразный языковой инстинкт игрока. Простота его была обманчивой. Это был стенографический язык, передающий целое море информации. Бейсболисты часто любили говорить: «Мы еще молоды, мы играем, как пацаны, и плевать нам на седеющие волосы. Мы просто дети лета, дети, полные надежд и знающие цену настоящей мужской дружбе, живущие и играющие по четким правилам, которым непросто научиться и которые непросто понять. Каждый из нас — часть команды, часть единого целого. Один за всех — и все за одного! Единственное, чего мы хотим, чтобы это никогда не кончалось, — всегда быть вместе, наносить сильные четкие удары и слышать за своей спиной ревущие, подбадривающие голоса команды, захваченной азартом игры».
Каждое воскресное утро они просыпались рано. Надев традиционные шорты и майку и захватив обшарпанные биты, они выходили на улицу, ожидая друг друга. Наконец они собирались вместе и отправлялись на игру.
Команда! Все это было частью ритуала: ленивые движения, ворчливые замечания, небрежно перекинутые через плечо биты.
К началу игры зрителей бывало мало. Подразумевалось, что жены игроков еще нежатся в постелях. По неписаным правилам, они появлялись позже. Жены приезжали на «мерседесах», джипах и «лендроверах», с тем чтобы после окончания игры отвезти домой своих отважных ребят, покрытых грязью, потом и славой, на их собственных автомобилях. А дома, за банкой холодного пива, их ждали длинные рассказы о пережитой баталии, о всех просчетах и удачах.
Бейсболистам нравилось, когда во второй половине матча появлялись их жены и дети. Их присутствие придавало игрокам сил и бодрости. Но эта поддержка никоим образом не должна была быть шумной.
Сидя на трибунах, жены могли, сколько угодно, сплетничать между собой, обсуждать достоинства и недостатки игроков, пить кофе из термосов или просто перелистывать газеты. Все это было в порядке вещей. Но нельзя было шумно выражать свои эмоции, подбадривать или освистывать игроков, вообще как-либо вмешиваться в ход игры. Поддержка только присутствием. Игра — дело их ребят.
Таковы были правила. Став однажды членом команды, ты остаешься им от лета к лету до тех пор, пока не сломаешься или не постареешь настолько, что уже не в силах будешь поднять биту. Это было для них самое страшное. Мысль об этом была настолько же ужасна, как и мысль об импотенции, банкротстве или смерти. Особенно это походило на мысль о смерти.
Никто не хотел этого. Даже их жены. Потому что хорошо знали — эта маленькая глупая игра и нелепые костюмы, в которые облачались их седеющие ребята, на самом деле являются важной частью их жизни.
Они шутили, сплетничали и пили свой кофе, сидя на трибунах; они ждали своих ребят, чтобы отвезти их домой после матча; они выслушивали их бесконечные рассказы о сражениях и делали примочки на синяки и ссадины. И они были довольны. Никто из них не променял бы это ни на что. Потому что ни одной женщине по-настоящему не нужен мужчина, если внутри него не сидит мальчишка. Что тогда ей остается с ним делать? Ведь женщине так необходимо заботиться, переживать и поддерживать своего мальчика. Тем более что каждый из них — солидный, преуспевающий и надежно стоящий на ногах мужчина. Здесь возникла поистине гармония между мужчиной-ребенком и матерью-девочкой.
Мужчины, которые слишком перезрели для того, чтобы по-настоящему чего-либо хотеть, утеряли одно ценное качество — искру, которой может обладать только настоящий мужчина: целиком и полностью, со всей необузданной энергией отдаваться игре! Пока ты способен играть с наслаждением и полной отдачей — ты молод.
У женщин отсутствует такое качество. Это то, что они способны воспринять только через своих мужчин-мальчишек, и без чего нет ощущения полноты счастья и свободы. Отсутствие этого качества компенсирует другое — уют и комфорт дома и раскрытые навстречу объятия.
Таковы неписаные правила игры.
Джина и Дженни никогда не ходили на бейсбол. Им это было неинтересно. Даже Оуэн и Джереми ни разу не были на этой игре.
Но это воскресенье выдалось особым. Сегодня должны были присутствовать на игре Джой и Катарина Риверс, по крайней мере, так сказал Гарри. А эта пара ужасно занимала Джину и Дженни. Да к тому же в команде играл сам Рикки Боско. Уж он-то постарается показать высокий класс, чтобы произвести впечатление на Катарину.
Это лето, вообще, оказалось каким-то особым. Все выглядело, как обычно. Все мило улыбались, болтали, шутили, тем не менее чувствовалось какое-то напряжение. Что-то вторглось в их жизнь, нарушив привычное ее течение. Все незримо ощущали надвигающуюся опасность, но никто не знал когда, откуда и на кого конкретно она обрушится.
Джина возилась у машины, ожидая, когда Дженни вынесет дорожный чемодан. В нем было все необходимое, и даже утюг. Такое впечатление, что они собирались уехать из дома, по крайней мере, на неделю.
Дженни впихнула чемодан, который был размером с нее, на сиденье машины и плюхнулась рядом.
— Боже мой, только десять часов утра, а ты уже такая взвинченная! — Джина развернула «вольво», и они поехали по направлению к океану.
Дженни зажгла сигарету.
— Я всю ночь провертелась, так и не сомкнув глаз. Эта история с моей матерью совсем доконала меня. Я чувствую себя такой разбитой. Рано утром сегодня после бессонной ночи я вышла на пляж и, чтобы как-то собраться, стала медитировать. У меня жутко закружилась голова. Я легла на песок и отключилась на несколько минут. В принципе пятнадцати минут достаточно, чтобы восстановиться, но сегодня мне так и не удалось полностью снять головокружение и тошноту.
— О Господи, Дженни, что за чушь ты несешь?