Неугомонность, почти детское ребячество, неукротимое «хочу», которое никак не перекрыть взрослым «нельзя». Потому что даже светофоры, отключённые на ночь, игриво подмигивают своими жёлтыми глазами, намекая на свободу действий. Он в этой свободе плавает, а не тонет. Стрелецкий подъезжает к знакомому двору, замирает у границы, чтобы шум не выдал его появления и не разбудил никого. А затем противоречит самому себе, набирая номер на визитке.
Будет очень смешно, если она дала не свой номер.
– Алло?
Он запрокидывает голову, вдыхая прохладу ночи, вспоминает, что даже не забрал свою джинсовку из салона, оставшись в этой новой своей кофте, а затем глупо улыбается, когда дыхание в трубке становится беспокойным.
– Адалин? Прости, я разбудил тебя? Это я. Илья, – он замолкает, чтобы обдумать дальнейшие слова.
Он ощущает в себе неукротимое стремление быть очень честным, чтобы всё плохое случилось намного быстрее, чем могло бы. Потому что если Адалин разочаруется значительно позже, то и он будет чувствовать себя хуже после этого. Лучше сейчас. Повторяй про себя. Медленно. С тактом. Лучше сейчас.
– Я соскучился. И, м-м, не хочешь выйти ненадолго? Просто поговорим пару минут. Или я могу тебя кое-куда свозить. Тебе, возможно, не понравится, но это то, что я хотел бы тебе показать.
Откажись. Соглашайся.
Нет, лучше откажись. Илья смотрит на шлем, замечает там своё отражение. Он давно не был так взволнован. Это прекрасное чувство кажется таким приятным, что удержаться нельзя. И когда ровно через пятнадцать минут открывается дверь парадной, Стрелецкий вскидывает голову, продумывая план побега.
Глава 9
Октябрь, 2011
Париж, Франция
Обычно школьные коридоры наполнялись смехом учеников, громкими разговорами и шёпотом сплетён. Но как-то резко ко всей привычной какофонии прибавились отголоски перепалок и назревающих драк, которые руководство школы не спешило пресекать. Конечно, только если ваши родители не выделяют раз в месяц приличную сумму на нужды школы или не обладают каким-нибудь громким именем. В иных случаях гнев директрисы почти всегда падал на менее «титулованного». Таков был их жестокий мир. Без денег ты тонешь. Сливаешься с полом так, что по незнанию на тебя просто могли наступить. И было просто невыносимо наблюдать, как дети, не добившиеся в своей жизни ничего, перекрывали кислород тем, кто из кожи вон лез, не спал ночами и добивался всего своим непосильным трудом.
Новичков принимали с неохотой. Пока руководство школы пожимало им руки, широко улыбаясь на камеру, а спонсоры давали интервью, школьники косились на стипендиатов, как на рыбок в аквариуме. Воздух в школьных коридорах тяжелел настолько, что дышать получалось с трудом. Никто не принимал в свои ряды чужаков – не таких богатых, без брендовых шмоток и дорогого автопарка в частном доме. И этой яркой ненавистью был пропитан каждый угол.
Адалин тошнило от этого. Она всматривалась в хорошо знакомые лица, наблюдала за тем, как они искажаются гримасой брезгливости к людям. Не к грязи, налипшей на подошву дорогих туфель – а к людям! К мальчикам и девочкам, которые пусть и не имели жилья в богатом районе Парижа, но своим упорным трудом и мозгами пробились в этом жестоком конкурсе на стипендию.
Ещё больше её воротило от того, что богатые школьники нашли своё развлечение в этом. Они безнаказанно издевались над каждым чужаком, который переступал порог их территории. Споры на деньги; кто кого быстрее затащит в постель или, пригласив слишком доверчивого новичка, опозорит его перед всей школой – всё это напоминало Аде дешёвый фильм из начала двухтысячных, а на деле оказывалось липкой правдой. Вот вам и изнанка богачей. Такими были не все, конечно. Адалин с Тонном и Ником не принимали участия в подобном виде развлечений, находя их излишне низкими и отвратительными. А вот брат-близнец Адалин, Эдвард, наслаждался вовсю. Получая удовольствие от пыток, которым он подвергал несчастных школьников, младший из Вудов по-настоящему зверел, чувствуя в себе власть на этом поприще.
Каждый, кто попадал в поле зрения Эдварда, был затянут в очень жестокую игру – Эд буквально стал предводителем той шайки ребят, которые с радостью подставляли подножки, втягивали в какую-нибудь провальную вечеринку или вносили ещё одно имя в свои записные книжечки. И самым страшным было то, что никто приструнить распоясавшуюся молодёжь не мог. Ведь все бесчинства происходили за пределами школьных стен.
– Доброе утро? – Ада стягивает лямку рюкзака с плеча, скользнув глазами по Нику и Дафне, которые уставились в экран ноутбука Фейна и что-то увлечённо обсуждали. – Хотя я бы поспорила. Нам решили устроить две проверочные подряд. Математика и физика. Это как на спор рыбу запить молоком. Ощущения острые, а последствия необратимые.
– Ты на спор рыбу запивала молоком? – Дафна пододвигается поближе к Николасу, чтобы Адалин могла скинуть портфель под ноги и свободно сесть рядом.
– Я? Не-а. Но опыт Тонна меня многому научил, – Адалин дёргает в сторону язычок молнии, в стопках учебников и тетрадок находя контейнер с зелёной крышкой и укладывая его на свои колени. – Вы голодны? Я проспала и не успела позавтракать, – под крышкой контейнера оказывается шесть румяных, аккуратно скрученных круассанов. – Угощайтесь.
Ада учтиво протягивает контейнер сначала Дафне, которая не может сдержать улыбки и тут же хватает запечённый кусочек хрустящего теста. Да и Николас тоже не может сдержаться и угощается, закрывая свой ноутбук, чтобы в клавиатуру не забились крошки.
– Что вы тут такое интересное обсуждали? Как будто бы план по захвату мира разрабатывали, – Адалин берёт и себе круассан и впивается зубами в мягкость хрустящего текста.
– Я рассказывал Дафне про выпускной проект, который ждёт её в будущем году. Так как мы все делаем проекты по бизнесам своих родителей, я предложил Даф взять наш.
Адалин приподнимает брови, удивлённо глядя то на Ника, то на Дафну.
– Ты серьёзно хочешь в конце средней школы связаться с айти бизнесом? Может, лучше возьмёшь недвижимость? Или ресторанный бизнес Тонна? Неужели тебе будет интересно рассказывать про актуальность создания сайтов или эти сложные компьютерные коды?
– Ой, Ад, – Ник закатывает глаза, запихивая в рот остатки круассана. – Между прочим, это всё очень перспективное направление в бизнесе. Мы курируем несколько социальных сетей, у нас несколько серверов безопасности и…
– Да всё-всё.
Не находя в себе сил спорить, Адалин просто закатывает глаза в ответ, красноречиво смотря на Фейна. Николас, так же, спорить не стал.
– А где, кстати, Тоин? – как бы невзначай спрашивает Дафна, предотвращая столкновение родственников.
И это срабатывает. Адалин и Ник тут же отвлекаются от своей маленькой перепалки. Вуд поджимает губы, быстро оглядев просторный школьный холл.
– Он собирался заесть своё горе после проверочной шоколадом. Думаю, что он всё ещё где-то в очереди, – Адалин выпрямляется, устало облокотившись спиной о стену позади себя.
Кажется, Дафнахочет спросить что-то ещё, но привычные звуки школы не прерываются грохотом.
Первым подскакивает Николас, запихивает ноутбук в сумку, а за ним уже и Ада. Она прячет контейнер в складках своего портфеля, и Дафна несколько медлительно и растерянно следует за новыми знакомыми. Толпа школьников моментально собралась посреди коридора, кругом обступая какое-то занимательное зрелище в центре.
Нику, следующему впереди, буквально приходится буквально прокладывать им дорогу между тесно стоящими школьниками, а Адалин покрепче сжимает руку Дафны, чтобы толпа не унесла её назад. То, что видит Вуд, когда Николас отходит в сторону, приводит её в настоящий ужас.
Выпотрошенная сумка, раскиданные учебники и изорванные тетради. Взгляд Адалин цепляется не за разбросанные по полу учебные предметы, а за мальчика – кажется, даже её ровесника, если не младше. Он сидит на полу, поджимая колени к груди. Рукав его рубашки зверски изрезан, словно на него напала свора диких собак. А лицо закрыто рукой, сквозь пальцы которой сочится кровь. У Адалин от ужаса пересыхает во рту. Её мутит, и мир вокруг начинает кружится. Мальчик еле сдерживает слёзы и беспомощно осматривает толпу в поисках помощи.
Никогда ещё в школе драка не доходила до такого изувечивания. И более того, никто из окруживших мальчика ребят не спешит помочь. Они стоят, словно каменные изваяния, а кто-то даже откровенно посмеивается, снимая несчастного на свой новенький смартфон. Адалин резко втягивает потяжелевший воздух и переводит взгляд на Николаса. Фейн хмурится, крепко сжимает губы, и смотрит противоположную сторону. Адалин поворачивает голову следом за ним.
Эдвард с растрёпанными, такими же светлыми, как и у Адалин, волосами, цепляется длинными бледными пальцами за Тоина и практически рычит. Его некогда тёплые карие глаза полны обжигающего дикого холода. Казалось, что если бы не сдерживающий его Атталь, Эд бы уже точно кинулся на этого мальчика.
– Тебе тут не место, – голос брата меняется до неузнаваемости. Так, словно никогда ему и не принадлежал. – Вам всем здесь не место. Вас подобрали, как дворняг. Вы не имеете права находиться здесь и портить воздух!
Эдвард, словно взбешённый пёс, скалится, рычит и стремительно теряет человеческие черты лица, что пугает Адалин куда больше его сжатых кулаков и крови. Она не помнит его… таким. До поступления в среднюю школу Эдвард был самым добрым, самым сострадательным мальчиком из всех, кого она знала. Средняя школа разделила их. Адалин осталась в компании Тоина и Николаса, с которыми росла в одной песочнице, а Эдвард предпочёл компанию хорошо знакомых друзей: богатых и изнеженных ребят из старших классов.
Недавно он заявился домой, влетел в комнату Адалин, чуть не сломав дверь, и заявил ей, что она испортила ему жизнь. Что наследовать бизнес отца стоило ему, а ей следовало бы испариться или вообще не рождаться. Он игнорировал её нахождение в доме, а если они и пересекались, то Эд одаривал её таким взглядом, что Аде хотелось вжаться в стенку и исчезнуть. А ведь пару лет