– Я уже на месте, пташка.
Уголки губ Ады дёрнулись. Ну, конечно! Она резво оборачивается через плечо, упираясь свободной рукой в подоконник, и в слабо освещённом дворе улавливает отблески мотоцикла. И вдруг улыбается ещё шире.
– Мой лучший друг говорит, что спонтанность до добра не доведёт. Особенно с незнакомцами, – Адалин прикусывает нижнюю губу, ещё сохраняя в себе остатки благоразумия, но весёлый тон её голоса всё равно прорывается.
– Правда? А мне мой лучший друг говорил, что спонтанность – одна из самых прекрасных вещей на свете, – голос Ильи, вторя её собственному, становится несдержанным и весёлым. – Если тебе будет комфортнее, я могу дать номер своей сестры или матери, чтобы ты могла отправить его кому-нибудь из своих друзей. Но я уверяю, что не причиню тебе вреда. Просто хочу показать тебе одну из сторон своей жизни, прежде чем ты решишься сходить со мной… на прогулку ещё раз. Ты можешь отказаться, пташка, и я верну тебе кольцо.
«Спонтанность – одна из самых прекрасных вещей на свете». Аде хочется этого, несмотря на протесты здравого смысла. Она желает ощутить эту свободу в волосах, в щемящем сердце и в ликующей душе. В прошлом Ада сбегала из дома вечерами – но это не то же самое. А после смерти Дафны она и вовсе замкнулась в себе. Разве не правильнее будет сейчас послушать свои желания?
– Мне нужно минут десять, чтобы одеться, – Вуд сама не может поверить в то, что так быстро соглашается. – И, если Женя взбесится, успокаивать её будешь ты.
Мягкий смех касается её ушей, и Ада чуть щурится, прикусывая нижнюю губу.
– Идёт, пташка. Выполню роль твоего рыцаря и защищу тебя от злого огнедышащего дракона Павлецкой, – тихо хохочет Илья.
– Пожалуй, именно этого Женя слышать не должна, – Адалин приваливается плечом к косяку окна, последний раз скользит глазами по отблеску фар. – Пять минут, и я спущусь. Я, конечно, много слышала про Питер, но не думаю, что стоит гулять по городу в пижаме. Постарайся не трогать дракона.
Адалин быстро сбрасывает звонок, начиная максимально тихо доставать вещи. Простые джинсы с потёртостями на коленях, обычная футболка на пару размеров больше, а сверху толстовка, чтобы не замёрзнуть. Пусть сейчас и начало лета, но Вуд уже успела убедиться, что погода тут бывает обманчива. С волосами Ада не заморачивается и просто заплетает их в лёгкую косу. На всякий случай ещё раз чистит зубы и умывается. Хватает телефон и ключи от квартиры и, скользнув в кроссовки, тихо закрывает за собой дверь.
Воодушевлённая Ада быстро спускается с третьего этажа по плохо освещённому подъезду – или, как бы сказала Женя, закатив глаза: «Парадная, Ада. Ты же не в Москве». Такие тонкости Вуд ещё не запомнила. Немного покосившиеся ступени, истоптанные в середине, и обшарпанная краска на стенах могли заставить Аду удивиться или сморщить носик от запаха или вида – однако, пожалуй, именно в Париже Адалин впервые увидела огромную жирную крысу, перебегающую дорожку парка. Уж антуражик старых петербургских парадных её не удивлял.
Прохлада ночного воздуха кусает за обнажённые щиколотки между кромкой джинсов и кроссовок. Эта прохлада неожиданно отрезвляет Аду и заставляет замедлиться. Она поступает безрассудно и, возможно, даже глупо. Не по-взрослому, как бы сказал отец, скептически сверкнув глазами. Для него всё должно быть практично, никакого отступления от намеченных планов и для глупых чувств и эмоций места в его сердце тоже нет. Адалин всегда удивлялась, как мать согласилась выйти замуж за такого холодного и отстранённого человека – за человека, который, не раздумывая, отрезал её дочь от, возможно, единственного лучика света в её жизни. Он вмешался в жизнь Дафны безжалостно и жёстко, как только узнал, какое влияние она оказывает на Адалин; как меняет её мировоззрение.
Покидая здание аэропорта, Ада точно осознавала, что хочет провести этот месяц вдали от тяжёлого груза смерти Дафны и от осуждающего взгляда отца. Чтобы начать, наконец, думать о себе, а не о том образе Адалин Вуд, который она создаёт вокруг себя.
И с этими мыслями француженка выныривает из-под козырька парадной, скрывшись под аркой дома, где припаркован уже хорошо ей знакомый чёрный мотоцикл.
– Наверное, мне нужно чуть больше практики русского языка. Когда я говорила тебе «до встречи», я и не думала, что встреча будет столь скорой, – Адалин первой нарушает тишину ночного двора.
Илья упирается одной ногой в асфальт и держит в руке шлем.
– Я бы сказал, что это виноват Кирилл, но не буду врать. Я сам себе смешал этот коктейль эмоций.
Илья щурится, улыбается слишком искренне, чтобы это утаилось от Адалин – и она сама не может сдержать улыбку. Стрелецкий, как и Дафна когда-то, меняет жизнь Ады к лучшему, сам того не осознавая.
Он весь, кажется, состоит из энергии жизни, которая подпитывает Адалин. Стрелецкий ей напоминает шумный город – живёт своей жизнью и имеет так много граней, что Ада просто не может уследить за каждой.
Стрелецкий выбрасывает сигарету в ближайшую урну и ловит силуэт француженки в полутьме улицы. Перед Адой ему хочется раскрыть все карты. Возможно, он мог бы позвать её на второе свидание, на третье и даже на четвёртое, но долгие игры – не в его характере, а возраст держания за ручку он давно перерос. Ему хочется открыть ей свою самую страшную тайну. Свою зависимость и страсть.
– После нашей встречи я подумал, что было бы здорово рассказать о себе, чтобы ты не считала меня обычным незнакомцем. И я не нашёл ничего лучше, кроме как показать тебе то, что люблю больше работы, больше рисования и даже больше своей семьи, – он неосознанно понижает голос, словно делится с Адалин самым страшным секретом, самой сокровенной тайной. – Ты… – он вдруг резко вбирает в лёгкие воздух. – Бывала когда-нибудь на гонках мотоциклистов? Мы иногда… собираемся очень сумбурно на юге области. По ночам там немного машин, а трасса прямая и практически новая. Правда, после каждого раза мы скрываемся от полиции, но ты можешь не…
– Я согласна.
Илья резко выдыхает. Так, словно из его груди вдруг выбили воздух. Глаза снова находят лицо Адалин, и он отнюдь не видит в ней нерешительности. Она определённо заинтересована. Может быть, немного взволнована, но уж точно не напугана или обескуражена.
– Я ожидал не такой реакции.
– А чего ты ожидал?
– Возможно, что ты закатишь глаза? – уголки губ Ильи нервно дёргаются. – Я ждал, что ты назовёшь меня самым последним мерзавцем, быть может в более нецензурной форме. Мерзавцем, что везёт девушку, которая ему нравится, на другой конец области, чтобы… чтобы показать, как мотоциклисты предаются своей самой главной страсти.
– Звучит, как сюжетик из современного романа. Романтичнее, чем подъём на колоннаду Исаакиевского собора и поедание выпечки в сквере? – Адалин тихо смеётся. – Знаешь, я так долго сидела в четырёх стенах под холодным взглядом отца. Да и… это будет интересный опыт. Пожалуй, я так близко подходила только к одному мотоциклу. Твоему.
Илья улыбается чуть шире, протягивая Адалин руку ладонью вверх, этим простым движением предлагая ей помочь.
– Тогда мне нужно сделать всё, чтобы твои впечатления были яркими и запоминающимися. Верну тебя в целости и сохранности, – Стрелецкому приходится немного склониться, чтобы оставить мимолётный поцелуй на пальцах Адалин. – Пожалуй, частично я делаю это, чтобы не получать от Жени подзатыльники всю оставшуюся жизнь. Но ещё больше я хочу, чтобы ты своими глазами увидела меня, – Илья вручает ей второй шлем.
Адалин с помощью Ильи взбирается за его спину и перекидывает ногу через байк. Она обвивает руками торс юноши, положив подбородок ему на плечо.
– Твоя роль рыцаря ставится мной под сомнение, – тихо шепчет Ада, пока Стрелецкий готовится надевать шлем.
Он ненадолго замирает и по его губам расползается по-настоящему хитрая и лисья улыбка. Стрелецкий слегка поворачивает голову так, что нос Адалин практически касается его скулы.
– Кажется, – его шёпот подобен шёпоту Адалин. – Сегодня я предпочту быть драконом, который украдёт тебя и… возможно, покажет самое отвратительное и ужасающее место.
– Ах, mon mignon renard rusé [мой милый хитрый лис]. Это флирт или предупреждение?
Илья стреляет глазами слишком многозначительно.
– Расправляй крылья, пташка, – Стрелецкий едва сощуривает глаза. – Сегодня я покажу тебе, как я летаю.
Адалин тихо смеётся, отстраняясь от Ильи, чтобы надеть шлем. Она позволяет себе не просто держаться, но и по-настоящему его приобнять. Мотор под ними рычит. Тело Ильи под её руками за секунду до того, как рёв мотора тонет в гуле города, а Адалин чётко понимает, что всё, что ей было необходимо все эти годы – просто расправить крылья.
Глава 10
Октябрь, 2011
Париж, Франция
Ангиен-ле-Бен – небольшой и тихий пригород Парижа, куда обычно стекались все, кто хотел отдохнуть от суеты большого мегаполиса, прогуляться по узким улочкам, вдохнуть не загазованный воздух. Адалин приезжала сюда просто чтобы сбросить с себя оковы отцовского контроля. Лишь в этом месте, когда сворачиваешь с центральной улицы, отдаляешься от вымощенных улиц в глубь лесов и оказываешься на пороге небольшого особняка, она была способна выдохнуть. Её плечи опускались, когда она переступала мраморные порожки, толкала тяжёлую дверь и громко, радостно проговаривала:
– Бабуль, я тут.
Если сравнивать это место с домом Адалин, где она жила вместе с братом и родителями, то теплота атмосферы вокруг ощущалась почти сразу. Бабушка Женевьева, пусть и была заядлой француженкой и аристократкой до мозга костей, но Адалин не уставала поражаться тому, как уютно было в её доме. Небольшой особняк в отдалении от шумных улиц, маленький садик во дворе и всегда потрясающий запах выпечки – почти всё это всегда сопровождало приезд Адалин сюда.
– Проходи-проходи, моя милая Велия, – лепечет голос откуда-то слева от холла, когда Адалин скидывает кроссовки и отставляет подальше сумку.