Она приезжала сюда сразу после школы и на все выходные. Этому, конечно, не очень радовался отец, но практически ничего не мог поделать – противиться Женевьеве всё равно, что пытаться руками сдвинуть Китайскую стену. Но Адалин была рада проводить выходные в компании бабушки. Сидеть на кухне, освещённой тёплыми лучами солнца, вдыхать аромат ванилина и теста и внимательно наблюдать за тем, как, пожалуй, самая любимая и лучшая из её родственниц замешивает тесто на клафути, не забывая проговаривать вслух рецепт. Адалин запоминала каждый из её рецептов.
Уголки губ Адалин дёргаются в улыбке, когда она ныряет в проход на кухню, почти сразу узнавая в воздухе аромат миндальной муки и сахарной пудры. На небольшом острове посередине кухни уже виднеются следы готовки, так что Аде достаточно лишь немного повернуть голову, чтобы увидеть свою – самую любимую – бабушку. Упираясь плечом в дверной косяк, она внимательно наблюдает за тем, как уже тронутые временем пальцы обхватывают кондитерский мешок, точным движением образуя круги нужной формы на пергаменте.
Всё это столь медитативно, что Адалин не смеет вмешиваться. Она стоит и смотрит, терпеливо дожидаясь, когда последний розовый круг мягко растечётся, а бабушка выпрямится и повернёт на неё голову.
– Я бы больше обрадовалась тому, что ты печёшь круассаны, – тихо произносит девушка, пока Женевьева улыбается.
– Ты меня плохо знаешь, милая Велия. Круассаны мы будем готовить вместе.
Отец всегда говорил, что у Адалин больше общего с его матерью, чем с ним. Те же светлые волосы; правда, у Женевьевы их уже тронула седина. Изгиб губ, карий цвет и прищур глаз тоже были практически идентичны. Это было иронично. Потому что характер у Адалин тоже был от Женевьевы – возможно, только частями, потому что отец свою мать называл «невыносимой упрямицей».
– Ты просто сама не хочешь разбираться с тестом, да? – Адалин улыбается до боли в щеках, пока её руки медленно обнимают освободившуюся Женевьеву.
– У тебя круассаны получаются в разы вкуснее! Ах, ученик превзошёл своего учителя, – бабушка тихо посмеивается, когда Адалин отходит от неё в сторону раковины, чтобы вымыть руки. – Как у тебя дела в школе? С этой новенькой… Дафна, да?
Женевьева убирает в духовку противень, упирается бедром в столешницу и внимательно следит за тем, как её внучка достаёт муку.
– Твой отец уже успел выплюнуть на мою просьбу то, что ты «распоясалась», – бабушка одобрительно щурит глаза, заставляя Аду только тихо посмеиваться.
– Ничего такого я не делала, просто… просто… я очень много времени провожу с Дафной и его это неимоверно бесит. Он считает, что она пагубно на меня влияет.
Мука ссыпается в миску, за ней следуют сахар, соль и сухие дрожжи. Адалин терпеливо перемешивает ингредиенты, вглядываясь в миску.
– Он считает, что общение с Дафной портит меня. Хотя Дафна самый бескорыстный и честный человек, которого я только знаю.
Следом Адалин выливает молоко, вымешивая тесто с такой тщательностью, что её губы с силой сжимаются. Она боится смотреть на лицо бабушки, хотя знает, что не встретит в её глазах никакого разочарования.
– Он считает, что я должна заниматься только его глупым бизнесом и оставить позади своих друзей, прогулки. Саму себя, – бурчит Адалин, давя ладонью на ставшее эластичным тесто.
Тихий вздох со стороны заставляет её немного замедлить свои движения, выдохнуть все эмоции. Тёплые пальцы Женевьевы скользят по лицу внучки, вынуждая её повернуть голову. В глазах Адалин – отчаяние и растерянность; в глазах Женевьевы – тепло и уют.
– Когда замешиваешь тесто на круассаны в плохом настроении, они никогда не получатся, ты же прекрасно знаешь, милая Велия, – Женевьева не осуждает её, лишь мягко притормаживает, заставляя выпустить накопившиеся чувства.
– Да, я знаю. Я просто…
Воздух застревает где-то между языком и горлом, не давая произнести ни слова. Уставшая, измученная отцовскими упрёками за дружбу с неподходящими людьми, она обессиленно утыкается лбом в плечо Женевьевы. Адалин боролась, сопротивлялась, но каждый раз выдыхалась. Она закрывает глаза, когда ощущает тёплое прикосновение к своим волосам.
– Всё хорошо, Велия. Не забывай дышать, – тёплый голос бабушки касается ушей, и Адалин выдыхает; вдыхает заново, и ей становится немного легче. – Рано или поздно всё это закончится. Рано или поздно всё сложится в твою пользу, милая. Помнишь, как мы с тобой мечтали?
Женевьева обнимает её второй рукой, практически по-матерински укачивая в своих объятиях.
– Мы сбежим с тобой. Откроем свою пекарню. Какую-нибудь маленькую, уютную. И наша выпечка будет дарить людям тепло, веру в будущее и ощущение дома. Верно?
Адалин не отвечает вслух. Поджимает губы, кивает и где-то внутри себя повторяет:
«Мы сбежим. Откроем пекарню. И наша выпечка подарит другим ощущение дома».
Июнь, 2021 год
Санкт-Петербург, Россия
Мир подмигивает жёлтыми огнями, когда Илья притормаживает на поворотах. Адалин прижимается к нему сзади, крепко цепляясь в его толстовку.
События никогда не оставляли Илью Стрелецкого, жизнь без конца подсовывала грабли, воспоминания о старых знакомых и лики прошлого… Но Илья давно заручился правилом жить здесь и сейчас. Мир прекрасен, и эта истина, кажется, таится в самых простых мелочах. Адалин обнимает его, просто чтобы держаться, а он судорожно признаёт, что это самое тёплое, что случалось с ним за последнее время.
По ночным улицам Санкт-Петербурга расползаются люди, покидая свои одинокие норы. По большей части это, конечно, туристы, желающие своими глазами увидеть разводные мосты. Илья никогда не осуждал их и не закатывал глаза – для них это событие, которое они хотели запомнить, которое принесёт им нужную эмоцию. Но сегодня он радуется, что им нужно было ехать в противоположную от Невы сторону.
Павлецкая живёт в доме на пересечении улицы Декабристов и Фонарного переулка. Ему остаётся лишь повернуть на Вознесенский, а дальше мчать прямиком на Юг области.
Илья едет аккуратно. Не превышая скорости, чтобы не напугать пташку за спиной. Лениво обгоняет припозднившихся водителей. Стрелецкий редко кого берёт на такие поздние покатушки, да и пассажиром, в основном, выступает Аня. Но не потому, что Илья сам искренне горит желанием сажать её позади себя – скорее потому, что сестра невыносимо упряма. С Адалин же – ситуация другая.
Стрелецкий внимательно следит за дорогой, но не может не прислушиваться к своей пассажирке. Пусть пальцы Ады крепко держатся за его тело, но, кажется, ей совсем не страшно сидеть на его рычащем железном монстре – и это безмерно льстит Илье. Она доверяет ему.
Стрелецкий сворачивает в сторону от новой трассы, сбавляя скорость. Им постоянно приходится менять локации своих маленьких развлечений, и Стас звонит ему каждый раз, приглашая присоединиться. Илья слишком долго отвечает на его предложения отказом. Сначала работа, свалившаяся налоговая со своими бумажками, отчёты и закупки материалов, потом поступившая на дизайнера сестра. Но нужный момент, наконец, настаёт: всё происходящее сводит с ума. Илья срывается.
Здесь ничего не оборудовано. Нет высоких заборов, нет скамеек. Лишь разнообразные пёстрые байки – самых разных марок и цветов. Горящие фары разгоняют полумрак вокруг. Часть неба остаётся светлой, трассу хорошо видно, а атмосфера предвкушения чувствуется в воздухе. В громких разговорах, смехе, рыке моторов и шарканье обуви по земле. Илья сворачивает на пятачок, освещённый фарами. Собравшиеся по большей части были одеты либо в кожу, либо в защитную экипировку. Немногие рисковали приезжать на такие развлечения в повседневной одежде – пусть мотоциклисты и любили щекотать нервы адреналином, но жизнь им была дорога. Однако безумцев тоже хватало.
Илья замедляется, пока не останавливается вовсе – замок из рук на его талии размыкается, когда он замирает в кругу света мотоциклетных фар. Стрелецкий тут же стягивает шлем, оборачиваясь через плечо, и взглядом пробегается по Адалин. Она додумалась собрать волосы в косу, но от поездки они всё равно растрепались. Её карие глаза с неподдельным интересом всматриваются в мотоциклы, в их бравых всадников и всадниц. Илья ожидает увидеть в её глазах страх, но видит почти детское любопытство, с которым она смотрит на всё вокруг.
Стрелецкий сам не замечает, как наслаждается этим – гонки давно перестали приносить ему то удовольствие, к которому он стремился, но вид взбудораженной новыми эмоциями Адалин… уголки его губ подрагивают в улыбке. Он чуть склоняется к ней. Хочется как-нибудь поддеть её, укусить или пошутить, ревниво перетянуть внимание на себя. Увидеть, как её прекрасные карие глаза изменятся.
– Илья, мой старый добрый друг!
Стрелецкий с неохотой переводит взгляд с Адалин на обладателя громкого голоса.
Широколицый лысый мужчина в кожаной куртке. Он легко обходит байк красного цвета и двигается навстречу Илье с широко распахнутыми руками. Стрелецкий едва успевает слезть с мотоцикла, как громадные руки Стаса цепко стискивают его в объятиях. Он так крепко сжимает парня, что Илья почти слышит, как трещат его кости. Стас создавал впечатление грозного здоровяка, но на самом деле был добрым парнем. Большая часть людей обязательно обращает внимание на его бороду, блестящую лысину и отреставрированный байк времён советского союза. И, конечно же, придумывает ему ужасающую легенду. Например, о том, что он крадёт младенцев и возит в багажнике биту. Но, по правде говоря, человека добрее Илья ещё не встречал.
– Давно тебя не видел. Где пропадал? – Стас хлопает Стрелецкого по спине и, отстранившись от него, внимательно оглядывает.
– Открывал новую точку, – Илья улыбается на ободряющее похлопывание Стаса и оборачивается к Адалин, подавая ей руку. – Как видишь, я не один.
– Оу, – брови Стаса приподнимаются и он, кажется, предпринимает все попытки, чтобы не улыбнуться. – Я так обрадовался, увидев этого негодяя, что совсем не заметил, что Глюк приехал… со спутницей. Я Стас. Организатор всего этого. А ты…?