шёпот рвётся с губ, когда Ада опускает голову, прикрывая глаза и жмурясь, чтобы слёзы не полились по щекам. – Ты знал всё это и всё равно скрыл, что нашёл такой весомый компромат…
– Ада, – Николас тихо выдыхает, вынимая руки из карманов своих брюк и мягко обнимая подругу так, чтобы Вуд могла спокойно уткнуться лицом ему в рубашку. – Я знаю это. Я видел то, как ты винишь себя во всём случившемся. Я слышал твои рыдания, я успокаивал тебя. Я знаю всё это, поэтому и поступил так, как поступил. И я знаю, что моё решение было неправильным. Что ты первый человек, который должен был узнать об этом, но мне так хотелось, чтобы ты хоть на пару недель забыла о своём прошлом. Чтобы ты хоть месяц своего отпуска пожила вне стен Франции, своего отца и того, что произошло. Чтобы ты стала свободной от всего, – Николас мягко поглаживает подругу по дрожащим плечам. – И я вижу, как тебе хорошо здесь. Как ты расслабилась, повеселилась. Как ты освободилась настолько, что влюбилась. Что ты, наконец, дышишь, не сдерживаемая властью своей семьи. Я вижу всё это, Адалин.
Голос Николаса ненадолго затихает, в то время как руки продолжают гладить Аду по плечам и спине в надежде успокоить её тихие рыдания.
– Я хотел тебе рассказать ещё до поездки. Но ты была воодушевлена предстоящей встречей с Женей, а потом ты писала мне про своего нового знакомого, и я просто… Я не мог испортить твои яркие эмоции. Я не могу так просто вмешиваться в твою жизнь, разрушая её. Ты должна освободиться от своего прошлого. Я тоже очень дорожил Дафной, но ты должна отпустить её. Перестать корить себя за её смерть. Перестать думать только об этом. Ты должна стать свободной…
– Я не могу… Я не могу отпустить это.
Шёпот получается жалобным, таким тихим, беспомощным, что Ник посильнее сжимает зубы. Каждый раз, что он видит Аду, погружённую в свои мысли, в своё горе, он не может ничего сделать. Не может отвлечь её, заставить забыть или отпустить. Не может сделать ничего. Он лишь яростно нарывает компромат, часто заходя в тупик…
Это было непросто. Они всё подчистили. Удалили записи с камер наблюдения отеля, записи с улиц. Избавились от портье, который видел Эдварда и Дафну. Все ниточки, за которые хватался Ник, обрывались, не давая ему подобраться к уликам. В конце концов всё оказалось немного проще. Эдвард был настолько туп, что не удалил видео со своего телефона. Доверчиво тыкнул по подосланной хакером ссылке, и все его данные оказались в руках Николаса. Все переписки, все видео и фото – все те отвратительные ужасы, что он творил. И самое мерзкое, это было не только видео. Николас прочитал все переписки, которые касались Дафны задолго до того, как они начали встречаться.
– Ты знаешь, что я не оставлю это просто так, Ад, – тихо шепчет Ник, без труда отстраняя её ослабевшее тело, придерживая за плечи. – Но этой информацией нам надо воспользоваться грамотно. Не бросаться ей, не кричать о ней. Эдвард не знает, что мы взломали его телефон и скачали всё на свою флешку. Оставим это пока между нами и дождёмся нужного момента, чтобы воспользоваться этой информацией. Хорошо?
Адалин поджимает губы, медленно кивая головой.
В прихожей снова хлопает дверь, звякают ключи, и Нику приходится отойти на шаг в сторону, чтобы проверить, что происходит. Он видит мелькнувший за дверью чёрный хвост и слышит тихое: «Дева!».
– Твой друг, кажется, вернулся, – уголки губ Ника вздрагивают, когда он снова поворачивает голову в сторону Ады. – Хотя вопрос в том, друг ли?
– Заткнись, – тихо шипит на него Ада, но не может сдержать слабой ответной улыбки.
– Кажется, теперь ты должна познакомить нас официально. Вчера был не подходящий вечер для новых знакомств. Да и я думаю, что мы ещё не раз пересечемся с… Как там его имя?
– Всё в порядке? – голова Ильи появляется в проёме двери.
Его волосы немного растрёпаны, а на кожаной куртке, которую он ещё не успел снять, виднеются осевшие капельки влаги. Стрелецкий немного растерян. Он скользит взглядом от Ника к Аде, которая медленно вытирает мокрые от слёз щёки. Первая мысль, которая проскакивает у него в голове – он сделал что-то не так. Но губы Ника растягиваются в доброжелательной улыбке.
– Всье отлично, – явный акцент проскакивают в речи Николаса, и он тут же нервно откашливается. – То есть… А-а-а…, – его беспомощный взгляд скользит по Аде.
– Всё. Без мягкости.
– Да-да. Кажется, мне не хватает языковой практики, – Ник нервно поправляет лацканы пиджака.
Илья внутренне выдыхает и переводит взгляд с Фейна на Адалин.
– Я… Сходил в магазин. Может быть, попьём чай? Или кофе? Мне как раз удалось вырвать от Ани парочку круассанов, которые испекла Ада, – Илья приоткрывает дверь, и с кухни слышится возмущённое:
– Неправда! Я сама их отдала!
– Конечно, я только с радостью. Да и кажется, нам нужно познакомиться, – Ник кивает, терпеливо дожидаясь, когда Стрелецкий скроется в прихожей, и тут же переводит лукавый взгляд на Аду. – Ты что, испекла ему круассаны? – шёпот рвётся с его губ, пока щёки Адалин медленно краснеют. – Ну теперь нам точно надо знакомиться, ты же понимаешь.
– Заткнись, – смущённо шепчет блондинка, поспешно отворачиваясь от друга.
А Николас лишь смеётся, покрепче обхватив плечи Ады и толкает её в сторону выхода из комнаты.
– Ну уж нет, принцесса Ада. Мне нужны теперь подробности. Все, и как можно больше.
Глава 21
Июль, 2012 год
Париж, Франция
У Адалин тихая скорбь. Она уже не рыдает, не бьётся в истерике, не лезет на стену. Тихая, безмолвная – в таком состоянии она пугает своих друзей больше всего. С лицом неживым, как у куклы, она встаёт по утрам, завтракает, одевается и едет с отцом по делам. Ада тенью сидит на всех собраниях и мероприятиях. Она словно перестала существовать. Исчезла. Пропала. Оказалась стёрта из этого мира. Ада не читает книг, не веселится с друзьями и даже не готовит на бабушкиной кухне. Без Дафны ей не хочется ничего.
Адалин не наслаждается вкусной едой – для неё всё на вкус напоминает если не пыль, то что-то отвратительно пресное. Даже по собственному дому Ада передвигается, словно неприкаянный призрак. Лишь когда чувство голода начинает одолевать её желудок болью, она поднимается с постели, спускается на первый этаж и лениво плетётся в сторону кухни. Ест то, что попадается на глаза – яблоко, банан или болгарский перец, потому что готовить совершенно не хочется, как и просить кого-нибудь сделать это за неё. За прошедший месяц она осунулась в лице, похудела так сильно, что забеспокоилась даже мать. Ада побледнела и уже перестала походить на ту «принцессу Аду», о которой говорили в школе или писали в газетах. Не было в ней ни лоска, ни величия, ни аристократической стати. Лишь глубокие тени под глазами, обескровленные губы и ломкие светлые волосы.
Адалин переживает смерть Дафны тихо, но каждый день даётся ей с трудом.
Лёжа в постели без возможности уснуть, она часто прокручивает в голове, что привело к такому исходу. Где Адалин оступилась, где ошиблась, где вовремя не среагировала – в конце концов, что такого довело Дафну до самоубийства.
Адалин всегда вспоминает её лучистой и радостной. Да, бывали моменты, когда Дафна злилась или грустила, когда у неё не было настроения, но никогда это даже не приближалось к той грани, которую Адалин видела в ту ночь. Она закрывает глаза и видит лицо Дафны так чётко, словно ей не мешает дождь и собственный испуг. Отчаяние, потерянность, одиночество – Ада видит только это. И самым ужасным является то, что в её глазах нет страха. Словно она не боится смерти, высоты под собой и ледяной воды Сены.
Причина такого её поведения должна была существовать. Не могла Дафна в один день принять такое решение так просто – по крайней мере, Адалин хочется в это верить. У неё ведь были такие планы! О стольком она мечтала и рассказывала Аде! Неужели Дафна решила лишить себя всего этого? Оборвать свою жизнь из-за мимолётной прихоти или «плохого настроения»? Нет, Ада уверена, что причина была; и причина эта, возможно, слишком ужасная.
Адалин замирает где-то посередине лестницы, ведущей на первый этаж. Сейчас слишком поздно, но в холле всё ещё горят светильники – на счастье Ады, ведь именно этот свет хорошо освещает гладкие ступени. Задумчивый взгляд Адалин скользит по высокому потолку, по белым стенам, замирает на слабом свечении лампочек. После всего случившегося Адалин видит мир в приглушённых серых красках, а контуры предметов расплываются перед глазами, становятся нечёткими, ускользающими. Дафна так часто бывала у них дома, что всё вокруг напоминает о ней до сих пор.
Холл, через который Дафна проходила и восхищённо выдыхала, запрокидывая голову, чтобы получше рассмотреть шикарную люстру и потолочную лепнину или собранный в сложный рисунок паркет. Она так легко удивлялась, поражалась и восхищалась, что это почти всегда умиляло Аду. Дафна бродила по её дому, словно по музею, раз за разом оставляя за собой «след». Адалин заходила в гостиную, вспоминая, как здесь на диване они с Дафной играли в УНО. Столовая напоминала ей о весёлых послеобеденных посиделках, когда они делали очередной школьный домашний проект. Кухня, естественно, хранила в себе больше всего воспоминаний. Они всегда собирались тут вчетвером. Громко что-то обсуждали, располагались на стульях, устраивали настоящие кулинарные поединки. Тут всегда было шумно, а теперь…
Тишина давит на уши, когда Ада дёргает на себя ручку холодильника, чтобы достать себе яблоко. Так непривычно пусто и холодно, что в горле тут же встаёт ком. Адалин откусывает от яблока кусок, но глотает с трудом, упираясь ладонью в гладкое покрытие стола. Она не плачет, нет. Скользит взглядом вокруг, вспоминая, как всё начиналось. Как здесь зародилась их дружба, как она укреплялась. Адалин прикрывает глаза, пытается абстрагироваться, но каждый раз образ Дафны следует за ней по пятам. С её смехом, голосом, любопытством и улыбкой, её блеском глаз и рыжиной волос.