Адалин никогда не отрицала своей привязанности к роскоши. Она выросла, резвясь на аккуратно подстриженных лужайках, читая уникальные книги в дорогих переплётах из огромной библиотеки их дома, залезая с ногами на антикварную мебель… Ада ходила на вечеринки, посещала приёмы, присутствовала на собраниях – всё её окружение состояло из таких же, как она, деток богатых родителей. Но несмотря на избалованность, она знала, благодаря чему увеличиваются цифры на банковском счёте. Энтони безжалостно таскал её с самого детства на работу, она присутствовала при обсуждении контрактов и заключении сделок. Он воспитывал её, как свою замену, но просчитался.
Может быть, Адалин так никогда и не поняла бы всего хитроумного плана, так и оставалась бы безвольной пешкой в игре отца, если бы не Дафна.
Если бы он не убил Дафну.
Теперь, как ей казалось, она видела всё.
Все эти благотворительные вечера не созданы для того, чтобы помогать бедным и больным. Это фарс! Нужно было привлечь внимание, показать свою лживую добродетель, замолить грехи. Глядя на людей, которые чинно гуляют из зала в зал, разговаривая с ними, Адалин чётко осознаёт это. Всю свою жизнь она жила в этой липкой лжи. Окружающие её богатенькие детки, лебезящие и улыбающиеся так фальшиво, что у Ады мышцы лица сводит судорогой. Деньги, которые тяжёлым грузом висят на счетах. Работа, которая не приносит удовольствия, а лишь напоминает ей о том, что вся её жизнь будет такой всегда. И ни вечеринки с примами, ни новенькие туфли не сделают её счастливее.
Отец, которого она теперь могла называть только по имени, превратился в самого страшного подкроватного монстра, нападения которого ждёшь в любой момент. А брат-близнец…
Вызывал теперь только ненависть и стал самым заклятым врагом.
И самое страшное, что это не сон. Это – её реальность.
Адалин смотрит на брата, который щурится, довольно улыбается. А руки у неё чешутся, чтобы врезать ему по лицу и смазать эту раздражающую улыбку. Адалин приходится стиснуть пальцы, лишь бы не наброситься на Эдварда.
– О! У тебя появились новые друзья, Принцесса Ада, – в его усмешке сквозит что-то настолько кровожадное, что у Адалин всё замерзает внутри.
– Говори по-русски, – холодно отвечает она, выпрямляясь и поднимая.
Эдвард – хищник. Повернись к нему спиной, покажи свою слабость, и он тут же накинется на тебя и одержит победу. И Адалин благодарна Стрелецкому, что тот чувствует всё без лишних слов. Его дружелюбие и нежность мгновенно испарились, серые глаза метали молнии. Илья выпрямляется и сразу замечает, что он выше Эдварда на полголовы.
– Тебе поговорить не с кем? Я уж точно не буду обсуждать с тобой последние новости, – произносит нахмурившись Адалин.
Она чувствует, что сейчас набросится на него. Прибьёт. И не важно, что тут полный зал инвесторов и богатых ублюдков. Не важно, что все будут смотреть, она просто накинется на него и задушит.
И тут она замечает мягкое прикосновение к запястью. Чьи-то пальцы скользят ниже, к пальцам Ады, которые так сильно сжались в кулаки, что ногти впились в ладонь, оставляя багровые следы. От прикосновения Ильи Адалин едва заметно вздрагивает. Касания Ильи успокаивают её, заставляют разжать руку и забыть, что она только что прикидывала, как ей убить родного брата.
– О нет, сестрёнка, – Эд прищуривается. – Если бы хотел поговорить о чём-нибудь глупом, я бы нашёл кого-нибудь поумнее тебя. Куда интереснее познакомиться с твоим… другом, – его взгляд переходит с Адалин на Илью, который всё ещё стоит впереди и загораживает Аду собой. – Значит, Илья Стрелецкий… – задумчиво растягивая слова произносит Эд.
– Тебя никогда не касались мои друзья, – почти рычит Адалин, из-за чего ей приходится понизить голос, чтобы не привлечь лишнего внимания. – Или тебе напомнить, чем закончилось твоё последнее общение с моими друзьями?
Эдвард прицокивает языком, и вальяжно засовывает руки в карманы брюк.
– Ну, Ада. Сразу вспоминаешь всё самое плохое, – он качает головой, словно журит Адалин за излишнюю эмоциональность. – Выставляешь меня в дурном свете перед своим другом. А! Где же твоя беленькая подружка? Постоянно забываю её имя. Подожди-подожди, я сам вспомню, – Эдвард морщится, щёлкая пальцами в воздухе, словно и правда пытаясь вспомнить. – Ммм, Еня? Ева? А… Женя! Точно. Она же в этом городе живёт, верно?
Ада сжимается. Она терпеть не может эти игры «я побешу тебя, чтобы чувствовать себя победителем хотя бы здесь».
– А у тебя как с друзьями, Эдвард? Всё такая же текучка? – Адалин приподнимает брови, словно интересуется этим искренне и без подлого подтекста.
Когда дело касается её брата, вопрос морали и этики отпадает. Как и он, она знает его слабые стороны, и, если он переходит границы дозволенного в разговорах, то и она с лёгкостью может нажать на его больную мозоль, ничуть не беспокоясь о чувствах брата.
Приветливое лицо симпатичного юноши тут же словно трескается, и из-под маски любезности показывается болезненная гримаса. Глаза вспыхивают недобрым огнём, в заострившихся чертах лица проступает жестокость.
– Твоё счастье, сестрёнка, что тут достаточно людей… – угрожающе шепчет он ей, переходя на французский.
– Да что ты говоришь?
За спиной Эдварда трость глухо стучит о паркет. Он страдальчески закатывает глаза и оборачивается. В отличие от Адалин, Эд ненавидит бабушку Женевьеву – считает её старой моралисткой, которая только и может, что журить его за плохое поведение. Эдвард утичво произносит «Bonsoir, grand-mere» [фр. «добрый вечер, бабушка»], одёргивает костюм и спешит скрыться среди прогуливающихся людей. Адалин наконец выдыхает, немного прислоняясь к плечу Стрелецкого.
– Умеет же этот засранец испортить такой чудесный вечер! – произносит Женевьева по-французски, тяжело опираясь на кованый набалдашник своей трости, – Велия, дорогая! Кажется, ты меня ещё не знакомила с этим симпатичным молодым человеком. – она кивает на Илью.
Илья пытается улыбнуться как можно дружелюбнее, медленно переводя взгляд на Адалин и словно прося у неё помощи. Он ни черта не понимал. В школе он изучал английский, но и тот он знал недостаточно хорошо, чтобы свободно разговаривать на нём. Что уж говорить о французском…
– Это… – Ада откашливается, переводя взгляд с Женевьевы на Илью. – Это моя бабушка. Женевьева Адриана Вуд. Та, с которой ты боялся знакомиться. Помнишь, я рассказывала о том, что мечтаю свалить из Франции и открыть пекарню с французскими десертами? Вот сбежать я хотела с ней, – губы Адалин приподнимаются в тёплой улыбке. – Вабушка, это Илья Стрелецкий. Мой новый друг из Санкт-Петербурга. Он знакомый Жени.
Женевьева улыбается и чуть склоняет голову. Она сдержанна и элегантна, как и подобает представителям аристократии. Её карие глаза прищуриваются, когда она ловит внучку на слове «друг».
– Кажется, тебе, дорогая Велия, придётся побыть языковым мостом между нами. Пусть твой новый друг возьмёт меня под руку с одной стороны, а ты иди с другой. Прогуляемся, – хитрая улыбка скользит по губам Женевьевы. Она отрывает руку от трости и тянется к Илье, но тот, кажется, теряется ещё сильнее, ведь Женевьева говорит по-французски.
– Бабушка попросила, чтобы ты взял её под руку, – тихо шепчет Ада, легко подталкивая Илью в спину. – Видишь, а ты боялся. Ты ещё не произнёс ни слова, а она уже разрешает тебе прогуляться с ней. В любом случае, не переживай. Она не кусается… Почти.
Стрелецкий нервно откашливается и подставляет старушке локоть.
– А это хороший знак? – спрашивает он Аду вполголоса.
– Ты даже не представляешь, насколько, – в ответ она не может сдержать тихого смешка, останавливается по другую сторону от Женевьевы и забирает бабушкину трость.
– Я прошу прощения, что помешала вам, – бабуля улыбается, чуть склоняясь к Илье, словно говоря ему что-то сверхсекретное, но на самом деле эти слова предназначены Адалин. – Пусть твой друг сделает вид, что я разговариваю с ним. Мне нужно сообщить тебе кое-что важное.
Адалин сначала непонимающе щурится, но, когда взгляд Женевьевы становится чуть строже, согласно кивает.
– Нам нужно, чтобы ты сделал вид, что она разговаривает с тобой. Бабушка хочет сказать мне что-то важное, – тихо шепчет она Илье и, переходя на французский, обращается к бабушке. – Говори…
– Хорошая новость состоит в том, что бумаги на твоё наследство готовы. Остались детали в качестве подписей с двух сторон. Плохая новость… – Женевьева поджимает губы. – Твой отец уволил Томаса. Он узнал о том, что мы сделали. И боюсь, что он может начать шантажировать тебя. Насколько я знаю, Томас смог убедить его в том, что ты не была замешана в этом деле, и что это была исключительно его инициатива. Я смогла выловить Женю, и передала ей все бумаги, чтобы сейчас ты не вызывала никаких подозрений. Улыбайся, Велия.
Улыбка дрожит. Уголки губ опускаются. Всё внутри болезненно сжимается от одной мысли, что отец всё знает. Он уволил Томаса – своего родного брата. И всё из-за того, что они посмели провернуть это дело с наследством. Только потому, что Томас хотел спасти Адалин из лап Энтони.
– Пусть твой друг расскажет, чем он занимается. Слишком много внимания, – быстро шепчет Женевьева.
Адалин слегка вздрагивает, медленно сглатывает и шёпотом просит Илью рассказать о себе. И он начинает рассказ, говоря достаточно медленно, чтобы Адалин могла перевести. Но мысли её заняты другим: она не может перестать думать о том, что Энтони знает всё, и это мероприятие – чёртова ловушка. Что в его воле сейчас натянуть поводок. Угрожать ей или её друзьям.
– Николас предупредил меня, что у вас есть весомые доказательства вины твоего отца, – улыбаясь, протягивает Женевьева, пока Адалин тихонько переводит ей слова Ильи. – Я боюсь, что твой отец не просто так пригласил тебя сюда. Да ещё и разрешил привести твоих замечательных друзей. Я боюсь за тебя, Велия. Но ты не должна бояться давать ему отпор. Сейчас твой отец сам боится тебя, зная, что тебе может отойти почти половина акций, и ты можешь сама себе стать хозяйкой, –